Выжигай (2/2)
Ты уже на вокзале??
10:26
Нет
Я домой ушёл
Гэгэ написал, что Му Цина встретят на машине и они вместе приедут
10:29 </p>А, понял
Всё нормально?
10:30
Вроде, да?
10:35</p>Ты просто ушёл и ничего не сказал
10:35
Всё хорошо
10:36</p>
Хуа Чэн отложил телефон в сторону и пошарил рукой по верхней части шкафчиков у зеркала. Теперь там лежало не маленькое лезвие из станка, а несколько рулончиков бинтов и бритвенно острый канцелярский нож. Сегодняшний день не был слишком стрессовым, но тем не менее, Хуа Чэн чувствовал, словно тонет. В своих страхах, сомнениях, в усталости и разочаровании; а держаться на плаву с каждым днём становится всё сложнее и сложнее. Помогала только боль, которая на несколько часов, но всё же заглушала голос воспалённого разума.
Понять, почему это происходит, молодой человек не мог. Просто эмоции становились всё сильнее и сильнее, а контролировать их стало почти невыносимо сложно. Самой ужасной оказалась ревность. Дикая, проснувшаяся в его разуме впервые, ещё необузданная, незнакомая. Что с ней делать — не ясно, как с ней жить — тоже.
«Сань Лан, я встретил подругу детства, она так изменилась! Мы сходим погулять, когда вернёмся в Шанхай», — кожу рассекает первым глубоким порезом. Хуа Чэн шипит от боли, но улыбается, когда становится чуть легче и он осознаёт, что порезом словно перечеркнул эту мысль.
«Последняя модель была очень красивой. Смотри, она так тело улыбается!» — лезвие вгрызается глубже под кожу. Чтобы не закричать, Хуа Чэн впивается зубами в нижнюю губу. Во рту появляется металлический привкус крови, но разум становится чище.
«Мне нравится… Се Лянь».
— Сань Лан? Я дома! — Хуа Чэн вздрагивает и с ужасом смотрит в сторону незапертой двери в ванную. Он сидит на закапанном красным полу, с канцелярским ножом в руках, перепачканный собственной кровью, а за стенкой раздевается после поездки Се Лянь. Рывком Хуа Чэн поднимается, игнорируя боль, подходит к двери и настолько тихо, насколько это вообще возможно, её запирает. Капельки крови дорожкой проследовали за ним.
— Гэгэ, я в ванной, — вновь отойдя от двери, отвечает Хуа Чэн. Он приложил все силы, чтобы голос звучал ровно и не выдавал всех эмоций, что кроются под этой расколотой маской безмятежного спокойствия.
Се Лянь уходит в спальню, чтобы переодеться, а Хуа Чэн спешно перебинтовал колено и теперь прибирался в ванной, старательно вытирая пол, внимательно следя за тем, чтобы не упустить ни единого пятнышка. Он быстро ополоснулся в душе, чтобы не выдать то, что он здесь далеко не этим занимался, сменил повязку и наконец вышел в коридор. Перепачканные кровью бинты он пока спрятал наверх, чтобы выкинуть ночью, когда Се Лянь уже уснёт.
— Привет, гэгэ, — Се Лянь нашёлся в спальне. Он переоделся в домашнюю одежду и теперь сидел на кровати. Увидев Хуа Чэна, он сразу кинулся обниматься, не скрывая, насколько сильно рад этой встрече. — Ты решил меня задушить?
— Ах, Сань Лан, — рассмеявшись, Се Лянь потёрся лбом о основание шеи возлюбленного и потянул того в сторону кровати. Они вместе упали на неё и продолжили обниматься. — Мне столько всего нужно тебе рассказать…
— Разве гэгэ не устал с дороги? — мысленно Хуа Чэн вручил себе медаль за стойкость, ведь он смог не проронить ни звука, когда упал прямо на изрезанную только что кожу. — Точно, минут через двадцать должны привезти пиццу — я заказал примерно ко времени твоего прибытия.
— О, нам очень повезло: удалось проехать до того, как образовались основные пробки. В этот раз даже возле моста не было.
— Возле моста когда-то не бывает пробок? Нам стоит занести этот день в календарь, — из-за этой череды удач Хуа Чэн едва не был раскрыт, поэтому день он мог бы занести с пометкой «чёрный». Потому что Се Лянь точно убьёт его, если узнает. Когда узнает.
