Глава 16. Знакомство с Барти (1/2)

Авторитет авторитетом, но идти на вечернюю отработку мне все же пришлось. Я не хотел даже мысленно представлять себе, в какую форму, с учетом капитальной ебнутости на голову преданнейшего слуги Волдеморта, примет та самая ”никогда-не-забудешь” отработка. Что-то сомнительно, судя по прошлой такой с ним, что я смогу даже хотя бы просто поцарапать Барти. Так что, если тому в голову придет что-то совсем непотребное, всегда и уйти можно, ничего не объясняя (а попросту руки в ноги — и драпать). И прятаться потом за юбкой Спраут на факультете. М-да…

Постучавшись в запертую по вечернему времени дверь кабинета ЗОТИ, я немного подождал, и вскоре дверь с легким щелчком чуть приоткрылась. Раз приглашают, нужно войти.

Класс был темен, тих и пуст. Только из-за приоткрытой наполовину двери в личный кабинет профессора ЗОТИ доносились какие-то звуки, и на темный пол падало прямоугольное пятно света. Поднявшись по коротенькой лестнице (интересно, в том, что кабинет расположен выше класса, есть какой-то глубокий смысл), я зашел в комнату.

Это был первый личный кабинет профессоров, что я видел за прошедшие три года учебы в Хогвартсе. Все же я не Поттер, который ел с рук у оборотня, а Флитвик и Спраут — даже они разговаривали со мной только в классах, поэтому я не считаю, что в моем любопытстве было что-то предосудительное. Я остановился на пороге и стал внимательно по очереди рассматривать предметы, что попадали мне на глаза. И сразу же зацепился взглядом за коллекцию средневекового холодного оружия, многие экземпляры которой хотелось потрогать руками или даже взмахнуть или ударить по мишени. Быть может, лет пять назад я бы с удовольствием схватился за пару-тройку рукоятей или потрогал бы ногтем заточку, но… Здесь я уже не первый год и поэтому отлично знаю, что даже безобидный на вид предмет может быть смертельно опасным, а уж оружию таким быть сам Мерлин велел.

Отведя душу визуальным осмотром богато отделанного холодняка, я перевел свой взгляд на прочую обстановку комнаты. Кабинет ЗОТИ чем-то напоминал кабинет директора, только ”труба пониже и дым пожиже”. Живые картины, сейчас странно молчаливые, сундуки и сумки, шкафы с книгами и какими-то странными на вид кусками костей и черепами неведомых существ, и прочая, прочая, прочая дребедень, которая неосведомленному магу покажется обычным мусором, а разбирающемуся — редкой драгоценностью. А вот чем рабочее место Крауча отличалось от дамблдоровского, так это тем, что о кабинете профессора ЗОТИ нельзя было сказать, что в нем царил абсолютный порядок — скорее, совсем наоборот.

По полу кабинета совершенно небрежно разбросаны какие-то артефакты, предметы одежды и куски чего-то непонятного. Чем-то это напоминало место крушения самолета. Как и на обгорелом поле, здесь тоже можно было найти ”обломки”: вот это — деревянная нога-протез, дальше — крутится валяющийся на полу бесценный волшебный всевидящий глаз, металлическая оправа от которого небрежно надета на спинку резного кресла. Посох спокойно прислонен к придвинутому к столу другому креслу, в котором сидит… совершенно незнакомый мне мужчина. Худой и веснушчатый блондин лет тридцати пяти, в небрежно прибранной копне русых волос которого проглядывают седые пряди, пристально смотрел на меня, наслаждаясь моим недоумением. На Барти из фильма он не был похож совершенно, если не вглядываться в горящие фанатичным огнем темные глаза.

— Пришел? Присаживайся, — собеседник с ясно видимым удовольствием потянулся и пошевелил конечностями, — если бы ты знал, как это утомляет — прыгать на одной ноге!

