Глава 5. «Созвездие Плеяды» (2/2)

Реддл отпустил ее горло и сделал шаг назад, вытирая мокрые от ее слез пальцы о брюки. Мужчина абсолютно никак не отреагировал на слова девушки, словно это пустой звук на фоне. Он молча схватил ее правую ладонь и порезал с помощью беспалочковой магии невербально в том же месте, где у нее уже был шрам, перекрыв собой шрам от дурачества с Гарри, следом порезал собственную ладонь, скрепив их вместе, и подвел к Снейпу, который уже достал палочку, и что-то шептал, напевая, как песню на незнакомом языке.

Реддл торопился, это было заметно. Снейп подошел ближе и вывел на тыльной стороне ладони по руне с помощью Диффиндо. Их кровь полилась вниз, смешиваясь друг с другом.

— Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, не причинять себе умышленный вред, убивать себя или просить об этом кого бы то ни было в любой форме?

Губы ее дрожали, и в носу щипало. Ублюдок, какой же он ублюдок. Она поняла, что он все знал, поэтому решился на это. Прочитал в ее голове, по ее взгляду, движениям. Спланировал, как только они вышли из банка, быть может, даже раньше. Она вздохнула, посмотрев в глаза своего душегуба. Незнакомый ей ритуал стиснул ее ладонь будто в капкан. Было больно, как от ожога.

— Клянусь, — руна засветилась и одна из палочек исчезла, втягивая в себя их смешанную кровь.

— Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, служить Тому Реддлу и не предавать его?

Спину прошибло потом.

— Клянусь, — вторая палочка на руне так же исчезла, а кровь перестала капать на пол, словно порез, как вампир, напитывался их кровью.

— Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, никогда не пытаться сбежать и просить помощи в этом вопросе у кого бы то ни было в любой форме?

— Клянусь, — руны исчезли, как и кровь с их сцепленных ладоней.

Три светящихся обруча обрушились на них, соединяя в единую цепочку с головы до пят. Неразрывную, как узы. Тихий шепот Снейпа затих.

— Если ты ослушаешься меня, ты не умрешь, — он улыбнулся, — даже не думай. Тебе просто будет больно. Очень, — притянул к себе ближе, приглаживая растрепанные волосы, будто гладил питомца. — Можешь идти, — он отпустил ее руку, разглядывая собственную ладонь со шрамом.

Гермиона отвернулась, и ее взял за руку домовик Малфоев, сразу же перенося в спальню. Это теперь ее спальня. Она теперь никуда не сбежит.

Гермиона яростно метнулась к столику и разбила парфюм, выбирая с пола самый толстый и острый осколок. Пальцы с зажатым стеклом не успели дойти до руки, — ее прошибло такой сильной болью, что она закричала, казалось, на все поместье.

Реддл расхохотался, находясь в соседней комнате, разворачиваясь к Поттеру.

— Слышите? Она уже пытается, такая глупая.

Гарри поежился. Он себя ощущал сторонним наблюдателем, и пусть он знал, чего Гермиона от него ожидала, он не сможет ее убить, потому что ранее уже сам прошел через такой же ритуал только с более жесткими рамками относительно поведения. То, как Реддл, не Волан-де-Морт, относился к Гермионе, как он на нее смотрел, не нравилось парню. Совершенно.

— Брось, — сказал ему Реддл, — с ней все будет в порядке. Тем более твоя подруга оказалась родственницей чистокровных. Ты должен радоваться, Поттер, — он подошел ближе. — Ну же, улыбнись, Гарри! — боль прошлась по всему телу от невербального жалящего в щеку. — Улыбайся! — и Поттер улыбнулся, вымученно смотря в стену. — Молодец! Можешь, когда хочешь.

Дверь нетерпеливо распахнулась без стука, в комнату вошла Белла с широкой улыбкой на лице.

