Глава 86. Темные страницы истории. Часть IV (2/2)

”Но… Но! Как там было?” — с усмешкой подумал я и подошел к неработающему порталу. Замер на секунду перед порогом… и, гордо расправив плечи, шагнул вперед.

”Приятно осознавать, — подумал я, возвращаясь к старосте, с улыбкой наблюдавшему за мной, — что ты в состоянии придумать что-то, чем можешь обойти столетиями вырабатываемые требования безопасности! В общем, ”Хак зе плэнэт!” — как любили говорить в моей молодости”.

Следующую остановку мы сделали на небольшом пустыре. Прямо по центру на невысокой треноге стоял котел, будто бы сошедший со страниц средневековых методичек инквизиторов: ”ведьмы и их нечестивые дела”. Огромный, черный, с каким-то невидимым мне отсюда варевом, которое между тем отчетливо отсвечивало зеленью, — его бы с руками оторвали в качестве реквизита для любой театральной постановки или фэнтезийного фильма. Работавшая ”на котле” весьма гармонично сочеталась с орудием труда. Стоящая на высокой табуретке миниатюрная ведьмочка, пусть не старая и не в бородавках, а совсем наоборот — молоденькая и миленькая на лицо, была настолько ослепительно рыжей и с такими пронзительными изумрудными глазищами в пол-лица, что любой монах без разговоров сразу же послал бы за дровами для аутодафе.

Худышка помешивала варево столь огромным половником, что в ее руках он смотрелся не столовым прибором, а сельскохозяйственным инвентарем. Этим экскаваторным ковшом-недоростком она переливала в котел воду из древних на вид бочек и перекидывала… содержимое тех самых мусорных бачков, что приволок сюда аврор Найт!

Под котлом вместо дров горел сушеный вереск. Огня и жара от него было столько, что хватило бы разве что прикурить сигарету. Однако судя по поднимающемуся над котлом парку, этого ”костра” каким-то чудом оказывалось достаточно для того, чтобы нагреть огромную массу жидкости и металла. ”Дрова” приносили с собой дети. Я видел ”букетики” у них в руках. Совсем еще мелкие, лет по пять, не больше, плотно прижавшись боками друг к другу, они сидели вокруг котла и с жадностью наблюдали за движениями ”поварешки”. Некоторые даже размазывали капающую слюну по чумазым физиономиям.

— Что это? — спросил я, непроизвольно сморщившись от пахнувшего в мою сторону ”аромата” варева.

— Второй дар Туата Де Дананн. Котел Дагды. ”Nach bhfolmhaíodh riamh, a shásaíodh goile chách”, — почти нараспев произнес староста и перевел: — ”Бездонный котел, что никого не отпускал голодным”. Но… увы. Наш — всего лишь жалкая копия того самого. Только и может, что превращать загруженные в него продукты в похлебку. Невкусную, а временами очень даже отвратительную, ибо она повторяет вкус и аромат тех продуктов, что были положены в котел. И далеко не бездонный, а строго сколько положил, столько и получил. Зато любые, даже почти несъедобные, продукты можно есть, не боясь отравиться. И огонь ему нужен чисто символический. С дровами, сам понимаешь, тут совсем сложно. Едят все строго по очереди. Сначала, потому что им нужно меньше, едят дети. И им нужна нормальная, ”внешняя” пища для развития. Потом взрослые. Что останется. Если останется.

Я замер в осознании, какой рушащий весь сложившийся баланс артефакт я сейчас вижу.

”Не. Не может быть! Наверное, я не так понял”.

— Он может превратить любые продукты в съедобное блюдо? — переспросил я. — Я не ошибся?

— Да. Не ошибся.

— И у вас его до сих пор не отняли? И не скопировали? — именно в таких словах выразилось мое полное охренение. Эти люди позволяют себе голодать, сидя на золотой жиле.

— Ха! — усмехнулся он. — Во-первых, мы тоже что-то особое умеем. Это древний секрет ирландских кланов. Работать с ним могут только девушки, еще не познавшие мужчину. Знание под клятву на крови передается от матери к дочери. Ну а во-вторых, если нам без него не выжить, то сассенах он напрочь не нужен. Как они будут управлять загнанными под Статут магами, если у каждого будет возможность легко и просто обойти социально-прикладные следствия законов трансфигурации Гампа? Помнишь их, эти следствия?

— Что невозможно получить еду из ничего?

— Ага. Еще раз: невозможно — это тюремная клетка, в которую каждый запирает себя сам. Умный слышит этот закон как ”невозможно получить еду магической дисциплиной трансфигурация”, а большинство — ”невозможно получить еду магией”. И последнее очень устраивает Министерство и всячески им поддерживается.

— Хм… Хорошо. Однако, — кивнул я в сторону котла, — волшебники ”снаружи” все же… хм, содержат вас на пищевом довольствии? Если это можно так назвать…

— Да. Это действительно так. Но мы им совершенно чужие, поэтому ”пищевое довольствие”, как ты назвал, имеет такую вот форму. Однако даже такая еда — не милостыня. Кое-какая польза, помимо магии, от нас есть.

