А? (Юнмины, Вигуки) (1/2)

У Чимина большое, горячее, доброе сердце, о котором он небрежно говорит — забери.

Юнги греет о него ладони, щёки, губы, оставляет засосы на груди и пьёт через вспоротую кожу алую кровь.

Десять лет.

Когда сердце Чимина едва-едва стучит, он плачет, глотая горькие слёзы.

Прошло ещё десять лет и на днях был переезд, чтобы не вызывать подозрений у общества своими нестареющими лицами.

— Я не могу, Юнги-я, не могу.

— В чём дело?

— Давай похитим ребёнка?

Юнги гладит лежащего на нём Чимина по голове и перестаёт дышать.

— …У нас и свадьбы-то не было, а… Ты хочешь детей?

— Тшшш.

Чимин молодой вампир, не владеющий пока контролем над обострёнными чувствами в совершенстве. Он слышит как в многоквартирном доме, через подъезд, кого-то ненавидят всей душой.

«Ой-ой-ой!» испуганно начинает хныкать малыш. Сжимается, закрывается руками, пытается защититься и отползти. «Ой-ой-ой!». Звук удара. Громкий плач. Матерный крик.

И ведь это даже не худший район в городе. Не аварийный дом. Не маргинальная семья. У них есть машина, они прилично одеты, улыбаются, выходя во двор.

Маленький Тэхён качается на качелях и раздражает мать.

Ой-ой-ой…

— Вы с ума сошли? — вежливо интересуется Намджун.

Юнги тоже не каменный, его сердце обливается кровью.

— Нам нужны документы, Чимин будет опекуном.

Звучит до безобразия просто, на деле — Тэхён вопит, засовываемый в минивэн.

— Ой-ой-ой, — похищенный ребёнок порезал палец об острой край ракушки и боится, что ему влетит.

Волны омывают песок, на пляже солнечно и тепло. Юнги дремлет в шезлонге под полосатым зонтом, Чимин — приподнимает очки-авиаторы, чтобы рассмотреть внимательно ранку. Дует, протирает влажной салфеткой, целует, обещает, что всё будет хорошо, обнимает и предлагает построить форт.

Тэхёну три, он стеснительный, скованный, не понимает до конца, что происходит с ним.

— Ну пап! Почему тебе можно, а мне нельзя? Юнни, скажи ему!

— Сказать что?

— Волосы! Хочу покрасить волосы в такой же цвет! Пожалуйста!

В первый класс Тэ идёт с розовыми прядками в густой, каштановой шевелюре. Его называют странным, чудным. Тэхён верит в сверхъестественное и вообще без тормозов — машет руками, болтает без умолку, громко хохочет.

— Ты его таким воспитал.

— Это укор?

— Нет.

Ребёнок быстро растёт. Избалованный, хитрющий, использующий специальное выражение лица, отчего Чимин тает и разрешает всё. Юнги не вмешивается в процесс становления личности — Тэхёну в любом случае лучше с ними, чем с биологическими… Производителями.

— Холодненькие, — он обнимает сразу обоих, трётся носом по вискам, пытается согреться в их любви.

Юнги зануда и вечно на стрёме, Чимини — фея, скупающая пол магазина игрушек и оставляющая эти богатства при очередном переезде.

— Ни о чём не сожалей, Тэтэ.

— Но мы могли бы в церковь относить. В приюты.

— Мне нужен отчёт. Вы можете транжирить сколько угодно, но я должен знать…

— Поехали вместе?

У Тэхёна каникулы, Тэхён хочет в Париж. Чимин тоже хочет. Юнги желает покоя и тишины.

— Избегайте неприятностей.

Неприятности находят Юнги когда он, почётный спонсор, наведывается в детский дом. Ему принципиально важно, чтобы подарки не отбирали, не перепродавали, а доставались невинным и крошечным существам. Это не гаджеты, не для понтов. У худого мальчика вырывают из рук альбом, разрывая на кусочки — толпа таких же малолеток. Юнги видит это из окна кабинета директора, видит сжатые кулачки и опущенный подбородок со стекающей, одинокой слезой.

— Я его забираю.

— Это Чонгук.

