42. Поттер (2/2)
Джеймс скорее почувствовал, чем услышал, как открылась дверь спальни — и так же бесшумно закрылась. Может, домовики расхрабрились?
Он приподнялся на подушке и прислушался.
Едва слышные шаги приблизились к его кровати.
Без очков Джеймс видел плохо, тем более в темноте, но все же различил, что полог чуть отодвинули. Он машинально потянулся к палочке, но его руку перехватили тонкие пальцы. Джеймс узнал это прикосновение.
— Эванс?
Матрас слегка прогнулся под ней, когда Эванс с ногами забралась на самый краешек.
Какая же она мелкая, подумал Джеймс, неудивительно, что синяки так долго не заживали.
— Что ты здесь делаешь? — он прищурился, чтобы разглядеть ее, но получалось плохо.
— Не могла уснуть, — шепнула Эванс.
— Когда я не могу уснуть, я лежу и пялюсь в потолок, а не шарюсь по чужим спальням.
Джеймс сказал это скорее в шутку, но она не поняла и проворно соскочила на пол.
— Нет, погоди, — шикнул он, ухватив ее за край длинной футболки. — Я же пошутил. Не уходи.
Нашарив все же палочку, Джеймс наложил на остальных Оглохни, и, сев на кровати, потянул Эванс на себя.
Она аккуратно оперлась коленкой о край матраса и положила руки ему на плечи.
Джеймс курса с четвертого спал в одних трусах. Они с Бродягой отказывались носить пижамы, и Бродяга всегда приговаривал: «А вдруг кого-нибудь выебать срочно потребуется? Вопрос жизни и смерти, например. Я всегда готов прийти на помощь».
Кожей Джеймс ощутил ледяные ладони и пожалел, что не успел надеть очки. Должно быть, она сейчас была очень красива.
Эванс сама поцеловала его.
Просто наклонилась — волосы скользнули по его груди — и коснулась верхней губы.
У нее был ловкий язык.
Джеймс, с трудом контролируя себя, не отвечал и не шевелился, хотел посмотреть, как далеко она зайдет.
Кто знает, где ее учили целоваться, и кто ее учил — может, у магглов это как-то по-другому делают — но когда Эванс зашла на третий круг и вернулась к его верхней губе, Джеймс плюнул на принципы и ответил.
Эванс, кажется, улыбнулась. Или ему просто померещилось.
Она подогнула вторую ногу и теперь балансировала на краю кровати, дрожащими руками держась только за его плечи.
Джеймс еле оторвался от нее и спросил:
— Тебе холодно?
В декабре по замку всегда гуляли сквозняки, хотя он давно не обращал на них внимания: ветер на поле для квиддича гораздо холоднее.
Эванс не ответила, но Джеймс все равно откинул одеяло и жестом велел ей лечь рядом.
Она уже здесь была, и не раз. И повсюду оставляла свои длинные волосы. Подушка тоже какое-то время пахла ею, но потом домовики сменили белье, и запах сошел на нет.
Эванс легла на спину, вытянув ноги, Джеймс, подложив руку под голову, устроился рядом на боку.
Несмотря на стояк, приставать к ней пока не хотелось.
— Так лучше? — выдохнул он ей в ухо и чихнул. Волосы щекотали нос.
— Будь здоров. Лучше будет, когда тебя оправдают. Поттер, — зашептала Эванс в темноту, — как я могу тебе помочь? Мне же наверняка велят явиться на этот суд и что-то говорить, а я не знаю, что говорить. Я не умею врать, Поттер.
— А ты хочешь соврать? — тихо спросил Джеймс, протягивая руку к тумбочке и надевая очки. Сейчас ему нужно было видеть ее лицо. — Думаешь, это я убил?
Он инстинктивно прижался к Эванс крепче под одеялом.
— Нет, но они же будут копаться в моей голове и увидят, что… что ты говорил мне.
А еще они, как отец, увидят, что Эванс ничего к нему не чувствует, и сделают выводы. Злость и ревность к более удачливому сопернику — отличный мотив отправить его на тот свет.
Джеймс вздохнул.
— Да пусть видят. Я от своих слов не отказываюсь. Протяни он к тебе лапы, я бы его убил. Но меня кто-то опередил.
— Тебе нужно забыть об этом, Поттер, — страстно прошептала Эванс, повернув к нему голову. Ее губы оказались в полудюйме от него. — Я читала про окклюменцию, тебе нужно избавиться от этих мыслей. Как там говорилось… очистить разум.
— Знаешь, я так хочу тебя поцеловать, что не могу больше ни о чем думать, — признался Джеймс, ни о чем, собственно, больше не думая.
Он сделал едва уловимое движение и встретился с ней губами.
Эванс обхватила его шею ладонями, скользнула пальцами в волосы на затылке, Джеймс чуял, как она горячо дышит, пока засасывал ее.
Он попытался забраться под футболку, но запутался в ней и в волосах. И перевернуться не получалось, чтобы случайно не прижать собой какую-нибудь прядь.