— Мой Лорд, — она подбежала к Реддлу и села перед ним на колени, — я принесла вам то, о чем вы просили. Это в моей комнате, — она переводила взгляд то с Волан-де-Морта, то на молодого Реддла, но взгляд ее все равно задерживался на красивом лице, нежели змееподобном.

— Отлично, — он кивнул, улыбаясь ей мягкой улыбкой, — Поттера затошнило. — Не оставите нас вдвоем?

Волан-де-Морт встал и вывел Поттера из комнаты, заводя парня в спальню напротив той, где теперь жила Гермиона. Он еще слышал ее рыдания сквозь дверь, но видеть подругу сейчас не мог — слишком было больно обоим.

— Вы хотите объединить крестражи? — Поттер задал вопрос, и глаза Волан-де-Морта покраснели.

— Тебе это знать необязательно, — он закрыл дверь за Поттером и удалился в свою спальню.

Ему было все хуже и хуже. Это тело, созданное ритуалом, гноилось под одеждой, кости ломило постоянно, а вспышки агрессии все чаще поражали мозг. Спасали лишь зелья Снейпа, но и они теряли свой эффект от постоянного использования. Скоро. Совсем скоро он объединит несколько недостающих частей в новом, более молодом и совершенном теле, и ему станет лучше.

Реддл в этот момент сидел в кресле, пока Белла языком собирала выступающую с члена смазку. Его тело было таким же, как при жизни: сильным и красивым, а возбуждение, которое он чувствовал раньше не так часто, поразило сознание.

Белла была красива, но Азкабан ее красоту очень сильно испортил. Реддлу было противно целовать ее, противно касаться ее тела, но как игрушка для снятия напряжения она подходила как нельзя кстати. Когда он только принял ее в ряды Пожирателей — он добыл воспоминания у другого Волан-де-Морта — то увидел, как она смотрела на него, как желала и мечтала разделить с ним постель. Такая глупая, но преданная. Все они: идеальные слуги, вышколенные Круцио и страхом.

В то время, когда Реддл начал войну, секс его уже не интересовал, он был поглощен жаждой силы и погружением в Темные искусства, поэтому сейчас исполнял влажную мечту Беллы. Копаться в ее мыслях было не интересно. Другое дело слышать мысли Грейнджер — симфония для его ушей, одно только построение ее предложений, даже без упора на смысл, уже внушало ему в голову легкую степень возбуждения.

Ему всегда нравились умные люди, умные женщины. Гермиона была красива и умна, тут было невозможно не обратить внимание. Даром, что магловская кровь. Над ним как-то даже потешались на последних курсах в Хогвартсе, что он переспал со всей женской частью Равенкло, но он не мог по-другому, красивая внешность вкупе с яркими способностями не могла не возбуждать.

Белла же… Белла хорошо работала ртом, и уже за это ее можно было похвалить.

Еще будучи в медальоне, он заинтересовался Грейнджер, как наблюдатель, развлекая себя уроками с ней. Касаться ее он не планировал изначально, это вышло случайно в первый раз, непонятно — во второй и целенаправленно в третий. Ее страх и отвращение были такими сильными, давая ему живительную магию, что он не мог ей насытиться.

Он сидел в одиночестве долгие годы, был слаб и одинок, запертый ото всех сначала во влажности грота и стонов инферни, а затем в пыли и темноте чужих карманов Наземникуса Флетчера, пока его не забрала себе Долорес. Неподражаемая Долорес…

Он насадил Беллу глубже на член, ускоряя движения внутри ее глотки, и выдохнул спертый воздух сквозь зубы, вспоминая. Амбридж была настолько гнилостной внутри, что влияние на нее никак не изменяло ее без того сучий характер, чтобы сделать хуже. Казалось, ее эмоции всегда были ядовиты и низменны, не придавая ему абсолютно никаких сил, как должно было быть, да и магия женщины была на вкус склизкая и мерзкая, как гной бубонтюбера. Это работало только с людьми, которые испытывали подобные эмоции не на постоянной основе. Он ждал ее смерти, которая никак не приходила, и после начал надеяться, что медальон она потеряет или кому-нибудь отдаст, потому что существовать на ее теле было абсолютно пустым делом.

