Глава 12 (1/2)
— Я тако-ой пухлянский, как тыблачко на небе! Я тако-ой пухлятский, как горочка за речкой! Весь такой теплыщий, как искорка в огне! — пропел Лаимм, напрочь перепутав все слова в песне про айсберг. Или это он специально? Скорее всего, так и есть…
Хестан за своим любимкой следил большими глазами. В кабинете опять не сиделось. И на кой хер там прятаться, если в спальне вон какие представления с песнями и плясками, акробатическими пируэтами и танцами безумца, дьявольским смехом и мышиным пищанием? Во сколько всего любимый лесной эльфёнок умудрялся делать, пока украшал лес своих искусственных ёлочек.
— Тыц-тыц-тыц-тыц! — странно подёргав руками и поприседав, Лаимм не менее странно принялся дёргаться, точно конвульсии били. А потом отпрыгнул от большой ёлки на десяток шагов и припрыгал обратно. Помявшись возле дерева, Лаимм запрокинул голову и принялся рыдать. Потом шумно пошмыгал носом, замолчал и вылупился огромными глазами.
Хестан бесшумно выдохнул. Складывалось впечатление, что если он сейчас хоть слово пикнет, то счастливый сияющий Пирожочек напугается. И апкакиится…
— Ни-ти-во-я-ни-ха-тю! — пропел Лаимм и со вселенской любовью во взгляде повернулся к пырящему на него мужу. — Тьпоньк! — сияя солнышком, он притопал к кровати, смешливо переваливаясь, забрался на неё и сосиской перекатился под бок мужа. — Кисюничка!
— Что, Пиражуничка? — Хестан озадачено приподнял левую бровь, а любимка смотрел-смотрел, смотрел-смотрел да как пустит два ручья слёзок. — Ты чего?! — испуганно вскрикнул Хестан, отодвигая ноутбук и обнимая всхлипнувшего любимку.
— Поплакить закателось, — невинно потупившись, Лаимм потыкал указательными пальчиками друг в друга.
Хестан неразборчиво выругался. А затем куснул эльфёнка за щёчку. А тот довольный, пыхтит громко, чего-то под нос себе муркает. А потом как сядет резко, что у демона чуть сердце от непоняток не замерло. И сидит себе, ступнями шевелит да хихикает. Громко так. Истерично. Потешно хрюкнув, Лаимм подполз к краю кровати и поставил на пол ножки. Сидел он так сидел, сидел-сидел, никто его не трогал, а он как брякнется на пол…
— Лаимм?! — ещё более испуганно заорал Хестан, и его с кровати как ветром сдуло. — Тебе плохо?! Где болит?!
— Пока нигде! — заговорщическим шёпотом отозвался Лаимм. А сам сияет солнышком. На мужа своего большими влюблёнными глазами таращится.
— Ты меня до инфаркта доведёшь! — Хестан еле сдержался, чтобы не начать материться. Подхватив Пиражуню на руки, он перетащил его обратно на кровать, где закатал в блинчик, что только мордочка видна. И сам улёгся сбоку, прижав его ручищей, а то у любимки определённо появилось желание покататься.
Хестан всё пытался собраться с мыслями, найти в себе волю и стойкость, чтобы принять на себя град чудачеств от любимого эльфёнка. Он и так-то через меру эмоционален, а теперь накстроение скачет как горный козёл по скалам. Вон, пока наряжал, успел и поплакать, и песни попеть, и потанцевать, и поругаться… и всё это далеко не по одному разу.
— А! — крикнул Лаимм и, хихикая, накрыл рот руками. А потом как выдаст. — Сяс бливану!
— Пиражунь, ты в порядке? — с нотками отчаяния в голосе спросил Хестан.
— Неть! — честно сознался Лаимм, сияя солнышком.
Внимание парней привлекло падение чего-то. Вроде не так громко, но всё же слышно.
— Тё тако?! Тако тё?! Хто-та упал! Кися, пошли посмотрим!
— Если не убило — добьём?
— Ты тиво — дурачок?
— Сам ты дуралей, — проворчал Хестан, помогая ржущему любимке выбраться из одеяла. А ведь так старательно закатывал! Эльфёнка в блинчик. Даже мысль возникла: а если эльфёнка в асфальт закатать, он выберется? Хестан с любопытством глянул на громко ржущего супружика. И с чего бы веселиться? А он всё хохочет и хохочет. Маленький сумасшедший пухлопопик.
— Я убижаль! — сквозь смех выдавил Лаимм и со всего маху врезался в дверь.
