Часть 1 (1/1)

Увидеть Фредерика у двери своих апартаментов становится сюрпризом. Анатолий предполагал, что завтра все, принимавшие участие в шахматном состязании в Мерано, разъедутся кто куда, и больше никогда большинство из них уже не встретится. Но вот он, его главный соперник, умеет удивлять, и потому стоит здесь, усиленно изображая неправдоподобно доброжелательную улыбку, дежурную и лживую до омерзения. Требуется приложить усилие, чтобы сохранить вежливое спокойствие тогда, когда хочется поморщиться от наглого приторного тона американца в момент приветствия на издевательски ломанном русском. —?Зачем ты здесь? —?самостоятельно Анатолий переходит на более привычный гостю английский. —?Праздновал свое поражение и захотел поздравить коллегу с фееричной победой,?— одними губами улыбается Фредерик, сохраняя, впрочем, ледяной холод презрения в светлых глазах. Плечом намеренно врезается в хозяина комнаты, проходя без приглашения внутрь. Анатолий улавливает в этот момент перебивающий парфюм запах алкоголя. Отлично, он и так сегодня многое пережил, выдержав игру за звание мирового чемпиона и множество интервью с иностранными репортерами, терзавшими его на разных языках несколько часов подряд под назойливыми вспышками камер. И потому был твердо уверен, что заслуживает возможности вечером отдохнуть. Отчаянно хочется взять названного гостя за плечо и как можно скорее вышвырнуть за пределы номера, потому что прямо сейчас нет никаких сил снова иметь дело с истеричным американцем. Особенно когда тот на взводе из-за сегодняшнего поражения. Особенно когда тот пьян. —?Зачем ты пришел? —?повторяет вопрос Сергиевский. Трампер резко оборачивается, и Анатолию не нужно быть провидцем, чтобы понять, что сейчас начнется очередное шоу эмоциональной нестабильности, устроенное для него одного. —?Может, хотел поинтересоваться, что будет дальше делать тот, кто забрал у меня все? —?обжигает уже неприкрытой ненавистью американец. —?Это шахматы, Фредерик,?— вздыхает Анатолий, проглатывая поднимающееся раздражение. —?Всегда есть проигравшая сторона… —?Я о Флоренс,?— нетерпеливо перебивает Трампер, не дав закончить. И Сергиевскому приходится прикладывать усилия, чтобы вникнуть в торопливую речь на английском. —?Не думаю, что для тебя станет открытием, что мой секундант не хочет больше иметь со мной никаких дел. Бросила меня ради чемпиона мира. Сергиевский вовсе не удивлен этой новостью, для него это было очевидно, что между американским шахматистом и его секундантом все давно обречено, но надеялся в душе, что этой сцены выяснения отношений с Фредериком ему удастся избежать. Как минимум он не намерен молча принимать обвинения от этого парня. —?Почему ты думаешь, что дело в шахматах? Или во Флоренс? —?скептически вздергивает бровь русский в ответ на гневное признание. —?Или во мне? Поджатые губы и сузившиеся глаза выдают то, насколько Фредди тяжело себя сдерживать от попытки разбить сопернику лицо. Только кулаки стискивает угрожающе. —?Наивно веришь, я не знал, как мило вы обхаживали друг друга у меня за спиной? —?сквозь зубы цедит Трампер, впиваясь взглядом в лицо недруга. —?Конечно, пока у меня был шанс стать чемпионом, она оставалась рядом. Но после твоей победы выбрала себе шахматиста с лучшими перспективами. —?Ты зря считаешь, что дело только в этом,?— качает головой русский. И внутренне подбирается, готовый к чему угодно, когда Трампер подходит к нему ближе. —?Семь лет она была моим секундантом,?— словно не слыша собеседника, с тихой яростью в голосе говорит Фредди будто бы самому себе. И затем срывается на крик. —?