— Но что с вас можно взять?

— Во-первых, как я уже говорил, людей. Ежегодно Отдел Тайн забирает как минимум десять самых сильных и здоровых ”особей”. Я не знаю, зачем они им нужны и что там с ними делают, но судя по тому, как их называют, — вряд ли что-то хорошее. За все время я никогда ничего больше не слышал о тех несчастных, которых забрал Отдел Тайн. Помимо невыразимцев, изредка людей берет себе Аврорат. Твой проводник тому отличный пример. Еще — некоторые лорды и леди, когда хотят получить сильное, свободное от родовых проклятий потомство.

— И находятся желающие продаться?

Староста второй раз за беседу посмотрел на меня, как на круглого идиота.

— Конечно. Ведь это позволит не только вырваться самому, но и присылать деньги оставшимся здесь родственникам. Что обеспечит им не просто жизнь, что немало, а очень хорошую жизнь. По местным меркам, конечно. Так что и мужчины, и женщины готовы принести любые, даже самые кабальные клятвы…

— Хм…

— Ну и, наконец, мы культивируем некоторые особые травы, которые невозможно вырастить в мире, где полно магии.

— И для чего они используются? — спросил я, догоняя пошедшего дальше старосту.

— Из них делают лекарства и… самые дорогие наркотики.

— Лекарства?

— Да. Ими лечат некоторые специфические повреждения, нанесенные магией…

— Если из них делают уникальные лекарства, то почему же я видел столько калек?

— Те изменения — это не раны. Когда магия окончательно покидает волшебника, то организм идет вразнос. Он пытается хоть как-то вернуть ее, хоть как-то восполнить потерю, пытается приспособиться к новой жизни любым способом. Отторгнув существующий орган, изменив или вырастив новый — все что угодно! Но это уже агония. Если начались… искажения, то поздно что-либо делать. Человека не спасет уже ничто.

Однако, опять же, не все так печально. Некоторые из этих искаженных органов могут иметь любопытные свойства. Они находят себе применение. Например, в качестве особо стойкого пергамента. Или — как сердцевина сложной волшебной палочки. Или в качестве реагента для какого-нибудь необычного артефакта. Самые доверенные артефакторы Министерства иногда заходят к нам. Что же касается калек, то они… невероятно рады, когда им отрезают руку или ногу. Это их последний шанс хоть как-то перед неумолимо надвигающейся смертью помочь своим семьям.

Меня от представленной картинки передернуло.

— А что там с лекарствами? Для чего они применяются?

— Эти травы применяются для того, чтобы максимально уменьшить магическую силу волшебника. Они, хоть это и неправильно так говорить, впитывают, откачивают магию из тела.

— Так что, можно совсем магии лишить? Навсегда?

— Нет, конечно же. Даже повредить нельзя. Но вот на некоторое время значительно ослабить… Основное свойство этих магических трав в том, что они настолько привыкли жить в мире, где агрессивно отнимается магия, что научились впитывать ее очень быстро в любой форме и в любых количествах. Поэтому если вдруг какие-то серьезные магические повреждения, причиненные себе самостоятельно или нет: трансфигурация там неудачная, зелья, чары… — ”Или удар магического хищника, такой, как, например, взгляд василиска”, — дополнил мысленно я список. — …То сначала применяют порошок из этих трав, посыпая нужное место, а потом тут же вводят лекарство. Например, взмахнул кто-нибудь палочкой так неудачно, что превратил свои легкие в слизь, а зелье нужно обязательно вдыхать — как тут вылечишься без наших травок? Никак.

”Хм… Еще одной тайной стало меньше. Мне давно было любопытно, как эликсир из мандрагор оказался внутри моего окаменевшего (!) тела? Дырку выдалбливали? И как ее потом замазывали? Мастерком и цементом? Помнить я этого, по понятным причинам, не помнил, а спросить у Помфри как-то не подумал. Или подумал? И спросил? И получил конфундус с обливиэйтом в чисто медицинских целях? Заодно стало понятно, почему это Дамблдор так тянул с эликсиром и не купил мандрагор на рынке. Не мандрагоры он ждал. Совсем не мандрагоры…” — с неким облегчением подумал я. Все же приятно, когда твой формальный начальник, к слову, имеющий силы и возможность лишить тебя жизни просто взмахнув рукой, — не конченая мразь, готовая измываться над детьми просто ради прикола. — Как другой твой начальник… М-да…

— Но наркотики? — с сомнением потянул я, проводив взглядом призывно улыбающуюся мне девчушку лет пятнадцати. Была она такая же чумазая, как и все остальные изгои. По телосложению могла бы занять призовое место только на конкурсе моделей, искренне наслаждающихся анорексией. Усугублялась худоба еще и ее достаточно высоким ростом, с меня или даже чуть выше. Создавалось впечатление, что она, нагнувшись, тут же переломится пополам. В общем, если и можно придумать внешность, которая стояла бы дальше от моих представлений о женской красоте, чем эта, то сделать это было бы очень непросто. Но при этом от девчонки шел настолько мощный, почти что видимый поток женского притяжения и желания, что я невольно сглотнул и прикипел к ней взглядом. К счастью, я быстро опомнился, но, чтобы отвести глаза в сторону, пришлось отчетливо напрячь волю. — И почему вы говорите, что я не дорос до этих особых развлечений?

