Интерлюдия 3 (1/2)

Прошедший разговор доставил Дамблдору просто море… удовольствия! Он так приятно напомнил ему времена его детства и юности, что можно было бы даже уронить скупую старческую слезу от нахлынувшей ностальгии и печали по ушедшей молодости.

При чем тут его молодость? А все очень просто! Годам к сорока-пятидесяти Дамблдор поднялся в изучении и практике легилименции до таких высот, что девяносто девять процентов собеседников, даже те, что практиковали окклюменцию, ничего не могли противопоставить ментальным щупам Великого Светлого Мага. ”Для собеседника это противно? Что вы! Он же ничего не почувствует! Тем более, это не для меня, а лишь ради всеобщей пользы и блага!” В частности, именно этим и объяснялись великолепные достижения Альбуса как политика. Ведь это так просто — добиться нужного тебе результата от разговора, если можно непрерывно ощущать истинные мысли и реакции собеседника!

Поверхностная легилименция настолько вросла в поведение Дамблдора, что иногда он пытался на автомате пролегилиментить даже случайно увиденное собственное отражение в зеркале. Смеялся, конечно, потом, да.

Редкие исключения можно было пересчитать по пальцам: самородки-окклюменты вроде Северуса Снейпа, очень и очень богатые лорды, прикрывшие свои мысли и чувства мощными, но весьма дорогими артефактными комплексами (к примеру, такими были старые Малфои, Поттеры и Блэки), ну и некоторые полукровки с примесью крови волшебных рас.

Но одновременно с совершенной беззащитностью перед легилименцией большинство чистокровных собеседников могли похвастаться великолепным самоконтролем. Прочитать во время беседы что-нибудь по их лицам, помимо того, что они хотели показать, было абсолютно невозможно.

А вот с Винсентом Крэббом была совершенно обратная ситуация. Печать Основателей полностью закрывала мысли и чувства ребенка от легилименции, зато уровень владения своим лицом и телом, в плане подавления непроизвольных реакций на слова собеседника, были у наследника Крэббов весьма далеки от идеала.

Такая ситуация встречалась только в самом начале жизненного пути Альбуса, когда он делал первые робкие шаги в политике, тогда еще школьной. А несколько совершённых ошибок в оценке реакций собеседника с обидными последствиями и привели его к мысли об изучении легилименции.

Поэтому ”чтение” Винсента Крэбба заставило Дамблдора напрячь давно запылившиеся навыки, что заодно напомнило те славные времена, когда он их получал.

Впрочем, директор был вынужден отметить, что хотя самоконтроль Винсента и был слабоват, но это только смотря с кем сравнивать. Если со взрослыми опытными лордами, то да, слабо, а если с его одноклассниками, которых Дамблдор мог прочитать до донышка и не применяя легилименцию, то уровень у Крэбба был заоблачным. Скажем, как у двадцатилетнего наследника рода или сорокалетнего маггла.

Несмотря на поднятые из глубин памяти теплые воспоминания, Дамблдор был вынужден быстро вернуться в настоящее. Слишком много задач требовалось решить, чтобы можно было позволить себе предаваться мечтаниям.

”Итак, — директор мысленно подводил итоги беседы, — что можно сказать о Винсенте после разговора с ним? Реакции на стандартные наживки получились… странные. Наследник находящегося на грани разорения рода совершенно равнодушно пропустил мимо ушей возможность получить верный заработок. Как будто никогда не нуждался. Или действительно не нуждался? Хм… Проверить мистера Крэбба-старшего. Но даже если и так, то жадностью парень не болен. Хорошо для него, и плохо для меня с точки зрения возможных манипуляций.