А ты забрал у меня и ее, и победу! Несмотря на все попытки американца выглядеть нейтральным, Анатолий еще с порога предчувствовал, чем может закончиться эта ситуация помноженная на алкоголь в крови Фредерика, и потому успешно уворачивается от удара. После промаха Трампер дезориентировано моргает, вновь фокусируясь на объекте своей ненависти, и от второй атаки Сергиевскому так удачно увернуться не получается. Потому он больно ударяется лопатками о стену, откинутый к ней ударом. Фредерик очень быстрый и готов причинить боль тому, кто причинил боль ему, но алкоголь и разница в телосложении и росте не в его пользу становятся решающими факторами, когда Анатолий, не намеренный принимать удары, перехватывает его за запястье. Заломать пытается максимально осторожно, но злое сдавленное шипение Фредди от боли в неестественно вывернутой руке звучит почти приятно, когда с американца слетает вся его напускная спесь. —?Я убью тебя! —?рычит, ослепленный эмоциями, дергается, пытаясь освободиться. —?Убью тебя, гребанный русский! Долго так удерживать парня не получится, и Сергиевский отчаянно пытается придумать, что сделать, чтобы выбраться из этой ситуации живым и как можно более невредимым. Фредерик себя явно не контролирует, с этим нужно что-то сделать, и на ум приходит один простой вариант. Потому свободной рукой для надежности перехватывает его за воротник рубашки и силой тащит в сторону ванной, игнорируя рычание, маты и все угрозы расправы. Наверняка половина отеля слышит этот крик, когда поток ледяной воды обрушивается на отчаянно сопротивляющегося Фредди, но Анатолий для верности удерживает его под струей за шкирку еще некоторое время, пока попытки драться не иссякают окончательно. Фредерик в какой-то момент совсем перестает сопротивляться, и Анатолий пугается, что тот потерял сознание.

Как котенка встряхивает за мокрую ткань рубашки, к себе оборачивает, чтобы посмотреть в лицо и убедиться, что Трампер не отключился, хотя его взгляд кажется каким-то пустым и отсутствующим. Словно фарфоровая кукла с ненормально белой кожей и стеклянными глазами, Трампер даже не фокусируется на своем мучителе. Тогда Анатолий отпускает парня, выключает воду и выходит из ванной, оставляя американца приходить в себя в одиночестве. Долго ждать его не приходится, в гостиной Фредди появляется довольно скоро, заходит медленно, опираясь рукой о стену, а потом по ней же обессиленно сползает на пол. —?Истерика окончена? —?интересуется наблюдающий за ним Сергиевский. Больше Трампер не выглядит опасным, когда так сидит под стеночкой, мокрый и несчастный, как попавший под дождь щенок. Но он все еще кажется непредсказуемым и потому может быть потенциальной угрозой. —?Я так тебя ненавижу,?— тихим шелестом доносится со стороны Фредерика. Анатолий опирается спиной о балконную дверь и переводит взгляд на окно отеля, выходящее на долину, окруженную зеленеющими даже в подлунном свете хребтами невысоких гор. Там, за стеклом, царит полное умиротворение, скрашенное прекрасным пейзажем и мягкими характерами живущих здесь итальянцев. Тихая и спокойная жизнь в красивом месте, возможно, тут он смог бы быть счастлив безо всех тех терзаний, преследующих его из года в год. Откажись он от шахмат, смог ли бы он забыть те бесконечные эмоциональные качели, швыряющие его от эйфории победы до осознания, насколько же мало он может решать в своей жизни? А Фредерик, он смог бы найти умиротворение в таком существовании? Или без шоу и суматохи вокруг себя, американец уже не сможет? С интересом исследователя Сергиевский окидывает сидящую на полу фигуру. Сейчас Трампер совсем не тянет на того холеного гроссмейстера, с которым ему пришлось сражаться днем. Анатолий знает, что американец не намного младше него, но облепившая плечи мокрая белая рубашка и растрепанные длинные волосы, частично закрывающие лицо, совсем не придают недавнему сопернику лоску, и тот выглядит сильно более юным и уязвимым. Насколько же они чужеродны здесь?