Тэхён не ожидал, что важная новость — это человек. Он думал, будет сюрприз из воздушных шариков и торта. Чонгук кланяется. Чимин роняет чемодан.

— Пиздос.

— Не матерись, Тэ.

— Он мой брат? У меня брат?

— Ты Пак. А Чонгук — Мин.

…Тэхён прикрывает уши усыновлённого пацана, убеждая, что родители ругаются не из-за него.

Чимин бесится, очень. Методы Юнги — дерьмо. Он лепит из Чонгука какого-то супергероя, записывая на кучу секций и муштруя как солдатню.

— Он ведь живой!

— Пока что. В двадцать один я его обращу.

— Ты у него хоть спрашивал, что он сам хочет?

— Его всё устраивает.

Чонгук слушает музыку в наушниках, рисуя грифельным карандашом.

Тэхён никогда не называл Юнги папой, и Чимин у него чаще — просто Чимин. В редкие моменты он тихо зовёт отцом, когда совсем плохо или совсем хорошо. Как сейчас.

— Мы не разводимся. Мы и не женаты, но… Так, наверное, будет лучше.

У Пака-старшего билеты в Америку. У Мина-старшего билеты в Японию.

Тэхён на прощание разговаривает с Чонгуком про любовь.

— Я тоже не понимаю, почему. Они друг за друга готовы убить. Жаль, что ты не был свидетелем их… А впрочем, насчёт некоторых моментов наоборот, повезло. Чонгукки, я успел к тебе привязаться. Буду чудовищно скучать.

У Гуки большие, доверчивые глаза. Он церемонно пожимает руку. Тэхён сгребает в объятие.

Чимин мурчит нежности в ухо Юнги, а потом они целуются и целуются в аэропорту.

— Вас подстрахует Хосок, обращайся к нему.

— А вы?

— А у нас там будет Сокджин.

У Хосока собственное ранчо и табун лошадей. Он дарит Тэхёну ковбойскую шляпу и учит обращаться с лассо. Младший Пак обожает животных, обожает вечеринки, обожает петь и танцевать, обожает… Весь мир.

У Сокджина традиционный дом и карпы в пруду. Чонгук пьёт зелёный чай и смотрит, как распускаются лотосы. Осваивает игру на барабанах, занимается боевыми искусствами, каллиграфией, готовкой…

— Мой вообще не хочет ходить в школу, — Юнги курит на заднем крыльце, прижимая к уху телефон.

Из динамика хохочет Чимин.

— Такая же ерунда! Тэ шляется в подранных джинсах и поёт серенады коровам, запрещая их вести на убой.

— Ты сам-то как?

— Люблю. Скучаю. Приезжайте в гости?

— Когда-нибудь, да.

Они встречаются изредка, тайком от детей, проводя дни где-нибудь в Европе, не вылезая из кровати. Чимин всё ещё не одобряет то, каким золотым в плане навыков Юнги делает Чонгука. Юнги не одобряет, как золотом покрывает Тэхёна — Чимин.

Тэхён пытается общаться с Чонгуком в сети, но у того перманентный цифровой детокс, медитации, уроки, чопорность и сухие, редкие сообщения. Так-то они друг другу никто.

Чонгуку нравится биться с Сокджином на практиках по кендо, огребая бамбуковым мечом и потом они носятся по дому и по лужайке — в кимоно.

Песню Тэхёна крутят по радио, и Юнги им страшно горд.

Рисунок Чонгука кочует по выставкам, и Чимин восхищён.

— Отец… Сколько можно мотаться туда-сюда? Возьми меня с собой. Я достаточно взрослый, чтобы не провоцировать конфликт.

— Дело не в тебе.

— А в чём?

Тэхёну любопытно. Он хочет обратно — семью.

Чонгук изображает покорность и беспристрастность, услышав новость о приезде, и рыдает Сокджину в плечо. От волнения. Радости. Страха.

— Ебааааать!

Тэхён налетает на фигуру в чёрно-красно-белом, щупает без смущения мышцы, щипает.

— Ты реально, блин, самурай! Нихуя себе!

— А ты… Деревенщина. Прекрати.

Тэхён модный — наряжался, изводя Чимина, подбирая сразящий наповал «лук». Загорелый, крутой.

