Мусорный король (2/2)

- Чего тут у тебя, птенец? – тот, что с маской, ласково потрепал мальчика за капюшон, обыскивая взглядом стоящего напротив Олега. Будто пытаясь выцепить из памяти то, откуда вдруг его знает. Что-то подсказывало, что знакомство будет не из приятных – а Олег всегда доверял внутренней чуйке. Она никогда не подводила. Смотришь на них, вроде спокойных и ласковых к пацану, а сердце ноет – жди беды. Голос звонкий, но окрашенный возрастной хрипотцой, где-то лет сорок, наверное. Прячется за ним, не показывается, выжидает и впрямь как хищник из сумрачной тени. Тревога нарастала, - Это кто такой, друг твой? И собака вон какая, бойцовая поди?

- Нет. – покачал Олег головой, честно стараясь звучать деликатно. Протянул руку для знакомства, в рукопожатии отозвалась ржавчина, шероховатость, усталость и скопленная годами сила. Не стоит недооценивать, точно, - На бойцовую не учил. Олег. Рад познакомиться.

- Сполох, это Олег Палыч, друг мой хороший. Он тоже их всех ненавидит. – восторженно и взволнованно защебетал Лёша, и правда на их фоне выглядящий птенцом, не больше. Было в этом что-то пугающее, но что? В голове отозвалось страшным, потусторонним голосом их эфемерного предводителя, что шептал на ухо посреди чёрного леса – ты ведь тоже их ненавидишь. Всех, кто имеет сучью смелость говорить такое людям в лицо. Олег стряхнул с себя видение, запоминая для себя странное прозвище. Сполох. Так зовут парня в берете. Да и потом, как приятно оказалось слышать от Лёши, нелегко доверяющего, слово «друг» в свой адрес. Польстило будто бы, по голове погладило, - Олег Палыч, а это мои друзья. У нас нет пока названия, но мы поддерживаем Чумного Доктора официально, представляете? Оказывается, таких очень много по всему городу. Скоро маски делать будут, вот такие. У нас есть свои люди в нескольких СМИ и вообще, мы может столько сказать!

- Зря ты ему лечишь, птенец. – вдруг снова заговорил Сполох. Хищный, птичий взгляд буравил Олега, грозясь протереть дыру, а что-то внутри говорило – вспомнил. Узнал. Где-то наверняка видел и имеет что сказать. Улыбка, растянувшаяся на лице издевательски, буквально истекала презрением и задавленным долгие годы гневом. Чужие пальцы на руке вдруг сжались ещё крепче, сдавив до хруста, будто в жажде сломать, - Не бойцовая псина, говоришь? А надо бы научить. Может, хоть защитить тебя сможет, когда щепки полетят. Ты, птенец, не распинайся. Это такая же гниль, как и та, что на сцене, у него просто маска покрасивше. Он тебя, как черёд настанет, проглотит и не заметит. Буржуй забугорный, ещё и пидор наверняка. Холёный, а внутри то же дерьмо, что и в остальных. Я о нём читал. Такой же. Паразит.

«За плечо его обнял. Втирается, влезает в доверие. Плохо, очень плохо. Разузнать бы чего про этого Сполоха, кто такой, да откуда. Соболь. Тихо, не рычи. Не рычи, хороший. Сейчас ругаться не будем. Не при людях и тем более не при Лёше. Придумаем, как разобраться. Мне тоже втащить хочется, мальчик, мне тоже. Не рычи. Нет»

- И что же ты там читал такое, Сполох, что со мной поделиться не хочешь? – Олег сам, надо сказать, удивился, услышав свой голос со стороны. Слишком спокойный, будто бы и не задетый ничем, осторожный и уверенный, хотя на деле кровь принялась закипать практически сразу. Сволочь, не знающая о нём ничего, кроме слухов в Интернете, дала себе право судить, да ещё и срать в голову ребёнку, который сейчас впитает что угодно, - Разве это вежливо, а? При человеке говорить так, будто его здесь нет. Мама тебя не научила?

- А ты мать мою не знаешь. – усмехнулся в ответ, метнув дикий, злобный взгляд, окутанный алым туманом. Отпустил руку, прекратив давить, отступил из притворной, грязной вежливости на шаг назад, а за собой и Лёшу потянул ненавязчивым движением, - При человеке мне может и было бы стыдно. Но не перед тобой. Как поётся – заржавело твоё золото. Скоро все посыплетесь. За всеми вами явится если не Чумной Доктор, то мы – его руки, глаза и уши. И тебя не защитит не твоя псина, ни твои деньги, ни даже твои пушки. Будешь знать, падаль, как из страны соки пить.

