Уныние (1/2)
«Уныние — это продолжительное и одновременное движение яростной и вожделеющей части души. Первая неистовствует по поводу того, что находится в ее распоряжении, вторая, напротив, тоскует по тому, чего ей недостает».
«Унынием принято считать общее расслабление душевных и телесных сил, соединенное с крайним пессимизмом. Но важно понимать, что уныние наступает у человека вследствие глубокой рассогласованности способностей его души, ревностности (эмоционально окрашенного стремления к действию) и воли. Такая рассогласованность — результат отпадения человека от Бога, трагическое следствие попытки устремить все силы своей души к земным вещам и радостям, в то время как даны они нам были для устремления к радостям небесным.»
Они сидели на крыши наблюдая закат. Антон раскуривал уже третью сигарету.
— И как мы до этого докатились Шаст? — спрашивает рядом курящий Позов.
— Не знаю, Дим, все просто пошло по пизде. — отвечает ему Антон, смахивая пепел с тлеющий сигареты.
***</p>
Снова эта крыша, но сейчас Антон одиннадцатиклассник, он не знает, что его ждет и что он будет делать дальше.
Антон тушит сигарету о бетонный пол, глядя вникуда. Дима только качает головой, глядя на друга, и делает новую затяжку.
— Почему так получилось, Дим? — спрашивает Антон, даже не поворачиваясь, не ожидая ответа. Позов и не отвечает, только встает, отряхивая брюки, и покидает крышу. Ту самую, с которой упал Арсений.
Дима уходит, тихо прикрывая дверь, потому что прекрасно знает — до утра Шастун не будет реагировать ни на какие попытки увести его с этого места, игравшего большую роль, чем могила Арса. Ведь все, что хранит могила — лишь останки человека, доказательство, он он мертв. А крыша хранила воспоминания о живом французе, о его эмоциях, его истории.
— Арс, скажи мне, за что? Почему ты ушел? — задает шепотом вопрос Шастун, не замечая, как по щекам струятся слезы. — Сука, как ты мог так поступить?! — кричит Антон, вцепляясь пальцами в волосы и сотрясаясь всем телом от рыданий. Как же он жалок…
Одиннадцатый класс прошел незаметно. Конечно, 10-му «Б» назначали нового классного руководителя, но сказать, что их успеваемость ухудшилась — это ничего не сказать. У ребят не было никаких сил, чтобы устраивать очередные розыгрыши для учителя, занявшего место Попова. Но даже ненавидящих взглядов всего класса было достаточно, чтобы его жизнь превратилась в моральный ад.
Объяснять он не умел, таланта преподавания не было и в помине, и контраст с Поповым был разительным, от этого Диме, Сереже и особенно Антону было просто невыносимо. Каждый раз приходить в знакомый до боли кабинет, где все, кажется, до сих пор пропитано духами Арса, и видеть, что того просто нет. Так, словно никогда и не было.
Французский, любовь к которому привил Арсений Сергеевич, закончилась спустя месяц власти коверкающего языка нового учителя. Он бубнил, пытался создать видимость акцента, но выходило откровенно ужасно. Даже самые умные ученики, привыкшие учить все, перестали понимать любые французские темы. Казалось, что учитель говорил с ними на придуманным им самим языке. Такие же дела обстояли и с химией.
Антон каждый день приходил на кладбище.
— Прикинь, этот петух снова нечего не смог объяснить. — улыбаясь могильному камню, говорил Антон. — Его французский хуже среднего. — он снова усмехнулся. — Не думал, что буду когда-то так говорить, но, Арс, лучше учителя французского чем ты, мы не нашли. — затем он замолчал. — Я скучаю… Я очень сильно скучаю. — его глаза снова наполнились слезами картина того дня все еще не покидала его голову. — Почему ты решил так рано покинуть нас? — вопрос, который так и останется без ответа. После простояв еще час, Шастун покидает кладбище.
Спустя некоторое время на кладбище приходит еще один человек.
— Привет, Арс, вот уж не думал, что буду с тобой так говорить. — усмехается грустно Дима. — Я не знаю, что мне делать, хотел поступить в мед, но тут появился этот петух он нихуя не может нормально нечего сделать. — говорит Позов, замолкая, словно ожидая ответа. — Хотя Тоха, наверное, тебе уже рассказал. — очки приходится снять, глаза невольно намокают. — Нам тяжко без тебя, правда тяжко. Даже не верится, что мы так прикипели к тебе. И что нам делать, Попов? — вопрос, снова без ответа. Дима покидает могилу, кладя на нее второй букет, рядом с букетом Антона.
Спустя еще час на могилу приходит Сережа.
— Привет. — кладя цветы рядом с двумя другими говорит Матвиенко. — Вижу, парни уже приходили к тебе сегодня. Как ты? Арс, так нечестно, ты обещал, что поможешь мне выучить французский. — садясь напротив могилы, говорит Сережа. — Я не знаю куда идти дальше, не знаю, что делать, Попов, сука какого хуя ты умер? — Серега закрывает лицо рукой, слезы накатывают с новой силой. Сложно терять друга которого ты так недавно приобрел. Спустя время Сережа тоже уходит, оставляя букет и часть души на чужой могиле.
Почему они не могли прийти втроем? Ответ прост, у каждого были свои трудности, да и неловко было стоять троим на могиле. Каждый не хотел показывать свою слабость. Слабость. Глупо, не правда ли?
Да, но по другому не получалось. Стас с Пашей не посещали могилу друга, были только на его похоронах. Потому что они знали, то чего другие не могли знать в силу обстоятельств.
Выпускной пролетел мимо за считанные секунды, оставив в головах неразлучной троицы только одно желание — выйти наконец из этой чертовой школы, которая без француза превратилась в филиал ада. Антон поступил в пединститут, сам удивляясь, как он умудрился туда попасть. И угадайте на кого? На учителя французского, любовь к этому языку осталась в душе как и любовь к своему французу.