— Кто ты? — спросил я, наставив на блондина волшебную палочку. — Отвечай! Куда ты дел профессора?!

— Как ты меня утомил, Крэбб, — и легким мановением руки Крауча, сопровождаемым невербальным экспеллиармусом, моя палочка оказывается выбита у меня из руки. Я на автомате потянулся за запасной, но и ее постигла та же участь.

— Постоянная бдительность, Крэбб! Постоянная бдите… тьфу! Как это привязывается! Чертов Моуди. Он совсем чокнулся на своей бдительности, которая, впрочем, его так и не спасла.

— Так кто ты?

— Садись! — и магический толчок отправил меня в объятья кресла. — Для начала, лорд Крэбб, позвольте представиться. Официально бывший наследник и умерший в Азкабане Бартемиус Крауч Второй, — Барти привстал и изобразил пародию на вежливый поклон младшего старшему. Но даже в этой шутовской пародии было столько изящества, воспитания и… долгой череды благородных предков, что меня некисло так кольнула зависть. Увы, придется смириться с тем, что одного попаданчества в аристократа мало. И даже просто родиться им недостаточно: порода и воспитание — вот те киты, что делают в нашем понимании человека аристократом. Все как у… хм… собак.

— Хм… Очень приятно, мистер Крауч. Кстати, а вы не родственник Бартемиусу Краучу…

— Замолчи! — присевший было мужчина вскочил и направил на меня волшебную палочку. — Не произнеси при мне его имя! — тяжело дыша, он оперся на стол, давя в себе приступ ярости, а потом пояснил: — Да. Бартемиус Крауч — мой ненавидимый отец!

— Ясно. Вот только это не объясняет того факта, как официальный мертвец занял место аврора Моуди, зачем разыскиваемому преступнику это вообще нужно, а также при чем здесь я.

Барти ухмыльнулся, подошел к моему креслу и навис надо мной всей своей тушей, если его худощавую фигуру можно так назвать.

— Меня не разыскивают. Зачем искать того, чье тело давно закопано на одном острове в северном море? А вот на остальные вопросы ответ один, — и Барти начал задирать мантию на левой руке. — Господин сказал мне, что один из школьников пытался заинтересовать его.

— Я не помню, чтобы кого-то называл своим господином!

— А ты взгляни сюда. Вот Его метка.

Метка была впечатляющей. В отличие от той поблекшей и выцветшей, что я видел через память Винса на руке Логана Крэбба, эта была четкой и какой-то… живой? Даже слегка подрагивала, хотя до полноценного движения, как это было при живом Волдеморте, она все еще не дотягивала. И еще от метки ощутимо — вот не знаю только, каким именно чувством я это осознаю, — тянуло магией. Злой магией. Очень злой магией. Но она была мне так… приятна. Хм. Что-то со мной не то. Нужно будет разобраться, позже. Сначала — срочные дела. Нужно выяснить: это точно Барти или нет?

— Узнал? — восторженно глядя на свою руку, спросил самозваный профессор. — Видишь?! Он скоро возвратится! И у меня к тебе дело от Него.

— Я тебе не верю. Мою память могли считать, и теперь все это — провокация. На кого ты работаешь, на Министерство или на Дамблдора?

— Хм. — Барти сел в кресло и совершенно по-плебейски забросил ноги на стол. — Лорд говорил, что у тебя абсолютная защита от чтения мыслей. Так что не следует делать вид, что ты ничего не понял!

— Только в Хогвартсе. И не далее как год назад меня до донышка вычитал декан Слизерина… — именно вот так вот. Не Снейп, не профессор, не зельевар, не друг Люциуса Малфоя или бывший пожиратель, а декан одного из факультетов Хогвартса, где директором — Дамблдор. Такие тонкости сын рода прирожденных политиков и дипломатов распознаёт независимо от своего состояния, чисто на ощущениях, ибо воспитание. — Так что все мои тайны давно уже известны всем заинтересованным в них личностям. Тем более я никогда не видел Барти Крауча — младшего…

— Хм. Не могу отказать тебе в здравом смысле. Ну а как ты объяснишь метку? И не надо говорить, что ты ее никогда не видел. Уж у твоего отца она была!