- Подожди, Сполох, - уверенно, но встревоженно, будто получив совсем не тот эффект от знакомства, какой хотелось бы, Лёша окликнул командира, заставляя того обернуться и переключить внимание, - Олег Палыч, он не такой человек. Не говори так. Он когда девяностые были, в моём детском доме рос, и знает, как люди живут. Он не такой. Ему не плевать.

- Эх, птенец. Поживи с моё, и поймёшь, что ничего это не значит. Если рос в нищете – не значит, что не станешь сволочью, как получишь деньги. Снежную помнишь? Которую на ферме казнили. Вот то-то же. Меньше перед ними уши расставляй, а то как бы лапши не навешали. Пошли, птенец. Нам пора. Сегодня общий сбор, подброшу тебя.

«Даже не удосужился объяснить, просто прикрылся красивыми словами. Интересно, нравится ли Чумному Доктору эта самопровозглашённая армия? Плевать, надо подумать, как Лёшу сберечь, чтобы ему на уши не присели. Отлично знает, сука, как лапшу вешать, какими словами говорить и к чему апеллировать. Чую, встретимся ещё. Тварь такая. Не понимает, а смуту сеет. Будто мало»

- Ох, Господи, Олег, вы меня напугали до смерти. – Наталья Зильченко походила на курочку-наседку, увеличившуюся для защиты своей семьи в четыре раза за счёт перьев. Мужа её в машине не было, похоже, что он уехал на личном авто по другим делам, сбежав от возмущённой толпы и бросив той на растерзание полицию. А на заднем сидении, прячась за тонировкой и игнорируя всё вокруг, болтался маленький Макар, не умея оторвать руки от крошечного, будто игрушечного, щенка корги. Купили-таки, промелькнуло в голове, купили подарок. Щенок податливо пищал в ответ на прикосновения, всем интересовался и оставил своё тепло на заветном предмете одежды. Похожий на крошечное пушистое печенье, он приковывал к себе взгляд намертво, - Пожалуйста, берите скорее своё пальто и идите с Богом. Мне приятно вас видеть, но мы торопимся.

- Сил вам, честно говоря, после таких высказываний. Может, оно и хорошо, что вы завтра улетаете. Переждёте в Турции весь этот бардак, развеяться сможете. – Олег честно старался быть с ними ласковым. В конце концов, с остальной семьёй Зильченко его связывало только хорошее. Да и в целом, судя по настроению, от бездарно брошенных слов мужа Наталья была готова сгореть со стыда, - А тебя, Макар, с днём рождения. Хороший пёс у тебя. Ты его обязательно воспитывай, корги – они умные, как овчарки в маленьком теле. Будет верный друг тебе.

- Спасибо! – простенько развёл руками мальчик, бережно вытаскивая пальто из-под маленького собачьего комочка персикового цвета, - Не разбалую. Хочу как у вас собаку, чтобы умная была.

Пальто привычно скользнуло в руки, заботливой рукой выстиранное и пахнущее далеко не страшным человеческим костром, а кондиционером с лавандой. На сердце стало вдруг потеплее. Суетливая мамочка тут же начала браниться с мужем по телефону, заводя автомобиль, а Макар, перенеся щенка к себе на колени, будто самое драгоценное сокровище, успел только лишь попрощаться прежде, чем стекло спрятало его от внешнего мира, - До свидания!

«До свидания, пацан. Хорошие вы двое всё-таки. Кажется, самолёт сегодня вечером, через несколько часов. Завтра на рассвете уже будут в Турции. Надеюсь, у пацана выйдет хороший праздник без их сумасшедшего отца. А нам с тобой, Соболь, пора отсюда подальше. Вот, видал, тебя в пример ставят маленьким щенкам, есть чем гордиться. До чего дошёл прогресс. Что, что такое, кто звонит? В этой толпе хрен чего услышишь. Номер незнакомый. Ну-ка»

- Олег? Олег, слышишь меня? – заветный голос приласкал уши, пускай и с чужого номера. Ему несвойственно. Прежде всего потому, что представить Серёжу, просящего у кого-то телефон на один звонок, было практически невозможно. Более того, чтобы он ещё и добровольно расстался со своим или не уследил за ним? Марго ведь всегда говорит, когда надо подзарядить. Слишком много странностей за один полёт мысли. Всё ли хорошо?