Сокджин укладывал Чонгуку волосы и наносил на губы тинт.

— Наши дети нас переросли, какая несправедливость.

Юнги слипся с Чимином, сцепив на талии пальцы в замок.

Сокджин устраивает пиршество, откармливая и вампиров, и людей. Тэхён стонет от удовольствия без стеснения.

— Всё, я остаюсь. Тут все умеют готовить.

— Эй! Как будто бы тебя дома голодом морят!

Чонгук с удивлением наблюдает, как Чимин пихает и щекочет Тэ. Удивляется, когда и к нему прилипают.

— Не дёргайся, привыкай.

— А зачем? Ты же всё равно уедешь.

— Вот возьму и не уеду.

— Сказочки мне не рассказывай.

У них разница в возрасте — год. Тэхён закончил школу и пока никуда не поступил, взяв время на раздумья, чтобы понять, кем он хочет стать.

Чонгук доучивается ещё. С японским языком у него отлично, а вот с английским не очень и Тэ предлагает помочь практиковать.

— В скайпе мне звони. Пиши. Когда захочешь, я отвечу всегда.

Юнги гладит бока, обводит мышцы пресса языком.

— Наверное, я идиот?

— Философствование прямо сейчас? Тебе тут явно есть чем занять рот.

— Наглец.

Юнги хочет сказать — мне не стоило вас оставлять. Нам не стоило расставаться. Я сглупил. Прости. Давай начнём всё сначала.

Чимин расчёсывается, засосы и укусы заживают за считанные минуты.

— В следующий раз вы приезжайте, окей?

Чонгук хочет вручить аттестат в качестве подставки для кофе. Всё. Отстрелялся. Вымучил. Задолбался.

Сокджин с интересом щурится, предвкушая бунт. Намджун присылает смс: «Ну что там?».

А там — пламенная речь, крутящаяся вокруг: «Я исполнил твою волю, отец».

Чонгук привык аргументировать, отстаивать позицию, пользоваться в первую очередь — умом. Зачем, что, почему, для чего.

— И в Америку ты хочешь по какой причине?

— Я… Просто хочу.

— Оки-доки, — внезапно весело отзывается Мин. — Это у них так говорят. «Хауди» ещё, сокращённое от хау ду ю ду. Айм файн, энд ю?

Гуки беззвучно приоткрывает рот.

Безумно популярная песня ”Freedom” становится личным саундтрэком Чонгука. Ему восемнадцать. Он свободен от школы. Ему восемнадцать. Он летит в Америку, в свободную страну.

— Подожди, — он догоняет Юнги в ювелирном, где тот набирает украшений стоимостью в пару квартир. — Подожди!

— Это придётся задекларировать… Выбери что-нибудь Тэхёну в подарок.

— А что ему нравится? Какие у него… Размеры?

— Нравится ему почти всё, и почти всё у него есть…

Чонгук выискивает небанальные сувениры для Тэ, везёт любимый вишнёвый чай и в самолёте — пытается по памяти нарисовать. Его злит и бесит, что за почти пять лет порознь он практически ничего и не знает о нём. Сам виноват. И Юнги виноват. И Чимин. И, наверное, и Тэхён.

— Почему? — он тыкает Мина ручкой в плечо.

Юнги не знает, как ему объяснить. Как боялся, что детдомовского ребёнка переломает сразу всё — геи, вампиры, роскошь, шебутной названный брат. Чонгук жил по правилам, что бегущей строкой всегда на подкорке, он понимал власть, авторитет, читал по глазам. Он не хотел всего того, что ему могли предложить.

Теперь захотел.

Тэхён старается доказать изо всех сил что он не липучей репей, не перекати-поле, не плебей. Выпрямляет спину и медленно говорит, с удовольствием потягивая чай.

Показывает ферму, дом, знакомит с соседом Хосоком, натягивает резиновые хантеры и представляет Бэтти, Бэкки, Блэки, Мирру… Чонгук моргает перед толпой животных, приседает и гладит курочку, что засыпает у него в руках.

Вечером Тэ приводит в своё убежище — в трейлер, одиноко стоящий в отдалении.