Глава 12 (1/2)

Воспоминания нескольких часов крошились на осколки, стираясь в прах, перемешиваясь в одну мутную воронку боли и разрозненных образов.

Крик, то ли её, то ли чужой, разрывая горло — делая первых вдох, переплетаясь и сливаясь в один миг, множество знакомых и одновременно нет голосов вокруг, пропитанный тревогой воздух, отступающая боль, которую поглощал, забирал с собой спасительный сон.

Мирабелль, вырвавшись из беспокойного болезненного забытья, сонно уставилась в потолок, не зная, где сон, а где явь, и вновь закрыла глаза, проваливаясь в пустоту.

Следующее — прохладная чья-то ладонь у неё на лбу и беспокойное бормотание «хотя бы нет температуры», и вновь темнота.

Солнечные лучи пытались заставить распахнуться веки, и, жмурясь от света, Мирабелль выпила, что дали, слабо отпихнув чью-то руку, накрыла глаза рукой, уже по своей воле возвращаясь к спасительной тишине дрёмы.

В какой-то момент её успокаивающе-липкие сети всё же порвались, выпуская, и Мирабелль поморгала, вновь глядя в белоснежный потолок, окрашенный проникающими сквозь неплотно прикрытые шторы мазками красных отблесков. Закат, наверное. А был, кажется, поздний вечер. Прошли… сутки?

— Ваше величество, — облегчённо выдохнула оказавшаяся рядом Марисса, опустившаяся на колени рядом с кроватью. — Вы проснулись.

Мирабелль покорно дала взять себя за руку и выпила какой-то очередной отвар, морщась от тупой боли и всё ещё смутно пытаясь восстановить в памяти картину происходящего, но получалось плохо. Да и не знала, хотела ли этого, в принципе, важно-то только одно…

— Девочка, да? — уточнила она, выхватывая из мозаики образов финальный осколок.

Марисса кивнула.

— Хорошо, я хотела девочку… — Мирабелль прикрыла глаза, перебирая варианты имён, столь тщательно отобранные за эти месяцы, и вновь крепко уснула.

Проснулась лишь на рассвете — рядом сидела уже Атэнэйс, сонно подпиравшая голову рукой, но при малейшем её движении встрепенувшаяся.

— Кларисса, — первым делом объявила ей Мирабелль, продолжая оборванную ранее мысль вслух. — Кларисса Церцея, — она задумчиво смолкла, решая, нужно ли третье имя. В обычных семьях старшим детям давали двойное, в королевской семье иногда давали и третье, подчеркнуть наследование не только власти рода, но и страны. У бабушки так было, а вот у неё, как и сестры (формально являвшейся наследницей титула матери, герцогини Шарлис, которым она совершенно не пользовалась) просто два коротких имени в одном плюс второе. Изощрённый вариант. — И Белла, — подумав, добавила она.

Атэнэйс смотрела на неё во все глаза, прежде чем осознала, о чём идёт речь и что она не бредит.

— Миледи, — растерянно протянула она, протянув руки и погладив её по волосам почти материнским жестом. — Разумеется.

Мирабелль послушно выпила очередное лекарство, немного позавтракала (если точнее, дала себя покормить — сил не было даже на удержание ложки) и вытерпела осмотр лекарки, пообещавшей, что уже через два-три дня всё будет в норме.

После ухода той Мирабелль попыталась сесть, болезненно ойкнула и вновь откинулась на подушки. Вытянула руку, разглядывая оставшиеся на ладони глубокие следы от ногтей, провела языком по искусанным до крови губам, всё ещё не зажившим, и, наконец-то дав себе волю, в голос заревела.

***

Мирабелль смутно подозревала, что в лекарство добавляли если не снотворное, то, по меньшей мере, что-то успокоительное, так как после истерики её вновь вырубило на пару часов.

— Эйван не заходил? — уточнила она и, когда Марисса в ответ, помедлив, всё же покачала головой, вздохнула.

Ничего не понятно. То как будто бы игнорирует, то вновь заботлив — ведь после возвращения в столицу он встретил её весьма тепло, будто и не было разлуки. Она, конечно, находила этому уйму объяснений. Занят, не хотел тревожить, да и в целом она сейчас наверняка неважно выглядит, так что, может, оно и к лучшему.

