Том 2. Глава 73. Сердце дракона (1/2)
Минхэ сидел рядом. Как и в горах, он приставил стул к кровати Нуски, но на этот раз не ученик слушал своего учителя, всё было наоборот.
Эти сны пришли Нуске после долгожданной встречи с Сином: перед походом на передовую, после того, как лекарь налетел на своего эрда подобно урагану. Видимо, поцеловав правителя, Нуска уже впитал достаточно энергии, чтобы увидеть эти сны.
Пока Нуска всё это рассказывал, он размахивал руками, часто бегал взглядом по комнате, а иногда и вовсе еле сдерживал слезу. Эти сны были как живые: они были ярче воспоминаний Нуски.
— Минхэ, я не понимаю. Разве один человек способен вынести всё это?
— Участь эрда тяжела, но и сам он — не обыкновенный сурии. Мы можем лишь поддерживать его на пути, который он избрал.
Но Нуска запротестовал:
— Он не избирал этот путь. Это — не его путь. Он не должен был становиться правителем и взваливать на себя проблемы страны.
Минхэ тоже казался удручённым, но только покачал головой.
— Ты прав, в тех снах фигурировал и я. Это я приходил в библиотеку к эрду и видел наброски первых Священных писаний. Но тогда я был так воодушевлён, что совершенно точно был уверен в кандидатуре Сина — я не мог думать ни о чём другом, кроме того, что он действительно лучший претендент на роль эрда. Моя страна оказалась практически разрушена из-за никудышной политики нашего царя. Кнон превратился в ещё одну неофициальную колонию Дарвеля. И я, сбежав в Скидан после Континентальной войны, боялся только одного — что Скидан может ждать та же участь.
Но Нуска стоял на своём:
— Любой другой мог играть роль эрда. Все наши регионы и так развиваются обособленно — эрд нужен лишь в военное время да на праздниках.
— Это хорошо, что ты понимаешь, что правитель не решает в своей стране всё. Но он подобен маяку, светочу, который ведёт свой народ через тернистый лес. И если правитель выберет не то направление, то и его подчиненные затеряются в лесу. На тот момент в Скидане был лишь один человек, способный вывести страну из густой чащи — и им был Син.
Нуска не хотел спорить. Тем более, что снаружи уже забрезжил рассвет. Лучи звезды, пробираясь через полупрозрачный тюль, уже осветили комнату.
— И всё же эта должность сделала эрда ещё несчастнее, — фыркнул Нуска, сложив на груди руки.
— Она и сделала его несчастнее, и одновременно подарила новый путь. Никто из нас не знает, что стало бы с Сином, избери он другую участь. Его страдания начались не с того, что он стал правителем Скидана — они начались куда раньше.
— Верно, — вдруг согласился Нуска и подался вперёд — вглядываясь в лицо своего учителя, он проговорил: — Я рассказал Вам почти всё, что знал. А теперь Ваша очередь рассказать, как убить Тиаму. Того единственного, кто виноват во всех бедах Скидана.
Минхэ некоторое время молчал. Несколько морщин пролегли между его бровей — кажется, он не планировал так скоро посвящать своего ученика в эту тайну, но и отказаться от своих слов не мог.
— Ты ведь не побежишь махать мечом и искать Тиаму сразу, как мы закончим разговор? — уточнил учитель, сложив руки на груди.
— Не побегу. Она обещала вернуться к тёмной комете — а этот день должен наступить ещё до окончания этого года, — серьёзным тоном заверил Нуска и нахмурился. Он был уверен, что ему не придётся искать Тиаму — она сама найдёт их.
Минхэ снова выдержал паузу. Видимо, подбирал подходящие слова. А затем склонился вперед — между его лицом и лицом Нуски оставалось около десяти сантиметров, когда он шёпотом быстро заговорил:
— Ты ведь понимаешь, что она не человек, Нуска. Её способности выходят за грани того, что мы можем себе представить. Если бы её цель состояла только в том, чтобы уничтожить Скидан, поверь мне, завтра ты бы не нашёл здесь камня на камне.
Нуска почувствовал, как его волосы встают дыбом, а к горлу подкатывает комок. Минхэ ведь… это не всерьёз?
— Подождите… Вы хотите сказать, что даже Син неспособен её остановить?
— Если бы она не была хаванкой, то, может, Син и справился бы, приложив все свои силы. Но в данной ситуации… Син умрёт раньше из-за конфликта светлой и тёмной дэ. Если лечение, полученное от хаванца, благотворно влияет на его состояние, то битва с хаванцем может убить его. Энергия от агрессивного противостояния просто разорвёт его тело. Либо же… он станет драконом. И мы навсегда потеряем его.
Нуска молчал. Пораздумав некоторое время, он уверенно и слишком громко выдал:
— Тиама — дракон? Самый настоящий дракон, а не перерождённый в дракона сурии?
Минхэ коротко кивнул, и его взгляд потяжелел.
— Конечно, у меня нет никаких подтверждений этому, кроме её привязанности к Энлилю. Но… знаешь ли ты старое предание о сотворении Скидана?
— Однажды Син… дал мне текст одной песни. Там рассказывалось о дружбе человека и дракона.
Минхэ закрыл глаза. Приподняв руку, он сотворил на ладони несколько огоньков, которые закружили в такт его рассказу.