— Метка не проблема.

— Что-о-о?

— После падения Лорда на свободе оказалось слишком много предателей… — ой как это хорошо — знать больные мозоли собеседника. Начинаю понимать, зачем и Дамблдор, и Волдеморт учили легилименцию. — И найти одного-двух, согласных изображать хоть Мерлина, хоть Слизерина, не составит труда. Особенно, если отмазать от Азкабана…

— Да. В этом я с тобой согласен.

— Таким образом, я не могу считать тебя тем, кем ты представляешься, пока ты не представишь мне нормальные доказательства.

— Логично… М-да. Твой отец меня так не доставал. Попроще он был. Хорошо, что ты убил его, предателя, уважаю. А может… Нет. Тоже… — бормотал про себя Крауч, видимо, перебирая доводы и доказательства. — Как же с тобой сложно! А впрочем, почему бы и нет? Как раз, вовремя… Значит, говоришь, — губы фальшивого профессора расплылись в хищной, немного безумной улыбке, — тебе нужны по-настоящему серьезные доказательства?

Вот только что-то не нравится мне его улыбка. Барти же по канону на голову нездоровый. Хм, кстати, странно. Я этого по разговору не особо заметил. Но все равно бывший лояльнейший из пожирателей, недоказанный пытатель Лонгботтомов-средних (старшая и младший живы-здоровы), беглец из Азкабана… Что маг с таким багажом за спиной может посчитать за доказательства?

— Хорошо. Ты их сейчас получишь! Да! Самые-самые! И для всех!

— Э-э-э. Может, не надо? — как ни звучит это до неприличия по-детски, но мне что-то реально стало как-то сцыкотно. И за канон, и, главное, — за себя родимого. Поймают меня с Барти вместе — и кирдык.

— Ты сам этого хотел! Слушай меня внимательно. Сейчас я превращусь обратно в Моуди, и мы с тобой пойдем в… одно место. И не дай тебе Мерлин, если нам кто-то встретится по дороге, попробовать меня предать! Уж что-что, а кинуть невербальную бомбарду тебе в голову я всегда успею. Ты понял меня? Ну?

Во что я опять влез? И ведь ответить что-то отличное от ”да, конечно” будет простым и безыскусным самоубийством. Кто-то другой еще мог бы отделаться обливиэйтом, но моя защитная печать не позволит этого, а значит, и у Барти иного выбора не будет. Заавадит меня на месте, а тело превратит во что-нибудь и выбросит в Запретном лесу, как с папашей своим поступил или еще поступит. И самое главное, никто меня долго (или вообще) искать не будет: ”Лорд Крэбб, пользуясь своим правом покидать Хогвартс в любое время, отбыл в неизвестном направлении по каминной сети из моего кабинета…” — и пока Барти не разоблачат, этой отмазы хватит, а после разоблачения всем будет уже не до меня.

Тем временем Крауч собрал разбросанные по всей комнате артефакты Моуди, положил их недалеко от себя, сел в кресло и сделал глоток из фляжки с оборотным зельем. Смотреть на то, как молодой, пусть и слегка потрепанный жизнью мужчина превращается в старика-калеку было, конечно, в каком-то роде любопытно, но очень неприятно. Тело сжималось по высоте и раздувалось вширь, усохла отрубленная нога, на миг мелькнула темным провалом пустая глазница черепа. Барти, не сдерживаясь и не стыдясь меня, от дикой боли в изменяемом теле орал во все горло. Хорошо еще, что заранее наложенные заклинания отсекали все шумы, иначе к кабинету профессора ЗОТИ сбежался бы весь Хогвартс.