— Да что ж такое-то, — возмутился Джеймс, и Эванс забавно наморщила нос.
Она опять села на колени, чтобы снять с себя все.
Джеймс, безотрывно наблюдавший за ней, снова откинулся на спину, приподнял задницу и стянул трусы. Он остался лежать, раскинув ноги, и ждал, пока Эванс поймет, чего он хочет. Одной рукой Джеймс машинально провел пару раз по члену, вторую протянул ей.
— Что мне нужно сделать? — нерешительно спросила Эванс.
— Сейчас, — он извернулся и выудил из верхнего ящика резинку. — Тебе нужно будет… снимай трусы.
Она встала на кровати, аккуратно балансируя на мягкой постели, и, пока Джеймс натягивал презерватив, избавилась от белья. Затем перешагнула через него — так, чтобы его бедра оказались между ее ступней. Эванс одним плавным движением опустилась на колени и села ему на ноги.
Джеймс взялся за член чуть ниже головки и приподнял его от живота.
— Тебе нужно сесть на него.
Эванс поерзала на месте и слегка привстала.
— Ну да, очевидно, — пробормотала она, пока Джеймс притянул ее за задницу к себе, пальцами нашарил дырку и приставил к ней член.
— Я помогу, не бойся.
У Эванс там всегда было очень узко — может быть, поэтому ему так нравилось ее трахать. Он попал куда нужно с первого раза и, чуть приподняв бедра, дождался, пока она опустится до упора. Было так приятно чувствовать Эванс на себе, что Джеймс прикрыл глаза и коротко застонал.
Ее ладони уперлись в его грудь.
Эванс несмело привстала и снова скользнула вниз, она повторяла это движение все чаще, и пришлось открыть глаза, чтобы совсем не забыться.
Инстинктивно она все делала правильно, хоть поначалу и медленно.
Джеймс толкнулся бедрами, и Эванс вопросительно поглядела на него.
— Я же сказал, что помогу, — улыбнулся он, ладонями сжал ее талию и показал, как ему нравится.
Она, судя по всему, мысль уловила.
Переместив ладони с груди Джеймса на простыню по обе стороны от него и чуть склонившись вперед, Эванс стала насаживаться на член быстро, но размеренно, как будто выучила это движение наизусть.
— Ты не устала? — едва сумел выдохнуть Джеймс минут через десять, вспотев от возбуждения. Он видел только длинные волосы, казавшиеся темными, и тонкие выступающие кости там, где плечи.
— Чуть-чуть, — Эванс остановилась передохнуть, но тут же продолжила, пока Джеймс прикидывал, сколько раз сократились мышцы ее ног за это время. Вроде бы получалась какая-то невероятная цифра. Может, он не знает про какое-то специальное заклинание?
Эванс, кажется, поняла, что в таком положении можно тереться о его пах, как ей хочется, и не прибегать к помощи рук. Она наклонилась ниже, и соски коснулись его груди.
— Дальше я сам, — заявил Джеймс, не в силах больше терпеть.
Она легла на него полностью — вместе со своими волосами и сиськами, Джеймс согнул ноги в коленях, прижал Эванс к себе, обхватив обеими руками, и нетерпеливо оттрахал, слушая ее прерывистое дыхание возле уха. Как он умудрился не кончить, пока Эванс до этого трахала его — пусть потом Бродяга выскажет предположения, а Джеймс сам не понимал, как сдержался.
Он отчаянно надеялся, что кровать и полог не сильно трясутся, а если и сильно, то никто из парней не проснется.
Джеймс едва дождался, пока Эванс чуть слышно застонала, и наконец смог кончить сам.
Она все еще лежала на нем, согревая собой, он вынул член, но больше не шевелился, пока Эванс сама не села.
Джеймс хотел вслух сказать, как ему понравилось, и даже открыл уже рот, но вместо этого спросил то, о чем думал постоянно:
— Эванс, а если меня посадят, с кем ты будешь? Ты уже думала?
Она испуганно взглянула на него и резко ответила:
— Нет, я не думала. Зачем мне об этом думать?
Ну да, на Эванс претенденты найдутся, чего ей самой думать. Жаль, нельзя поручить ее какому-нибудь Прюитту, как капитанскую повязку.
Человека не отдашь кому-то на хранение.
Кто бы ни был следующим, Джеймс выйдет из Азкабана и прихлопнет его. Дементоры во второй раз встретят его как родного.
«И что, отнимешь у Эванс того, кто будет ей дорог?» — предосудительно шепнул полузнакомый голос.
Эванс, наверное, прочла это на его лице.
— Мне кажется, ты и из камеры дотянешься до того, кто посмеет ко мне подойти, — обреченно усмехнулась она. — Ты же считаешь меня своей.
— Ты и есть моя.
«Моя Эванс», — мысленно произнес Джеймс и дал себе слово, что выберется из зала суда любой ценой.