— Что такое? — Се Лянь заметил, как изменилось настроение Хуа Чэна: померкла его улыбка и опустился взгляд. Это стало происходить так часто, что Се Лянь научился замечать изменения мгновенно. — Сань Лан?
— Всё нормально, гэгэ. После поезда, наверное, хочется в душ?
— Да, стоит сходить, — согласился Се Лянь и аккуратно сполз с Хуа Чэна. — Если интересно, можешь посмотреть фотографии на камере.
— Да, я посмотрю, — Хуа Чэн потянулся за лежащей на прикроватной тумбочке камерой и вытащил из неё карту памяти, которую после поместил в ноутбук, и начал просматривать фотографии. Было правда интересно. Ему на самом деле нравится смотреть буквально на всё, что связано с Се Лянем, и это кажется им обоим таким очаровательным…
Хуа Чэн сохраняет для себя несколько красивых пейзажей, которые хотел бы зарисовать. Он смотрит бесчисленное множество фотографий Фэн Синя и Му Цина, которые то дурачатся, то заваривают лапшу, то разводят костёр и жарят мясо на гриле. Много кадров со штатива, на них есть и Се Лянь. Такой же счастливый, как и его друзья. Тоже дурачится, тоже улыбается. И это тоже заставляет угольки сдерживаемой внутри ревности вновь зардеться, заискриться и в конце концов вспыхнуть алым пламенем.
А девушка, в которой Се Лянь узнал подругу детства, и правда выросла в красавицу. Она улыбается в камеру искренней улыбкой, на нескольких видео видно и слышно, как много она уделяет внимания Се Ляню, слушает каждое его слово, задаёт вопросы. На фоне журчит ручеёк или алеет закат, но Хуа Чэн слышит только треск угольков своей собственной съедаемой пламенем ревности души.
Когда появляется курьер, ему как раз удаётся взять себя в руки. Нельзя ревновать Се Ляня ко всем вокруг. Он не даёт повода и, кажется, искренне не замечает всех этих взглядов, что на него направлены. Хуа Чэн ловит себя на мысли, что, возможно, единственный их замечает. И эта мысль не радует. Она тревожит.
— Может, я схожу с ума? — Хуа Чэн смотрит на последнюю фотографию. На ней Фэн Синь и Му Цин отбирают друг у друга бамбуковые палочки, на столике между ними стоят небольшие порции вкусного шоколадного десерта и дымится в стаканчиках чёрный чай. В отражениях видно, как рядом с Се Лянем смеётся та самая встреченная им девушка. Дверь открывается и в спальне снова оказывается Се Лянь. Его волосы перемотаны полотенцем, а вид в целом очень виноватый. — Что такое, гэгэ?
— Сань Лан, я, кажется, сломал фен… — Се Лянь опустил взгляд и прикусил губу, словно ожидал, что его сейчас начнут ругать за это. — Я мокрыми руками потрогал его, и он заискрил, когда я вставил вилку в розетку…
— Ты сам в порядке? Не ударило током? — Се Лянь помотал головой и Хуа Чэн облегчённо выдохнул. — Отлично. Не беспокойся об этом, идём на кухню, как раз пиццу только что привезли.
Обедая, Се Лянь всё ещё выглядел несчастно. Настолько, что Хуа Чэну пришлось отложить в сторону свой кусочек и сесть поближе: — Гэгэ, не переживай. Техника всегда ломается. Из-за внутренних проблем, из-за наших ошибок, из-за чего угодно. И это нормально. Я ни в чём тебя не обвиняю, у нас достаточно денег для того, чтобы просто купить новый и забыть об этом.
— Я понимаю, но… я такой неловкий. Постоянно что-то ломаю или роняю. Я чуть не сломал тебе мольберт — это было просто ужасно.
— И что теперь? Запретить тебе заходить в здания? Оставить тебя посреди пустыни, чтобы точно нельзя было ничего случайно сломать? — в ответ на это Се Лянь лишь удручённо вздыхает и мотает головой, когда Хуа Чэн продолжает молчать, дожидаясь ответа. — Вот. Ты сам понимаешь, что это глупости, поэтому прекрати винить себя и ешь пиццу.
— Ты тоже ешь, Сань Лан, — убедившись, что Се Ляня удалось успокоить и отвлечь, Хуа Чэн вернулся к своему кусочку и продолжил есть. Вскоре Се Лянь решает всё же отвлечься от поломки и начинает разговор. — Ты посмотрел фотографии?
