Глава 18 (1/2)

Зилия, устало тыча себе в лоб куском уголька, смотрела на карту Московского дворца, пытаясь наметить пути отхода и кладовые, где они могли бы спрятаться в случае чего. Люди — самое настоящее зло, и ведьмочка это прекрасно знала. Уже несколько дней она не могла выкинуть из головы пропажу Димы, не находила себе места и сил на обдумывание планов. Но, к сожалению, она не могла просто бросить все и пойти искать этого околотня по всей Матушке стране! Кикимора Кира, вздохнув, положила подруге свою корявую лапу на плечо, пытаясь хоть как-то привести ее в чувства.

— Да погоди ты со своими дворцами! Сейчас у них опять кто-нибудь кони двинет — и все снова поменяют! Эта Софья же, которая регент у этих двух детей! Она же сумасшедшая! Мне на рынке подружка сказала, что эта дура будет в следующем году рожу свою на монетах чеканить!

— Кира! Господь с тобой! Ты шутишь? — Зилия отвлеклась от чертежей.

— Было бы мне дело до шуток! По ней монастырь плачет давно, а она на трон хочет! Даже, поговаривают, что она желает избавиться от мальчуганов! Особенно, от Ваньки, как от самого слабого!

Перекрестившись, Зилия сглотнула. Чернобог, видимо не выдержав, припек в груди. Как раз там, где оставил свою метку. Сегодня с него травм хватит! Осекшись, Зилия сморщилась, сдерживая боль. Черти, переглянувшись, пожимали плечами. Повелитель вроде бы и был тут, а вроде бы и нет. А где же он тогда был, если тут пусто?

***</p>

Держа скользкие поводья, Дима хмуро смотрел в пустоту, расфокусировав взгляд, вел лошадь сам не ведая куда. Мелкий упыренок вечно ревел, капризничал, а старший просто тихо плакал, сидя на повозке, хотя уже давно бы мог спрыгнуть с нее, ухватить брата и упорхнуть, куда глаза глядят. Но они оба сидели там.

— Что я делаю? — задал сам себе вопрос Дмитрий, останавливая кобылу. — Вы, может, кушать хотите? А то, я даже спросить не успел!

Вампиры затихли. Лаврентий, опасливо заглядывая в бездонные изумрудные глаза Дмитрия, нервно сглотнул. Приоткрыв рот, он хотел было что-то высказать, но не успел: Дима, спрыгнув с повозки, замер, высматривая что-то в кустах. Резким хлопком он сбил кого-то с дерева, и уже через мгновение держал в руках мертвого дятла. Протянув добычу детворе, он с нескрываемым интересом впивался взглядом в Лаврентия.

— Никогда так близко не видел маленьких детей, — шептал Дима, разглядывая, как перепуганный до смерти Лаврентий пытается засунуть кусок дичи в рот брату. Мелкий недовольно отпихивал мясо ручками, мыча что-то неясное.

— Умоляю, съешь, — взмолился Лаврентий, отодвигаясь дальше, так как Дмитрий практически вплотную прислонился к вампирам. Показательно откусив от дятла кусок прямо с перьями, мальчишка наигранно улыбнулся, с трудом проглатывая подношения. — Очень вкусно, спасибо, больше не надо.

Еще несколько минут такого давления, и Лаврентий не выдержит: расплачется, закричит. Но он боялся сделать только хуже, разозлить этого поистине жуткого колдуна, от которого вообще уже можно было ожидать всего, что угодно. Вампир только сейчас заметил, как светятся глаза Дмитрия в сумерках. Это давало надежду на то, что если будет погоня — он сможет хоть как-то его вычислить. Лаврентий думал, что не слышал биения его сердца, потому что у того его не было. Лучше бы это было так…

***</p>

В чем-то Кира была права. Сейчас соваться с митингом в Москву, особенно после прошлогоднего стрелецкого бунта, который, кстати, только раззадорил Софию Алексеевну — фактическую правительницу, было очень глупо. Отложив все листы в одну большую стопку, Зилия сгорбилась и, ухватив косу, начала нервно ерзать по ней пальцами. Одно дело строить планы, а другое — приводить их в исполнение. Мандраж и паника охватывали ведьму, в какой-то момент она даже была готова все бросить и жить, как все, в обыденном русском стиле: «родись-терпи-умри», но та группа нечисти, что теперь была заодно с чертями, давала ей надежду. Лучик света в той кромешной тьме, куда она провалилась.

За окном маячила луна. Дмитрия не было дома уже несколько дней. Зилию больше пугало не его отсутствие дома, а его присутствие на улице. Совершенно одного, на пару с Черным Повелителем, который рулил им, как хотел. Завыл волкода. Зилия сморщено покосилась на кикимору, в надежде, что та хоть что-нибудь скажет, а Кира, в свою очередь, покосилась на Федьку, который все так же вязал что-то на пальцах.