— мрачный русский и эксцентричный американец?— совершенно не вписываются среди умиротворения гор и водопадов Мерано, ставшим для них полем боя. Они принесли свою войну сюда. И из этого сражения победителем вышел он, Анатолий, став чемпионом мира и разрушив карьеру Трампера. Столько всего стояло на кону в этом городе, но финал противостояния двух наций уже известен. Фредерика заметно трясет от холода, и мокрые от ледяной воды рубашка и волосы высохнут явно не скоро. А парню еще в ночи добираться в свой отель. И Сергиевский не уверен, что чувствует при мысли, что, скорее всего, после такого американец заболеет. С одной стороны это более чем заслужено для него, а с другой?— почему-то совестно смотреть на то, как Фредди обнимает себя за плечи в попытке сохранить тепло и отчаянно пытается усмирить неконтролируемо стучащие зубы. Трампер смотрит на Анатолия сперва потерянно, а потом недоверчиво, когда ему на плечи опускается огромное полотенце. Но он то ли устал после эмоциональной вспышки, то ли действительно слишком замерз, но благосклонность русского принимает без сцен. —?Я буду просить политическое убежище в Америке,?— признается Анатолий, отойдя обратно к окну. Фредди кажется шокированным этим откровением, дергается, резко вскидывая на собеседника лицо, хочет спросить или возразить что-то, но только качает головой, прежде чем выдохнуть почти восхищенное: —?Боже, ты сошел с ума, русский. —?Не хочу быть марионеткой в государственной игре,?— сдержанно поясняет свое решение Сергиевский. —?Думаешь это возможно?— избавиться от их влияния? —?бросает искоса насмешливый взгляд Трампер и плотнее подтягивает к груди колени в желании согреться. —?Ты наивнее, чем кажешься. —?Не могу не попытаться, я устал быть инструментом,?— признается искренне и отворачивается вновь к умиротворяющему пейзажу за окном. За спиной слышится движение, Фредди поднимается на ноги, он может снова что-то предпринять, но Анатолий к нему даже не оборачивается. Почему-то теперь американец совсем не кажется угрозой. —?По эту сторону не лучше, поверь,?— усталый вздох раздается совсем рядом. Удивленный такой искренностью Анатолий все-таки смотрит на собеседника. Измотанный и спокойный он открывается совершенно другим человеком. Такая же жертва жестоких обстоятельств как и сам Анатолий. —?В своем увлечении шахматами мы оба взлетели слишком высоко, чтобы у нас был шанс на свободу или хороший исход. Сергиевский с недовольством отмечает, что не может сохранять невозмутимость в этой ситуации, слишком уж она личная, и слишком уж болезненную для обоих тему они затронули. Но американец возвращаться к трезвому рассудку явно не намерен, и шахматист даже сомневается, способен ли Трампер на эту самую холодность мысли. Судя по тем шоу, которые он регулярно устраивает перед репортерами, и недавней истерике, с контролем эмоций у парня явная беда. —?Все что мы можем?— это бесконечно гнаться за чем-то. Бежать, и бежать, и бежать, но стоит оступиться или не подчиниться?— нас тут же сожрут. Под воздействием чужого шквала чувств, русский и сам оказывается не в состоянии сохранять обычную сдержанность. Коварными крохотными ручейками эмоции и слова Фредди вливаются в голову, заполняют, и точат, точат, точат все те гранитные устои, за которые всю жизнь держится Анатолий. Фредди склоняет голову к плечу, изучая смятение собеседника до невежливого пристально. На его губах мелькает кривая ухмылка, когда он шагает ближе, отчаянно вцепляясь руками в лацканы черного пиджака Анатолия. —?Мы оба обречены.