87-а. Эванс (2/2)

Я не стала рассказывать, как Феб ублажал меня рукой. И ртом.

Сейчас Шмэри явно спрашивала не про это. А про то, что называют обычным сексом. Настоящим. Когда мужчина запихивает член мне во влагалище. Как делает Джеймс. И больше никто.

А если Феб захочет так же? Дам?

Ну зачем Шмэри задает такие вопросы. Ненавижу ее в эти минуты.

И понятия не имею, как отвечать.

Я и на Рождество была уверена, что никогда ни под кого не лягу, кроме Поттера, но когда Феб снял с меня трусы — позволила ему это сделать.

А он не пошел до конца.

И я порой задавалась вопросом, почему. Особенно когда он поступал как вчера.

Феб усадил меня к себе на колени и, пока засасывал, улыбался, я чуяла. А когда оторвался, прошептал:

— У тебя такие длинные ресницы, мне кажется, что я их чувствую, когда мы целуемся.

Феб умел говорить все эти слова, от которых хочется смеяться. И смущаться. И позволять ему целовать себя.

Каждая девочка все про себя знает. И про длинные ресницы, и про красивые глаза. Но слышать это все равно приятно.

Я так хотела, чтобы что-то такое сказал мне Джеймс. А еще мне хотелось сказать что-то такое ему, но я не умела. Ну не говорить же все эти банальности типа «ты мне очень нравишься» и «я хочу быть с тобой».

— Фабиан не попросит, — я слышала, как жалко и по-детски прозвучали мои слова. Не попросил же до сих пор, хотя что мешало. — Ему нужно… другое.

— Другое? — хищно прищурилась Шмэри. — Что другое, Эванс? Тем более от тебя. Ты хоть сосать-то научилась толком? Или ты ему в задницу даешь? Что-то я сомневаюсь.

Я невольно поморщилась. Кто вообще трахается в задницу. Это же больно наверняка. И блевотно. Парням самим-то не противно запихивать член туда. Наверное, я чего-то не знаю. И, честно признаться, не хочу пока знать. Возможно любовь к такому сексу приходит как любовь к оливкам — с возрастом.

— Ему плохо без меня, — тихо пробормотала я в надежде, что Шмэри не услышит, забудет и не станет издеваться над моей наивностью. — Кажется, он правда думает, что влюбился, и…

— Фабиан не думает, — устало вздохнула она. — Он на самом деле влюбился, и только такая слепая эгоистичная дура, как ты, можешь в это не верить. Я понимаю, почему ты ему потакаешь: ты привыкла к нему, но ты представляешь, что будет, если скажешь ему отвалить. Он не гордый, но твои слова для него, — Шмэри скривилась, — почти что завет. Все равно что прирученного нюхлера пнуть со всей дури, а? А у нюхлеров, между прочим, нет прюиттовских глаз и прюиттовского языка. Фабиан отвалит, и больше его у тебя не будет. Но ты не хочешь быть виноватой в том, что он на тебя запал. Ты и не виновата. Поэтому ты будешь сосаться с ним, пока… что-нибудь не произойдет.

Пару минут мы шагали в тишине.

Пока что-нибудь не произойдет.

Я не хотела думать, что может произойти, а вот Шмэри подумала.

— Сосалась бы ты лучше со своим Поттером, он от этого хотя бы добрее становится. А Фабиану ты только хуже делаешь. Ты тварь, Эванс, — она выдохнула это с такой страстью, будто ненавидела меня всем сердцем. — Ты хоть представляешь, что будет, если Поттер узнает. А если Прюитт из-за этого угодит в Азкабан? Он ведь не будет бездействовать, если Поттер на него нарвется. Бля, да я просто боюсь за Прюитта, поняла. А ты, Эванс? Ты хоть за кого-нибудь боишься? Или ты боишься только, что у тебя будет на одного поклонника меньше? Или на двух.

Я боялась, что Шмэри возненавидит меня. И что Феб с Джеймсом покалечат друг друга.

А еще — что рано или поздно придется сказать Фебу, что я не могу любить двоих. Я мечтала только, чтобы он сам поскорее это понял. Но при этом никуда не делся.

Пиздец, я дура. Я же в магическом мире, а не в сказке.

— Ты хочешь, чтобы я прекратила целовать Фабиана?

— Честно? — Шмэри остановилась, и мне тоже пришлось. Лаз стал совсем узким: мы почти пришли. — Я хочу, чтобы ты прекратила, да. Но кого это ебет.

Леденцы Берти-Боттс в этот день показались нам обеим безвкусными. Наверное, производитель добавил прозрачные, со вкусом ничего.