Трещины на потолке (2/2)

***</p>

Плюхаясь лицом в подушку, Тарталья тяжело дышал. Ком в горле не собирался уходить, а из глаз всё также лились слезы.

Впервые за несколько месяцев парень дал волю чувствам. Сердце юноши сжималось от боли, и парень задыхался. Хорошо, что он научился бесшумно плакать, иначе у Скарамуччи возникли бы вопросы.

— Правда ли я так плох? — переворачиваясь на спину, Тарталья шепнул в пустоту, — Снова виноват я, не так ли?

Горячие слезы обожгли щеки, и послышался первый всхлип. Не сдержался. Парень присел на кровати, разглядывая трясущиеся ладони. Впрочем, трясло всё тело, то-ли от холода, то-ли от истерики. А может, и всё вместе.

Мысли выжигали сознание парня, и тот шептал одну фразу, покачиваясь из стороны в сторону, обхватив колени руками.

— Ничтожество! — хриплый голос Аякса, кажется, прозвучал слишком громко. Возможно, он сорвался на крик?

Стук в дверь не заставил себя долго ждать. Оторвавшись от ладоней и протерев глаза, парень с тревогой смотрел на прикрытую дверь. Он еë не закрыл. Тарталья замер, почти не дыша.

— Я войду? — Скарамучча просунул голову в проём, обеспокоенно разглядывая друга, — Ты...

Парень подлетел к уже бывшему врачу, тряся того за плечи.

— Уйди. Прошу, — сбросив с себя руки Скарамуччи, Тарталья с головой растворился в одеяле.

Парень опешил, но выходить из комнаты не стал. Что-то подсказывало ему, что лучше остаться. Как бы он не боялся.

Присев на край кровати, фиалковые глаза разглядывали кокон из одеяла, что изредко дергался. В голове появлялись всё новые идеи, как помочь другу, но они тут же отметались в сторону с новым всхлипом. Одеяло зашевелилось, и из

под него показалась рыжая макушка.

— Почему ты ещё здесь? Уходи.

— Но тебе точно нужна помощь... Давай поговорим, может я смогу как-то пом-

— Мне не нужна помощь.

Скарамучча замолчал. Слова парня эхом отдавались в голове, блокируя его собственные. Голубые глаза уставились на него.

Тарталья дёрнулся по направлению к парню, хватая того за руку. Из-за потери равновесия, тот был вынужден плюхнуться к другу.

— Пообещай, что никому не расскажешь.

Скарамучча слабо кивнул, чувствуя, как напряглось собственное тело. Прикосновения. Как же долго ему их не хватало.

— Весь корень проблем исходит из детства. Я никогда не был ребёнком, что берёт в рот все, что под руку попалось. Я очень избирателен в еде, — голова парня опустилась на простыню, пряча слëзы, — Моя мать ненавидела это. Ненавидела меня.

Скарамучча внимательно слушал, держа парня за руку. Хоть на лице не отображалась ни одна эмоция, на душе у него скребли не кошки, а целые крокодилы. В голове всплыло воспоминание с его дня рождения, и его губы дрогнули в нервной усмешке. А ведь он думал, что у него аллергия на сыр.

Наступила тишина. Всхлипы прекратились, и Тарталья мирно посапывал, подперев голову руками. Подушки благополучно разбросаны по всей кровати за компанию с одеялом, а в комнате пахло болью. Скарамучча сидел в кресле, рассматривая узоры на стенах. Им предстоял ещё не один разговор.