Часть 1 (1/2)

— Добрый день, я — Сакуноске Ода, — мел тихо шуршит по доске, вырисовывая пять иероглифов, — ваш новый учитель японской литературы.

Ода на работе первый день. Он уже понимает, что просто не будет, но ещё надеется, что справится.

Дверь открывается, и в класс проскальзывает ещё один ученик. Худощавый, с копной непослушных вьющихся каштановых волос, в измятой одежде. Выражение лица у него было глубоко наплевательское, и прошедшей ночью он явно не спал. Почему он находится там, где находится, загадкой было и для него самого. Судя по удивлённым взглядам одноклассников, в школе он появлялся крайне редко. Юноша всё-таки занял пустующую парту в самом конце, и Ода начал урок. Перекличка позволила выяснить: это был Осаму Дазай. Накануне он ознакомился с характеристиками на всех учеников, но только характеристика Дазая заставила его тяжело вздохнуть: регулярные побеги из приюта, многочисленные связи с маргинальными элементами, вредные привычки, постоянные прогулы, неуспеваемость и отсутствие крепких социальных контактов. Впрочем, Ода не видит в этом ничего сверхъестественного, хотя бы потому что сам рос без родителей, скитался по улицам и убивал людей за деньги. Но однажды он обратился к свету. Кто знает, может и с Дазаем могут произойти такие перемены?

***</p>

Так получилось, что вторник оказался днём, когда ему пришлось заняться крайне бесполезной тратой времени — появиться в школе. Так получилось, что в приюте его застукали именно тогда, когда он впервые за неделю там появился: в четвёртом часу утра чтобы забрать одну маленькую, но важную вещицу. А директриса приюта, как женщина крайне требовательная, лично сопроводила его в школу тремя часами позднее. Так получилось, что с сегодняшнего дня японскую литературу начал преподавать новый учитель. Что странно — с середины учебного года. Дазай пол-урока наблюдал за ним — интересно. Вроде, японец, а рыжеватый, да и глаза голубые. Молодой. Что он здесь забыл? Можно было бы подумать, что он законченный книжный червь, но природа у Сакуноске была другая — Дазай со своими выдающимися способностями это ясно видит. Его движения и взгляд совсем не свойственны обычным школьным учителям, скорее всего, ранее он занимался совершенно другой деятельностью. Оставшуюся половину урока Дазай посвятил отдыху, лишь краем уха улавливая то, о чём говорит учитель. Юноша про себя отмечает, что слушать его куда приятнее предыдущей мымры с визгливым голосом, на уроке которой, кстати, он побывал всего раз. Голос у Оды низкий, засыпать под него как раз, особенно после бессонной ночи.

Какая-то из одноклассниц (Дазай в самом деле не утруждается запоминать их имена), которая учителю явно симпатизирует, спрашивает, кто любимый писатель Сакуноске. Он умело переводит стрелки, и вопрос теперь адресован ученикам. Дазай ухмыляется. Ровно до тех пор, пока из уст учителя не звучит его имя. Но Осаму не был бы Осаму, если бы его так просто можно было подловить. Он поднимается с места и называет имя с первого висящего на стене портрета, на что Ода улыбается лишь уголками губ. Сакуноске не был бы Сакуноске, если бы не понял хитрости ученика.

— А произведение какое больше нравится?

— Из тех, что читал, нравятся одинаково.

Развинчивать эту маленькую ложь не в интересах Оды, поэтому он снисходительно кивает. И Дазай запросто это считывает. «Не так уж и скучно с этим Сакуноске. Нужно будет как-нибудь снова заглянуть».

***</p>

Дазай вглядывается в голубые глаза мужчины, но не может уловить в них ни одной эмоции, ни одной зацепки, за которую можно было бы потянуть и вытащить саму суть Сакуноске. Он удивительно спокоен, кажется, ничто не способно выбить его из колеи или застать врасплох. Осаму поражается его выдержке. Ему, молодому и нетерпеливому, жаждущему избавиться от скуки, такое спокойствие Оды кажется чем-то нереальным, нечеловеческим. Как только у учителя выдаётся свободная минута, например, пока ученики выполняют задания, в его руках непременно оказывается книга. Поначалу Осаму думал, что одна и та же, но потом заметил, что это, скорее, три тома одного произведения, которые учитель читает далеко не впервые, судя по множеству закладок в них. «Эти книги могут быть зацепкой».

Прошёл месяц, в школе теперь видят Осаму непозволительно часто: дважды в неделю, ровно тогда, когда в расписании стоит литература. Ода действительно радуется, что Дазай приходит, пусть не подготовленный, да и в работе не участвует, но это в самом деле маленькая победа.

— Так как многие ребята просили, я решил организовать литературный кружок. Завуч уже дал своё одобрение, — по классу пробежал ликующий шепоток, — и поскольку наши с вами занятия по расписанию во вторник и пятницу, предлагаю выбрать для кружка один из этих дней.

Осаму вдохнул и чуть не забыл выдохнуть. Жизнь даровала ему возможность проводить больше времени с человеком, впервые по-настоящему заинтересовавшим его. Сакуноске был для него загадкой, от разгадки которой он оставался всё так же далеко как и месяц назад, хотя прежде Дазай читал всех людей как открытые книги. Было в Оде что-то притягательное, чего раньше юноша ни в ком не видел. Особенно на той стороне, тёмной. Взять хотя бы Мори: хладнокровный, изворотливый, нутро у него гнилое. И в каждом человеке, которого Дазай встречал, всегда было что-то неправильное, а иногда и отвратное. А вот Сакуноске кажется безупречным, будто ничего грешного, свойственного человеку, в нём нет.