— А, — мотнул головой староста, и девчушка мгновенно как испарилась. — Это не те развлечения. К тем вы еще не готовы. Внутренне. Точнее, не ”не готовы”, а они вам не нужны и не интересны. Вы просто в силу возраста еще не могли успеть пресытиться более доступными. Такими вот, например, как малышка Ал.

— Хм… Не понял. В чем суть?

— Не понимаете? Подумайте хорошенько. Вы ведь чего-то хотите добиться в жизни? Денег? Силы? Власти? Да?

— Не поспоришь, — согласился я.

— И, конечно же, всех приятных следствий обладания ими: вкусная еда, дорогая одежда, красивые женщины, легкая и приятная жизнь…

— И с этим не поспоришь, — снова кивнул я.

— А что дальше?

— В смысле? — не понял я.

— Ну когда все это надоест? Чем заняться дальше?

— Ну-у-у… Не знаю. Как-то не думал об этом.

— Вот! Об этом я и говорю. Таких проблем у вас пока нет. А вот у некоторых, очень у некоторых, которые добились в этой жизни всего, они — есть. И когда все уже надоело, когда жизнь стала казаться пресной, хочется пощекотать себе нервы. Даже магглу приятно, когда уходит боль. Но когда возвращается потерянная магическая сила… Это неописуемая эйфория, которая не может сравниться ни с чем.

— Да ну! Ерунда! — бросил я, а потом задумался. Как это здорово, когда исчезает боль, я за последние пять лет познал отлично. Видимо, сжато добрал все то, что недополучил в прошлой жизни.

Вспоминая, сколько и почему мне пришлось проваляться в больничке, я не заметил, как мы уже пришли.

— Стой, — скомандовал староста.

Отойдя от края поселка метров на триста, мы остановились недалеко от ”края мира” — около границы сокрытого. Каких-то особых оптических эффектов не было. Она выглядела просто стеной из плотного тумана, которая наверху сливалась со сплошным облачным покровом.

— Смотри, — кивнул староста.

Около самой кромки на земле лежала молодая женщина, у головы которой сидел паренек лет десяти. Разговора слышно не было, но судя по жестам, они о чем-то напряженно спорили. Наконец женщина что-то прорычала, и парень поник, согласно кивнув головой.

— Что они собираются делать? — уже подозревая, что именно, спросил я.

— Пришло ее время…

— Да она же совсем молодая!

— Увы, — развел руками староста. — Как я уже говорил, как только магия окончательно покидает тело, начинают происходить изменения плоти. Искажения бывают не только внешними и относительно полезными, но и, что происходит гораздо чаще, внутренними. Это очень… больно. Далеко не каждый может вытерпеть такое долго, из-за чего редко кто у нас доживает до двадцати пяти лет.

— И?

— И тогда приходит время отдать обществу Долг Крови.

— Это то, что я думаю? Жертвоприношение? Казнь?

— Да.

— Что-то для штатного палача парень слишком молод. И не закрывает лицо…

— Потому что это не палач.

— А кто?

— Когда-то, — как обычно, объяснять староста начал очень издалека, — мы действительно держали для этого специального человека. Но в связи с тем, что палача постоянно очень быстро убивали, не в силах вынести, что убийца отца, матери, старшего брата, младшей сестры ходит и дышит, помочь уйти стало правом и обязанностью ближайшего родственника. Обычно это старший сын.

— Это… отвратительно! Заставлять ребенка убивать свою мать! — со злостью произнес я.

— Не лицемерь! — зло зашипел староста.

— Э? — удивился я такой острой реакции на вроде как совсем безобидную реплику.

— Не тебе, волшебнику с меткой отцеубийцы, осуждать такое! Тем более в чистокровных родах всегда было нормой для лорда ради укрепления родовой магии принять смерть на родовом алтаре. ”Чтобы мертвый не забирал с собой магию, а оставлял ее семье” — ведь как-то так тебя, наверно, убеждал отец? А уж про темные рода и говорить смешно! И давно ли вы, Крэббы, перестали насыпать охранный круг пеплом своих дедов и прадедов? Недавно? Или вообще никогда не переставали? А ответь, куда делось старое поколение? Прадеды и деды твои и твоих сверстников? Умерли? Могу поспорить, что причиной стала эпидемия какой-нибудь смешной болезни вроде ”жабьего поноса”, ”нюхлеровского лишая”, ”сифилиса гриндилоу”, ”тролльего запора” или ”драконьей оспы”! Да? Вот только, скорее всего, они точно так же легли на свои родовые алтари ради того, чтобы защитить вас! Детей. Внуков. Так что не смей даже в мыслях принижать подвиг тех, кто приносит в жертву свою жизнь ради того, чтобы другие — жили!