- Алло, Серёж? Чего звонишь? – впрочем, одна только мысль о разговоре с этой обаятельной рыжей головой, оставшейся дома наедине со змеиными строками кода, внушала спокойствие. Он даже соображать начинал лучше, как будто с лёгкой Серёжиной руки полочки в голове сами собой обретали порядок. Шум разгневанного народа как-то сам собой заглох на задворках сознания, а образ сам встал перед глазами. Сидит, прячется где-то там, в своей домашней мастерке, разогнул еле-еле спину и тянется в разные стороны, хрустя затекшим плечом. На лице сама собой вылезла бестолковая улыбка, - Что там за дела с твоей работой, баг нашёл?

- Да, да, нашёл, - а вот голос странный, не понравился. Обеспокоенный, почти испуганный, но, слава всему, не как в прошлый раз. Ещё бы, с самого пробуждения, прервавшись только на покушать, человек мучительно искал в коде причину того, почему в новом обновлении Марго по запросу «котята в костюме клубники» находила далеко не детёнышей кошки в искомом костюме, а какую-то страшную инди-игру с уклоном в агрессивную психоделику. Главная проблема, кажется, была решена, а что же теперь за повод волноваться? Впрочем, на этот бессловесный вопрос Серёжа поспешил ответить сам, - Слушай, такое дело, ты не мог бы ко мне приехать? Забрать меня отсюда. Не знаю, как это объяснить, но я не знаю, как тут оказался. Я на Мурманской трассе. Я бы и сам мог, не дёргая тебя, но дело в том, что с собой ни денег, ни карты нет. Даже телефона нет, а у меня к нему всё привязано, сам знаешь. Олег?

«Чего. Нет, подожди, чего? На шоссе, без телефона, денег и элементарной карточки, чтобы метро оплатить? Чудо Господне. Как с тобой такое произошло? Ты там вообще в порядке? Голос дрожит. Чёрт, это в какую сторону трасса на Мурманск? Блин, Серёж, ты думаешь, я помню? Ладно, Марго мне сейчас маршрут выстроит. Твою мать, твою мать, да что ж с тобой происходит, а. Почему меня такие выходки перестают удивлять от слова совсем? Маленький, не боись, это я мигом»

- Это как тебя угораздило без денег, без телефона оказаться на другом конце Питера? – Олег спросил по-доброму, удивление даже толком и не успело душу посетить. Строго говоря, присмотреться к странному состоянию Серёжи следовало бы ещё с первого такого провала в памяти. Пугающе это как-то, если больше не сказать. Да только не знал Олег ни как к этому подступиться, ни как объяснить. Самое главное сейчас – успокоить испуганную душу, которая, застряв без ничего на сырой шумной трассе, понятия не имеет, как и на чём добираться домой. Главное, как говорил классик, не паниковать, - Ладно, не отвечай. Потом поговорим. Я прямо сейчас вызываю машину и забираю тебя домой. Погоди, а откуда ты звонишь?

- Э, слышь! Мобилу назад давай, нехер столько болтать, ты всё шо надо высказал, так шо не нагорай мне тут! – ответ на вопрос в виде чьего-то незнакомого говора пришёлся вроде бы кстати, а вроде и поселив тревогу практически тут же. Кто там с ним? Ему не угрожает опасность?

- Да-да, спасибо, я сейчас! – торопливо затарахтел Серёжа в ответ, тут же сиюминутно возвращаясь к трубке. Голос изменился от спешки, понизился и даже чуть захрипел, - Меня просят вернуть телефон. Приезжай, пожалуйста. Тут, если честно, становится холодно.

Короткие гудки ознаменовали конец этого упавшего снегом на голову разговора. Захотелось аж по щеке себя шлёпнуть, настолько всё это было странно и неправильно. Но вместо этого пальцы уже торопливо нажимали заветные кнопки такси, а Марго заботливо выстраивала маршрут до Мурманского шоссе, где бы то ни находилось. Сердце оказалось не просто не на месте, а будто бы где-то под желудком от беспокойства. Скорее бы забрать. Увидеть его рядом в машине. Скорее.