— Более семи тысяч лет назад в Скидане жил простой работяга, фасидец Энлиль. В те времена люди не умели обращаться за помощью к энергии и страдали. Истинными владельцами мира были драконы — они питались людьми, жгли поля, наводили болезни и морили скот. Люди ненавидели драконов, а драконы считали людей обыкновенной живностью, населявшей их территории. Но Энлиль был другим — долгое время он жил вдали от людей и как-то раз посчастливилось ему встретить раненого дракона. Эти существа сильно отличаются от людей — они не испытывают сострадания ни к другим созданиям, ни друг к другу. Никто не пришёл бы на помощь раненому дракону, поэтому это сделал Энлиль. Дракон был так впечатлён и удивлён произошедшим, что, когда пошёл на поправку, выучился человеческому языку, а затем поведал Энлилю тайну владения энергией. И так Энлиль стал первым сурии.
Минхэ вдруг замолчал, словно подбирал слова. Но Нуска нетерпеливо выпрашивал:
— И что же потом, учитель? Как всё дошло до истребления драконов?
— Народ Энлиля страдал. Даже не так — страдали все люди. И Энлиль не смог долго прятать свои способности, а когда другие узнали о том, что он умеет, то вытребовали у него тайну. Человек хитрее дракона — люди быстро обучились новому мастерству и направили его против драконов. А Энлиль как сильнейший первый сурии стал правителем страны, в которой родился.
— Но в моей истории были и другие подробности. Вы думаете, что тем драконом, обучившим Энлиля, была Тиама? Что произошло с ними дальше?
— Никто доподлинно не знает. Только летописцы и медиумы Хаваны могут поведать о подобном и только духи знают, что происходило в те времена на самом деле.
— Но учитель Минхэ! Как Тиама стала человеком?!
— Я предполагаю, что… Она сама того захотела. Но смогла изменить только свой облик — настоящим человеком ей никогда не стать. Что же произошло между ними… По одной из теорий, Тиама из мести за сородичей убила всех, кто был дорог Энлилю, и тогда он начал войну против всего драконьего рода и утвердил власть человека на континенте.
— Но везде говорится, что в той войне были истреблены все драконы. И все же Тиама жива уже как семь тысяч лет… — задумчиво пробормотал Нуска, хмурясь.
— Возможно, она раздобыла секрет вечной жизни. Я правда не знаю, Нуска, — покачал головой Минхэ.
Нуска молчал. Из воспоминаний эрда он знал одно — после предательства Тиамы Син действительно пытался убить её, но не смог, потому что она слишком быстро залечивала раны и потому что у неё… не оказалось сердца.
Лекарю было трудно решиться на подобную откровенность, но всё же он, подавшись вперёд, зашептал ещё тише:
— Если бы дракон вырвал своё сердце и где-то его спрятал, он бы мог использовать дэ и существовать вечно?
Лицо Минхэ в одно мгновение потемнело. Он так долго молчал, что Нуска уже не надеялся услышать ответ. И всё же учитель вдруг кивнул:
— Говорят, что сердце дракона — это камень. Я всегда считал, что это высказывание иносказательно — что каменное сердце означает неспособность драконов к любви и состраданию. Но, возможно, именно эта фраза имела прямое значение.
Камень. Камень?
Нуска почувствовал, как быстро заколотилось его сердце. В голове скрипели как колеса, сменяя друг друга, воспоминания. То, что произошло с ним год назад в лесных племенах…
— Нуска?
Но Нуска молчал. Щупая свою грудину, он словно пытался отыскать тот инородный объект, который ему передала подруга матери.
Если сложить воедино всё… Если вспомнить, что все беды начались с того, что Тиаме вдруг взбрело в голову первым делом уничтожить лесные племена… А затем она обратила свой гнев против Хаваны, куда переселился Нуска…
— Нуска, ты плохо себя чувствуешь?
Но лекарь только поднял обеспокоенный взгляд на Минхэ. Криво улыбнувшись, он чуть ли не со слезами сказал:
— Минхэ, я был глупцом. Я пришёл за ответами к Вам, когда должен знать больше всех. Но, Минхэ, как же, thje vae, тяжело. Я просто хотел быть ближе к эрду и защитить его, но теперь… и на мне лежит слишком большая ответственность.
Казалось, что Минхэ на мгновение даже испугался — ученик не только вёл себя странно, но и вдруг начал ругаться при своем учителе. Поднявшись с места, хаванец присел рядом с Нуской и приобнял его за плечи.
— Нуска… Не нужно взваливать на себя столько. Ты — хороший лекарь, но не тебе решать судьбы этого мира. Оставь это… духам, Сину, главным сурии. Да хоть мне. Живи своей жизнью и ни о чём не жалей. Ты уже сделал достаточно для того, чтобы тебя именовали героем Бессонной войны.
Но Нуска уже понимал. С того дня, как он встретил Сина. С того момента, как он решился влезть в дела лесного народа и остановить жертвоприношение… Его судьба свернула с понятной, протоптанной сотней других лекарей дорожки в непролазную чащобу.
Нуске правда хотелось плакать. Но успокаивало его одно — теперь его путь пересекался с путем Сина. И теперь им вдвоём прорубать дорогу через лес.
Потребовались некоторые усилия. Нуска давно не прибегал к лесной магии, но, стоило телу наполниться незнакомой и дикой энергией, как пальцы его утонули в грудине. Лекарь, подняв на своего учителя несчастный взгляд, с улыбкой промолвил:
— Учитель Минхэ, это ведь сердце дракона?
В руках у лекаря лежал тяжёлый жёлтый камень, он искрился, дышал и источал силу тысячи сурии или… одного дракона.
«Тебе необходимо переговорить с шаманами Сифы и Фасида, с медиумами и старейшинами Хаваны. Я бессилен. Я ничего не знаю об этом, Нуска. Это касается истории Скидана, а я, хоть и многое повидал, но родом из Кнона. Только в ваших летописях могла остаться правда о тех днях».