Но в целом всё-таки не понимала. Мирабелль привыкла легко одарять благосклонностью всех, кто ей нравился, используя прикрытую вежливостью язвительность или холодное равнодушие по отношению к тем, кто иного не заслужил — и совершенно не могла осознать, почему подобное — муж! — словно бы применял к ней!

И, в конце концов, она вынужденно научилась распознавать льстивое подобострастие и искренность ещё давно, при дяде, чтобы понимать, кто именно верен конкретно ей. Именно Эйван стал первым не из семьи и не, грубо говоря, «доставшимся по наследству», к кому её потянуло — и кто отозвался в ответ… Не могла же она просто… додумать сама то, что хотела видеть?

Глупости какие-то! Мирабелль зажмурилась и мотнула головой — она всего лишь всё ещё не в порядке после недавнего, вот и лезет в голову ерунда. Кроме того, ещё и преувеличенная, ведь хорошего было много, правда. Совместных вечеров, нежности… много! Даже если она и на контрасте каждый раз тянулась за любовью как в первый, даже… Ерунда!

— А Кларабелль?

Она уехала всего за пару дней до — какие-то срочные дела. Обещала скоро вернуться, но Мирабелль опасалась, что её отлучка опять растянется. Все эти её масштабные опасные планы часто отнимали много времени.

И вот от сестры вечно слова доброго не дождёшься, но в её любви же Мирабелль не сомневалась, так что и с Эйваном, скорее всего, себе надумала.

— Её высочество ещё не вернулась, — осторожно оповестила Марисса.

— Но многие справлялись о вашем самочувствии, — добавила Атэнэйс, не отрываясь от её расчёсывания.

Встать Мирабелль так толком и не встала, но решила потихоньку приходить в себя. А для этого упадочные мысли точно ни к чему.

Торжество, поколебавшись, она назначила на десятый день.

Для объявления всегда выжидали хотя бы пару дней после рождения, но она надеялась ещё и сама получать удовольствие от церемонии, а не только официально сообщить новость, да и сестру всё же дождаться. И в подготовке самостоятельно участвовать. Десять дней, наверное, будет достаточно, чтобы всё это уместить?

Мирабелль провела пальцами по расчёсанным волосам, легко разделяя мягкие волнистые пряди. Вроде бы ничего, сносно. Собственное отражение она пока видеть не хотела.

— Я хочу увидеть малышку, — поколебавшись, сообщила она фрейлинам.

Комнату ещё заранее обустроили совсем рядышком, так что долго ждать не пришлось. Использовали бывшую комнату бабушки, столько лет пустовавшую — переделывать её, конечно, пришлось знатно, почти всё обустраивать с нуля, но вышло в итоге прелестно. Можно было использовать ещё бывшую спальню матушки, но, выбирая, Мирабелль передёрнуло от мысли, чтобы ребёнок рос там, где мать медленно угасала годами. В детстве она и вовсе после её смерти обходила это место на расстоянии и никак не планировала задействовать как-либо в ближайшем будущем. Если будет второй ребёнок, можно найти какой-то другой вариант, уж на нехватку красивых просторных помещений жаловаться точно не приходилось.

Комнату девочки, кстати, всё ещё предстоит улучшать — сейчас она должна быть довольно пустой и обезличенной, но постепенно надо будет сделать её комфортнее для малышки. Сначала, видимо, что-то на свой вкус, а дальше уже как пойдёт.

Мирабелль с интересом уставилась на девочку в руках кормилицы — та спала и выглядела очень даже мило и беззащитно, тем более, сейчас уже вымытая и аккуратно запелёнатая. Хотя и, если честно, кожа куда более розовая, чем она представляла, видя малышей немного повзрослее, но, вроде, постепенно она побледнеет? Волосики довольно тёмные, но, кажется, шатенка, не брюнетка — то ли в Эйвана, то ли в бабушку. Глазок не видно, но наверняка будет какой-то оттенок карих, как у всех родственников.

Брать её Мирабелль на руки не решилась, опасаясь, что сейчас (да и вообще) точно не удержит и как-нибудь навредит, потому, протянув руку, лишь неловко потрогала кончиками пальцев щёку, опасаясь разбудить. Тёплая, мягкая.