— Пиражунь?! — Хестан вмиг слетел с кровати и оказался возле хнычущего любимки.
— Глазик бобока! — еле слышно выдавил Лаимм. — Кися! — обернувшись, он потыкал пальчиком в щёчку. — Погляди, глазик на месте?!
— На месте, — со вздохом выдавил Хестан, чувствуя, как задёргалось правое нижнее веко. Любимка определённо выводит его больше, чем когда бы то ни было.
— Сё тады!
Хестан еле успел дверь открыть, прежде чем супружик быстро-быстро усеменил в сторону шума, хотя теперь стояла относительная тишина. Вспоминая свои предыдущие отношения, Хестан всё больше — уже на самом деле давно — склонялся к тому, что такого никогда не происходило. Все бывшие от начала и до конца периода плодоношения были нервными, злыми, истеричными, характер менялся в худшую сторону, они ничего не делали и только требовали. Лаимм же был их прямой противоположностью: активный, солнечный, всё никак не прекратит на кухне плошками брякать. Любимка мог за минуту и посмеяться, и поплакать, и поистерить, но всё как-то относительно безопасно. Главное не встать между эльфёнком и его ёлочками. А чего стоили эти его странно переделанные песни? Которые он упрямо называет «пестни». С ним, как ни крути, не соскучиться.
— Тё случылас?! — заорал Лаимм, резко распахивая дверь в комнату младшего сына.
От такой неожиданности стоящий на высокой стремянке Маркус чуть вниз не слетел. Кристан только подпрыгнул с испугу и замер, прижимая к груди спутанный комочек из бус. На эльфёнка они уставились широко распахнутыми глазами.
— Тиво упало? — спросил Лаимм, проходя глубже. — А тиво это ты делаешь? — он с подозрением посмотрел на шуруповёрт в руках истинного.
— Петли прилаживаю, — кашлянул Маркус. Он реально испугался, что грохнется вниз и обязательно сломает себе что-нибудь. Уж слишком неожиданным торнадо был местный лесной эльф.
— А что грохнулось-то? — спросил Хестан, оглядывая комнату и подмечая творческий беспорядок: везде валялись игрушки, начатые бусы, упаковки с бисером, ещё не прибранные коробки из-под ёлок и много всего подобного.
— Стремянка, — отозвался Маркус, прикрутив еле заметную петлю из полупрозрачного материала к потолку. Оглядев её со всех сторон, убедился, что прицеплено нормально, и быстро спустился вниз.
Лаимм на странное убранство потолка таращился идеально круглыми огромными глазищами. Как наяву он представил, что цепляет за них шарик на мишуринке или протягивает от одной к другой гирлянды, украшая потолок всё больше. В таком же ключе думал и сияющий розовыми глазами Кристан. Маркус специально за такими приспособлениями в магазин ездил. Убил несколько часов на поиски. Новое жильё портить чем-то не тем он не мог. Всё-таки не вкладывался, будет забавно, если он его подпортит. А тут всё цивильно. Петли практически сливались с потолком, если не всматриваться, их и не видно.
— Кися! — шепнул Лаимм, подёргав того за полы футболки. — А я тоже так хочу! — он потыкал пальчиком в потолок и сделал невинный вид.
— И почему я не удивлён? — вздохнул Хестан, рассматривая приспособления, коих десятка два на потолке появилось. Младший сын определённо был обделён скромностью и решил завешать всё имеющееся пространство.
— Надо у Манюни всё конфисковать и к нам! — Лаимм воинственно сжал кулачки, точно собрался отбирать стремянку с боем.
— Зачем оно нам? — не понял Хестан, смотря, как Маркус переходит на другое место, куда указал Кристан, и снова начинает сверлить потолок. — У меня же крылья есть.
— Кися, — с тяжким-тяжким вздохом выдавил Лаимм. — Ты не умеешь пользоваться шуруповёртиком.
В комнате повисла тишина. Маркус старательно делал вид, что ему не смешно. Он чувствовал, как демон на него пырил. С недовольством. И желанием дать подзатыльник.
— Манюничка, ты как закончишь, приходи к нам! — из коридора завопил Лаимм и посеменил в сторону кухни. — Пойду кексики лепить! Кто со мной?! — на его вопрос звонким лаем отозвался примчавшийся Лёд. — Вот кто со мной!
— Как скажешь, — посмеиваясь сказал Маркус.
— Я тоже пошёл кексы стряпать! — всполошился Кристан, скидывая бусы на кровать и вихрем убегая следом.
— А как же то, чем я занят?! — возопил Маркус, оборачиваясь.