— Их же всех перебили, — кикимора навострила большие рыжие лисьи уши в сторону окон.

— Да как же! Покусал одного кручинского! Теперь вот он, воет, бегает, овец таскает! — отмахнулся Федька, даже не поднимая глаз.

— И чего делать будем? — Зилия посмотрела на чертей, которые тоже были не в восторге от этих новостей.

— Чаво-чаво! Пусть леший его гоняет! Не нашенское это дело, лезть в ихние дела! — Федька поправил клубок ногой, и черт, приняв это за приглашение — обратился в кота и, пока боровик пытался сообразить, начал гонять пряжу по всей комнате.

— Стрижигу*, значит, в прошлом году ловили всем аулом, а этого пусть леший гоняет? — Кира подбоченилась, наблюдая одним глазом на Федьку, а вторым за чертом.

Пнув ногой кота, боровик сплюнул, нервно набирая петельки вновь.

— Сравнила жопу с пальцем! Стрижига хоть и быстрый, но его убить легче, чем волкоду! Упыри тут редко являются, они все сидят в своих округах да угодьях! Не вылазят к людям! — поддакнул черт, елозя на лавке.

И вправду! Стрижиги были совершенно уязвимы вне своих владений, а волкода — проклятый при жизни человек, который, умирая, превращался в непонятное лысое существо. Многие, по началу, путали их с оборотнями, но это была совершенно иная раса. Ни шерсти, ни жира, ни мозгов. Они, не соображая совершенно ничего — пожирали все, что встречали у себя на пути. Городские, приезжая в деревни, любили называть их чупакабрами.

***</p>

Пока Дмитрий отвернулся, чтобы хлестнуть лошадь, Лаврентий выплевал все, что не успел проглотить. Грязные мелкие перья прилипали к небу, щекотали горло и вызывали рвотный рефлекс. Шуметь было нельзя — мало ли что этот психованный еще заставит делать! Дима же, не обращая на посторонние звуки внимания, держал курс домой. Ему ведь еще нужно было наколоть дров, но почему-то, он захотел навестить Теплова.

Чернобог, влепив тому невидимую пощечину, словно встал с колен, оправляясь от силы серебряных пуль, которые все еще находились в Димкином мертвом теле. Нужно было их вытащить, как можно скорее, а то этот межеумный* парень натворит кучу глупостей!

«Сейчас же убей!» — голос Черного Повелителя мурашками прополз во внутрь, распространяясь по телу Димы, словно болячка. Еще некогда изумрудные глаза вновь сверкнули черным и, задумавшись, он повернулся к вампирам.

— А какого лешего я с вами нянчусь?! — озлобленно вскрикнул Дмитрий, дергая кобылу за повод. Оглядевшись по сторонам, он сообразил, где они находятся, и едва сдерживая радостный гогот, закусил себе нижнюю губу.

Лаврентий со страху вновь заплакал, ведь он надеялся, что Дмитрия уже опустило, но бесовщина накатила по новой, с еще большей силой. Со всей дури хлестнув лошадь, Дима направил повозку в сторону Тягучей реки, что шумела неподалеку.

— К-куда мы? — в панике выкрикнул Лаврентий, удерживая и себя и брата на качающейся от тряски волокушке.

— Исполнять долг свой! — крик Дмитрия развеяло ветром по лесу, и волкода, замерев, поднял нос по ветру, улавливая новые запахи.

— А-андрей? — пролепетал Лаврентий, судорожно осматривая бурлящую ледяную воду.

Дмитрий, проигнорировав это все, слез с повозки. На секунду он осекся.

«Это же меня позвали, получается? А почему я не отозвался? Надо отзываться, а то они еще заподозрят неладное!»

Дима посмотрел на Лаврентия и, отобрав у него Ромку, шагнул вперед — лошадь там не пройдет.

«А если он уже о чём-то догадался? Почему я ему так долго не отвечаю?»

Чернобог, взревев, вихрем ворвался в его сознание, вновь тормоша того, как тряпичную куклу.

«Прекрати сейчас же и убей детей Теплова!»

Дмитрий до последнего думал, что кричать и повышать голос в своей же голове невозможно, но сейчас он оглох по-настоящему.

— А ну, хватит перебивать меня же в моей голове! — ответно огрызнулся Дима, отворачиваясь от повозки, но от Чернобога уйти было невозможно. Лаврентий, все еще находясь в оцепенении, наблюдал, как Дмитрий, расхаживая по поляне, орал сам на себя, держа в руках ревущего Романа.

— Заткнись, когда я думаю! Заткнись! Мерзкая ты тварина!