Я в смущении отвернулся. Странно это все. Когда я пил оборотку, у меня, конечно, тоже были неприятные ощущения, но чтобы настолько! Или это связано с тем, что Барти пытается влезть в шкуру калеки, а я просто слегка взрослел? Зато становится понятно, почему шпион Волдеморта не был раскрыт: каждый раз всего лишь ради короткого отдыха и терпеть такие муки? Не говоря уже о полнейшей беспомощности: вот в этот вот короткий отрезок времени жизнь фальшивого профессора ЗОТИ была полностью в моих руках. Можно было попробовать сбежать, сдать его или даже убить, но… зачем? Да и куда мне бежать и кому сдавать, с учетом висящих на воображаемой шее абсолютно реальных пудовых вериг непреложных обетов?

Пока мы полубежали (я) и агрессивно ковыляли (Барти) с третьего этажа на первый, возможности проверить крепость моего слова у Барти, к счастью, не возникло, так как никто из профессоров нам навстречу не попался. Зато попался кто-то другой.

— Профессор Моуди. Лорд Крэбб… Мое почтение.

Ох уж мне эти аристократические заморочки! Драко Малфой всегда, когда хотел (читай, когда мог держать себя в руках, ибо для его абсолютно по-гриффиндорски вспыльчивой натуры это было весьма и весьма нелегкой задачей, и, скорее всего, серьезной проблемой для его отца), мог вести себя абсолютно безукоризненно. Воспитание древней, чистокровной семьи все же давало о себе знать. Да, этикет это такая вещь, которая иногда может выйти боком (недаром ходит бородатый анекдот про то, как два джентльмена, попавших на необитаемый остров, десять лет не разговаривали друг с другом, просто потому, что не нашлось третьего, который смог бы их представить друг другу), однако же пользы от писаных и неписаных традиций, на мой взгляд, все же больше, чем вреда. Можно одним-двумя правильно поставленными ударениями сказать очень много. Как, например, это произошло и сейчас: как это положено по всем правилам вежливости формально младший Драко (пока еще наследник, а не лорд, как я) поздоровался первым и вроде как совершенно вежливо, но… Сделав слышимый только понимающему уху акцент на фамилии, а не на титуле, Малфой превратил приветствие в остренькую шпильку: ”Ты, конечно, лорд, но лорд Крэбб, которые всегда были ниже нас, Малфоев”. Вот только и я не совсем валенок и что-то слышал в детстве Винса, поэтому в эту игру можно сыграть и вдвоем:

— Наследник Малфой. Наследник Забини, наследник Гойл. Добрый вечер.

Ишь, как скривился, белобрысый. Мой посыл: ”Ты, конечно, будешь лордом Малфоем, самым-самым, но потом, а я лорд и выше тебя сейчас”, — Драко понял совершенно правильно. Учитывая, сколько могут прожить маги, если им весьма настойчиво не помогать перейти в мир иной, Драко может прокуковать в наследниках до самой зрелости, если не старости…

— Прочь с дороги, пожирательское отродье. Или тебе так понравилось быть хорьком и ползать по ширинкам у настоящих парней? Решил свить там гнездо? — а вот Барти абсолютно в своем репертуаре. Другого от него я и не ожидал. Впрочем, поставив себя на его место, вряд ли я вел бы себя с Малфоем настолько… вежливо и корректно. Все же, пока кто-то честно мотал срок, кто-то внаглую откупился и жил-поживал себе в своем поместье.

Драко тем временем аж задохнулся и пошел алыми пятнами по лицу от такого грубого оскорбления. И, похоже, только крепко взявшие его сзади за локотки приятели-слизеринцы не позволили ему ринуться в бой, пусть и словесный, по результатам которого опять подвергнуться принудительной трансфигурации. Малфой до впечатляющих желваков на скулах стиснул зубы, вырвал рукава мантии из хватки приятелей и, что-то прошипев себе под нос, ушел в сторону кабинета декана Слизерина.