В нужном участке стремительно промерзающего шоссе Олег оказался только спустя полчаса, ведь смутно говорящий по-русски таксист едва ли понимал, чего же от него хотят, доведя едва ли не до родной голландской матершины. И, надо сказать, когда к этому времени начало предательски темнеть, наткнуться взглядом на устало бредущую вдоль дороги любимую фигуру было сродни объятиям матери. На пересечении автомобильной магистрали и железнодорожных путей, среди огромного, нескончаемого бурого леса, Серёжа выглядел каким-то нестерпимо маленьким и одиноким. От ветра его безуспешно пыталась защитить всё та же мастерка родом прямиком из дома, на голове от сквозняков и мелкой мороси стояли какие-то сосульки, а заалевшее от холода лицо вдруг чуть ли не засветилось от радости – его нашли. Едва ли Олег помнил, как указал таксисту ждать, как велел Соболю сидеть в машине, и как сам, вырвавшись наружу, накрепко схватил его, родного, потерянного до страшного, в обе руки. Стиснул за спину, прижал, окатив теплом, укутал в изъятое будто специально пальто, да так, что один нос только торчал. Как спрятал в заботливом тёплом салоне, пропахшем водительской едой, как побелевшие пальцы принялись послушно оттаивать, а взгляд – проясняться. Серёжа много не рассказал. Только всё то же, что знать не знает, как оказался так далеко, аж за здоровенным «МЕГА-Дыбенко», посреди леса, совсем один и без ничего. Что телефон ему одолжил на позвонить случайный путевой обходчик, встретившийся волей везения, и он же объяснил, что это вообще за непроходимый лес, и где они находятся. В основном Разумовский прятался в утеплённом пальто, ласково гладил радостного встрече Соболя, да всё глаза отводил, будто стыдясь перед Олегом. За что? Предполагать не особенно хотелось, хотелось только греть его и больше никуда не отпускать. За окном постепенно сменился пейзаж, и чернеющая лесная чаща начала сменяться первыми городскими огоньками. Холод беспомощно бился в боковые стёкла, а водитель и вовсе поставил какую-то музыку. Даже повеселее стало. И уж точно на душе полегче. Наконец сумев поднять блестящие от тепла глаза, Серёжа уже увереннее улыбнулся, даже слегка лукаво, и вкрадчиво спросил.

- Олег. А нам ведь необязательно сразу домой? Может, по кофейку?

И отказывать ему теперь не было ни сил, ни смысла, ни желания.

Закончиться сегодняшний вечер пожелал в Летнем саду, где оказалось как-то на редкость немного людей. Чёрные бумажные стаканчики с надписями согревали руки, Соболь держался недалеко, с удовольствием бегая и тыкаясь любопытным носом везде. Насыщенный сырный кофе пропитывал Серёжу понемногу, разгоняя застывшую кровь, а сам он на глазах оживал, начиная наконец чуть подробнее щебетать о том, как же перепугался, осознав всё бедствие положения.

- Это даже думать страшно, Олег. Если бы не этот дядька, который обходчик, то вообще не знаю, что бы со мной было. Там вроде в нескольких километрах есть село, но разве ж я помню, в какую сторону? Ни указателей, ничего. Так даже в кино не бывает, - взмахнул свободной рукой, схватил по инерции газету из рук усталого промоутера. Дешёвая, кажется, даже не цветная, - Спасибо, что приехал. Если честно, думать страшно было о том, куда себя деть на ночь, если бы не вышло.

- Да ну как тебя понимать, Серёж. Всё бы вышло. Давай-ка выкинь это из головы. Слава Богу, ты согрелся, ты в городе, и скоро мы поедем домой. – Олег коротко присвистнул, подозвав собаку поближе, чтобы не приставал к умилённой паре пожилых туристов, - Но про сад ты здорово придумал. Я уже и не помню, как тут всё было. Вроде как тут перекрыто было.

- Ага. Они же только в нулевых проект по реставрации задумали, ты как раз уехал буквально в тот же год. А потом его Русский музей к рукам прибрал. А знаешь, что ещё в семидесятых планировалось его отреставрировать и сделать почти как прежде? Архитектор это называла, не поверишь, «садовые затеи», - Серёжа рассмеялся, остановившись у заглавного озера, где в такое время отчего-то до сих пор кружили по воде упитанные утки. Ох, ещё бы. Буквально каждый из потока туристов, как русских, так и не очень, так и норовил бросить кусочек чего-нибудь вредного, но такого вкусного. Последний глоток сырного кофе, предсказуемо уже совсем холодного от их бесконечной болтовни. Разумовский лёгким жестом, будто ничего сегодня и не случилось, бросил опустевший стаканчик в урну, опёрся спиной на металлическую оградку, прячась в чужом чёрном пальто с капюшоном, и раскрыл заботливо подсунутую газету, - Ну-ка, чем нас пресса удивит?

