Часть 9 «Здесь и сейчас» (1/2)
Антона пробуждает крик ворон, где-то в глубине возвышающего леса. Тяжелые веки медленно приоткрываются - оглядывая все вокруг. Он все так же лежит на груди Арса, у которого - в этот самый момент - подрагивают его длинные ресницы. Он мирно сопит, повернув голову в сторону темноголовых кедр, растущих поодаль от дома. За верхушками деревьев, выглядывают яркие лучи, встающего солнца. Они смешались с небом, образовывая нежный переход. И этот солнечный свет переломляется, падая на лицо мужчины, словно очерчивая его бледно-желтым свечением. Антон смотрит на него и неосознанно думает о том, насколько он красив в это мгновение. Парень завидуя самому себе, лежит на груди самого красивого мужчины в мире, пока ласковая рука того, сквозь сон, гладит его по спине через футболку - между лопатками.
Над парапетом так низко пролетают птицы, словно так и хотят нарушить эту идиллию. Одна из них - с громким шелестом уселась на ветку, прогнув ее прям над лицом парня. Но тот, лишь улыбнулся, почувствовав как краешек листка коснулся его щеки. Он сейчас слишком счастлив. Он наслаждается этим моментом.
Антон горделиво забрасывает голову на плече мужчины, проводя длинными, тонкими пальцами по его - ребрам, по очертанию их выпуклости, сквозь одежду, и мечтает, чтоб этот момент длился вечно.
«Я все ещё не верю в это. Неужели, я не во сне?»
Огне-красное солнце поднималось из-за высокого холмистого берега. Со двора потянуло душистой прохладой. Девственно-красная земля расстилалась под лучами света. Это был приятный для глаз край белых особняков, мирных пашен и неторопливых мутно-желтых рек. Это был край резких контрастов-яркого солнца и глубоких теней. Расчищенные под пашню земли плантаций и тянувшиеся милю за милей хлопковые поля, безмятежно покоились ещё не прогретые солнцем. Невозделанный поля с порослью кустарников и проклюнувшимся из красной глины молоденькими сосенками, раскинулись во все четыре стороны от этого холма.
***</p>
Арсения будит крик ласточки, пролетающей над ним. Он неторопливо открывает глаза. Длинные, чёрные ресницы слегка прикрывают взор на светлую макушку, которая покоится на его груди. Мужчина - не удержавшись - запускает свою пятерню в густые пшеничного цвета волосы, путая пряди между пальцами.
Арсений не понимает, как вообще сдерживал себя раньше. Все границы, связанные с возрастом и положением, вдруг оказываются где-то далеко вне зоны его видимости… Есть только этот нежный парень, который сию секунду, так крепко жмётся к его телу, обвивая руками и перебирая пальчиками, скрепляя их в замок. С ним так тепло… и спокойно.
Так они оба пролежали, до тех пор, пока яркий солнечный шар окончательно вышел из зоны горизонта. Теперь его лучи так яро слепили глаза.
- О черт! Рубин! - прохрипел парень, вскакивая и неуклюже шатаясь на ногах, вперекор своему желанию проваляться тут до скончания века.
Мужчина вопросительно выгнул бровь, приподнимая голову и наблюдая за встревоженным Антоном.
- Она заходит ко мне каждое утро, приносит молоко с мёдом. И если она, вдруг не застанет меня в кровати, а вообще с тобой на крыше, боюсь нам обоим не поздоровится,-торопливо пояснил юноша.
Мужчина растянулся в такой изнеженной улыбке, и застегнув последнюю пуговицу на рубашке, приподнялся, посмеиваясь.
Арсений почувствовал себя: подростком сбегающего после секса, чтоб его не заметили. Хотя самое обидное было то, что никакого секса так и не было…
Антон смущенно выпихал мужчину за дверь, скорчив милую рожицу, и плюхнулся со скрипом на кровать, распластавши во все стороны свои конечности. Он глубоко вздохнул и крепко прижал к себе подушку, утыкаясь в неё носом. Знал бы он, что в соседней комнате - в этот самый момент - Арсений сделал тоже самое…
***</p>
Тихий скрип входной двери. Нелепые шаги на крыльце, по выложенной плитке. Антон потянувшись стоит на ступеньках, вытянув лицо к солнцу, слегка касаясь деревянных, покрытых лаком, перил. Его кудри торчат в разные стороны, и блестят от попадания на них луча света. Босые ноги упираются в каменную плитку, и по ним бежит стадо мурашек.
Он спустился на веранду.
Под виноградником - стоит стол из необработанного дерева, накрытый льняной скатертью. Рубин расставляет столовый сервиз и вариации ягод.
За столом сидит все семейство.
Отец читает книгу в красной кожаной обложке, поедая зажаренный на масле тост с авокадо и лососем. Оскар Уайлд-выведено золотистыми буквами на корешке книги. Его ресницы подрагивают, а глаза бегают по строкам.
Сам он отдавал должное своей элегантной жене, и смотрелся рядом с ней вровень по всем параметрам. Однако самому Паше элегантность не давалась, хоть умри. Протяжный ленивый говор, приятно ласкал ему слух, но его собственный язык не был к этому приспособлен, и речь его по-прежнему звучала резко и грубовато. Ему нравилась небрежная грация. Он даже научился жевать табак. Учиться поглощать виски в неумеренных количествах не хмелея ему не было нужды-он владел этим даром от природы.
Его прекрасная, красавица жена попивает кофе из сервизной чашечки с голубыми обрамлениями. Ее голова слегка откинута назад, словно под тяжестью густых темных волос, стянутых на затылке густым узлом и уложенных в сетку. Сама жизнь наградила ее и горделивой, без высокомерия, осанкой, и изысканной грацией, и этой меланхоличностью взгляда без малейшей искорки веселья. Чуть больше блеска в глазах, тепла в улыбке, живости в мелодично-нежном голосе, звучавшим музыкой в ушах ее близких, красота ее была бы неотразимой.
Парень плюхнулся за стол «светского завтрака», напротив сидел Арсений. Он что-то чёркал на обрывке плотной бумаги. Кончики пальцев снова чёрные от графита карандаша. Он изредка грыз деревянную оправу грифеля, перебирая между пальцами липкую, грязную клячку. Смолистые пряди его волос свисали на его лоб, который покрыт мелкими морщинами от напряжения.
Тут и сейчас, он выигрывает даже родной матери парня, настолько он красив. Его смуглые руки, покрытые венами, и длинные пальцы придерживающие лист бумаги, слегка дрожали в потоке давления.
Заметив присутствие парня напротив него, он улыбнулся ему, не поднимая головы. Его взгляд в наборе с улыбкой, опущенной головы, показался парню-устрашающим. Однако, он подперев голову кулаком, продолжил любоваться его расслабленным положением во время работы. Парень не мог удержаться, вглядываясь в его грациозную натуру.