— Да. Мне очень понравились некоторые пейзажи, и я хочу их нарисовать, — Хуа Чэн постарался не думать о фотографиях той девушки и поскорее переключился на более безопасную тему. — Я закончил эскизы линейки верхней одежды на осень-зиму для Max Mara, а ещё мне написали из Off-White. Не уверен, что приму их предложение — их стиль, конечно, интересный, но не уверен, что это для меня.
— Ци Жун раньше постоянно носил Off-White, потом перешёл на более яркие вещи. На самом деле, это выглядит неплохо, даже интересно. Может, если бы мы с Ци Жуном были близки, я бы тоже со временем стал одеваться похожим образом.
— Гэгэ прекрасно выглядит в любой одежде, — уверенно заявил Хуа Чэн. — И даже без неё.
— Сань Лан!
***</p>
— А вот и она! — Се Лянь и Хуа Чэн стояли возле подъезда и ждали, когда подруга Се Ляня подойдёт к их дому. Они договорились встретиться здесь, потому что девушке было интересно посмотреть район, где живёт её друг. А Хуа Чэн вышел посмотреть, потому что ему хотелось обозначить своё присутствие. Он, конечно, обозначил его красноречивыми засосами на молочной коже своего возлюбленного, но этого казалось мало.
— Привет, — девушка, одетая в облегающее розовое платье, поднялась по ступеням и остановилась напротив парней. Она пробежала взглядом по фигуре Хуа Чэна, распознав в нём того, о ком ей рассказал Се Лянь. — Меня зовут Ло Цинъян.
— Хуа Чэн, — стараясь сделать голос максимально нейтральным, чтобы не выдать своей непрошенной ревности, представился молодой человек. Он сделал шаг к двери и взялся за её ручку. — Долго не гуляйте.
Дверь за Хуа Чэном закрылась, Ло Цинъян потянула Се Ляня вниз по лестнице, взяв за запястье: — Неприветливый он у тебя, конечно. Но красавчик!
— Сань Лан очень милый, — возразил Се Лянь. — У него, наверное, просто не очень хорошее настроение.
— Очень мило он на меня посмотрел. Будто хочет оторвать все конечности и заставить меня их съесть, — хохотнула девушка. Се Лянь смутился и принялся уверять, что его Сань Лан никогда бы так не сделал. — Так и быть, поверю. Будет надеяться, что когда ты вернёшься, настроение у него уже будет отличным. Идём к университету?
Настроение у Хуа Чэна и правда было паршивым. Он проводил две фигуры тяжёлым взглядом и поднялся в квартиру, громко хлопнув дверью за своей спиной. Он быстро вытащил мобильный и, не давая себе время на то, чтобы передумать, набрал номер: — Ты занят сейчас?
На том конце вопит музыка и не сразу ясно, что отвечает собеседник. Ещё через полминуты он выходит куда-то, и голос уже можно различить: — Не занят, а что?
— Твоё предложение в силе? — Хуа Чэн открывает дверцу шкафа и быстро вынимает из него чёрную водолазку, узкие чёрные джинсы и алого цвета свободную короткую футболку с небольшой вышивкой в виде чёрной разбитой на куски планеты. Он сам сшил эту вещь.
— Хочешь выпить и покататься? — в ответ Хуа Чэн угукает, на том конце присвистывают, явно не ожидая согласия. — Ладно, подъезжай на такси, свободный байк найдётся.
— Мой приедет через два дня, так что на выходных уже буду на нём, — собеседник в ответ довольно мычит и говорит кому-то свалить. — Буду через час. У вас там есть что-нибудь выпить?
— Блять, ты музыку слышишь? Конечно, у нас есть выпивка, что за вопросы.
— Точно. Ладно, — Хуа Чэн, не прощаясь, сбрасывает звонок и кидает телефон на кровать. Он быстро переодевается, надевает поверх рукавов водолазки узкие серебряные браслеты, несколько цепочек на шею, прикрепляет одну к джинсам и смотрит на себя в зеркало. Получилось отлично.
— Прости, Се Лянь. Ты не оставляешь мне выбора, — говорит своему отражению Хуа Чэн, прежде чем выйти из квартиры и спуститься вниз к машине такси. Она везёт его за город, где в большом частном доме гремит музыка, шумят студенты, реками льётся алкоголь. Хуа Чэн знает, что это неправильно. Знает, что не должен так бороться со стрессом. Знает, что алкоголь и опасная езда — это ненормально. Но ничего не может с собой поделать. И не хочет.