- Будет чего смешное – обязательно зачти, я тоже посмеюсь, – а Волков-Камаев, напротив, рассеял свой взгляд по прекрасному, чистому, обитаемому озеру. Толстенькие славные утки, побирающиеся голуби, ничуть не менее округлые, разве только изящные лебеди уже отправились ко сну в такой час. Он любил наблюдать, за животными, за птицами. За их размеренной со стороны, спокойной, особенной жизнью, лишённой множества людских перипетий. За тем, как скачут воробушки, за тем, как тонкая серая ворона ловко отнимает чужой хлеб. Едва тёплый кофе снова коснулся горла, обволакивая его сырной пенкой. То ли сладкое, то ли солёное, чёрт знает что, но вообще-то очень вкусно. Неспроста матушка всегда кладёт в свой кофе соль. Олег усмехнулся про себя и вновь перевёл взгляд на него, своего человека, ожидая снова услышать рассыпчатый серебряный смешок, вызванный какой-нибудь возмутительно глупой статейкой.

Вот только под бумажными листами спрятался совсем иной взгляд. Замерев буквально на глазах, будто неверяще перебирая строки раз за разом, Серёжа буквально секунду за секундой стремительно белел. Глаза торопливо бегали по одним и тем же строчкам, будто пытаясь убедить себя в том, что написанное там дерьмовыми, мажущимися от любого касания буковками – неправда. Дыхание тут же ускорилось, как по заказу, а сердце застучало так, что даже Олег, казалось, мог его услышать. Серёжа вдруг стиснул газету так крепко, что местами пальцы разорвали небрежную статейку о загнивающем Западе, и окаменело, однотонно, будто измученная бесконечной работой машина, прочёл вслух.

- «Мусорный король» снова собирает дань: доколе будем задыхаться? Сегодня стало известно о кончине Александра Александровича Еникеева, пенсионера, живущего неподалёку от скандально известной свалки, принадлежащей производству Филиппа Зильченко. По предварительным данным, Александр скончался от респираторной инфекции. Изуродованное пробравшимися в дом крысами, тело с трудом смогли опознать родные…

«Еникеев. Сан Саныч. Сторож наш, в «Радуге» работал два через два. Алмазный был дядька, добрый, мудрый, хоть и выпивал немного. Мы же с ним вот только в сторожке сериалы про ментов смотрели. У него ещё был патефон старенький, с пластинками. Это что же получается, чтобы он и от этой свалки? Сан Саныч? На самом деле? Чёрт, и правда. Вот он, на портрете. Это его военный портрет из Афгана ещё. Воевал ведь, отмучился своё, и так помирать? Да чтоб вам сдохнуть»

Несколько минут стояло молчание. Мёртвое, стеклянное, заморозившее в себе всё вокруг – и уток, и славных туристов, и чьих-то бегающих рядом детей, да что уж там, даже Соболя. Было тяжело пошевелиться. Серёжа вперился опустевшим, почти чёрным взглядом в бессмысленные сухие страницы, давящие из читателя сиюминутную слезу. Покачнулся вдруг, будто потеряв контроль на секунду, но, подхваченный руками Олега, устоял. Бумага вылетела из рук и отправилась прочь, схваченная свирепеющим ветром. Сквозняк засвистел, больно, брезгливо, завывая среди верхушек деревьев, срывая красные листья и плача о человеке. Тонкие Серёжины пальцы намертво вгрызлись в оградку пруда, дак так, что аж побелели костяшки. Не помня даже, что и сказать, Олег мог только положить руку ему на плечо, заставив вздрогнуть. Разумовский молчал. Отчаянно. Разбито молчал. Будто еле сдерживался от желания расцарапать себе душу. Пустой, бессловесный, мёртвый взгляд вдруг поднялся, вперившись в Олега, будто в пустое место, а только что звенящий серебром голос произнёс без тени хоть какой-то интонации. Будто машина, пытающаяся собрать свою программу по расколотым мелким кусочкам.

- А ведь раньше крысы, знаешь, чуму разносили. А мы-то и языки попридержать не можем.