Кусь! 0.7 (2/2)
– Ну что, хлопы. В поряде всё, сейчас рассчитаемся и до семнадцатого.
Нервы откровенно шалили. Не то чтобы это было незаконно. Это было, нахрен, полностью нелегально. Живые органы, пускай и из мёртвых доноров. За этим мы следили пристально. Цифра была с девятью нулями, и впереди стояла далеко не единичка. Я притоптывал.
Транш прошёл без проблем. На левый счёт, конечно, однако числящийся за реальной фирмой. Мандраж потихоньку стихал – не кинули. Пожав руки и распрощавшись с любезностями, мы вышли из офиса губернатора. Выдохнув и рассмеявшись, я обнял друга за плечи, потряс его. Чувства переполняли. Наконец-то! Мы богаты! Богаты! Теперь не нужно каждый день думать, где достать денег на долги, в которых мы по самую макушку. Дом отныне будет полностью моим, полностью! Отсосите, бюрократы!
Ему теперь не нужно будет пресмыкаться перед этими болванами в коллегии. «Рассмотрим поправки через цикл, когда обстановка по гражданке будет спокойнее». Козлы.
Он тогда сдержанно улыбнулся, похлопал меня по плечу. Предложил отметить. Конечно, я согласился. Конечно…
Утро застало нас у стройки, которая началась ещё, когда я был в старших классах. Оставалась одна ополовиненная бутылка дорогого пойла, шатало здорово. Спорили, кажется, о возможностях изменения политической ситуации в секторе. Я топил за революцию, он за решение деньгами и интригами. Как оказался на земле – не помню. Странная штука – память. О чем спорили помню, а как планета называлась и как я прозевал двух крепких мужиков на абсолютно пустой улице – нет.
Больно. Спина будто горит. Поясница – комок боли. Руки не слушаются. Ног не чувствую. Причину, по которой ему нужно было сделать всё не своими руками – я понял сильно позже.
– Ты хороший парень. Хороший и горячий. Только с виду ленивый увалень, но я-то знаю, кто ты.
Лучше бы ты молчал.
– Прощения просить не буду.
В голове мешанина: ненависть, боль, страх, обида. Дьявольски жгучая обида, по сравнению с которой боль от перебитого позвоночника – досадная неприятность.
– Я убью тебя, если выживу… – слова даются с трудом, их приходится выталкивать из себя с усилием, почти невозможно. Получается сиплый шёпот. Больно.
– Я знаю, – он усмехается, едва приподнимая уголки губ.
Нога в тяжёлом ботинке опускается на грудь. Не могу дышать. В черепе раздаётся отвратительный звон от удара мыском с железной вставкой. Не могу дышать. Слышу хруст. Рёбра. Не могу дышать. Перед глазами усмешка, окаймлённая чёрной пеленой. Не могу…