Гермиона же разбавила его существование в ту же секунду, как только цепочка медальона облепила удавкой ее шею. Ему понравилось быть на ее шее больше других, даже больше его крестража: от Поттера исходило знакомое ощущение, как от давно потерянной вещицы, что-то теплое, как летний бриз с ароматом пещеры, где он хранился ранее.

От Рона Уизли пахло по́́том, едой и скудоумием; совращать юношу было слишком легко и неинтересно, даже муторно, будто Том выполнял ежедневную рутинную работу. Совращать же Гермиону было его любимым занятием, потому что он сам испытывал от этого экстаз, видя ее страх на лице, когда она понимала, кто́́ доставлял ей удовольствие.

Ее ум был острым, как клыки Нагайны, она бы отлично смотрелась с его меткой на руке: послушная и верная. И тогда он начал нашептывать Рону то, чего мальчик боялся больше всего на свете — быть третьим лишним; не прошло и месяца, как его — Рона — гнев начал приносить свои плоды, питая Реддла все сильнее с каждым разом. Его эмоции, чистые в своей простоте от зависти, гнева и… жажды обладания, отлично напитывали кусок души, заключённый в медальоне.

Та ссора, когда Уизли ушел, даже немного огорчила Реддла — ведь он потерял свою кормушку, пригретое местечко чистейшего хаоса мыслей и чувств, там и жадность, и похоть, и чревоугодие, и леность. Уизли, как исключительный коллекционер, собрал в себе все порицаемые человеческие эмоции, которые были необходимы крестражу для «жизни», потому что характер его был простым и душа не такой уж и глубокой, все его мысли были написаны на веснушчатом лице, а испытывал юноша целый калейдоскоп негатива из-за тихого шепота по ночам и правильных снов, ранее чистый в своих помыслах, он начал таить обиду.

Показывать ему Гермиону в моменты удовольствия, только заменяя себя Поттером, было и смешно, и странно. Реддл знал, что так нужно, что это работает, но он не хотел делиться.

Это его Гермиона. Его магический источник. Он знал, что нахождение рядом с ней принесет свои плоды, и не прогадал…

Девушка будет его при любом раскладе, как военный трофей. Его золотой слиток из Гриффиндора, отобранный силой — как он любил — у светлой стороны, замена мечу Годрика. Запятнанная его учениями, чистота девушки сияла бы еще ярче в черно-золотых всполохах его магии, которая кочевала бы из ее тела в его. Он думал об этом постоянно, одержимо представляя, как она получит метку, когда он вернет себе тело — он в этом не сомневался.

Нужно будет — он подействует на ее разум, совратит, заставит, у него было много разных вариантов, когда он привлекал на свою сторону светлых волшебников. Какой-то из них обязательно сработал бы и на Грейнджер, и Реддл знал — что. Ее ненасытная жажда знаний, желание показать свой интеллект и доказать всем чистокровным вокруг, что она чего-то стоит и без громкой фамилии. Эта рукопись, он улыбнулся своим мыслям, была написана, как не прискорбно, ради желания обрести любовь, которая у нее была абсолютно безответной, получить признание и почести, чтобы на неё обратили внимание.

Бедная одинокая девочка, не такая уж и любимая дочь, потому что «другая», белая ворона на своем же факультете. Реддл подозревал, что, не спаси тогда Поттер и Уизли Гермиону, она бы купалась в зависти к другим и, рано или поздно, обратила свой взгляд на Темные искусства. Гениальная, но грязнокровка, красивая, но на такой не захотят жениться, веселая, но никому были не интересны ее шутки. Одинокая Гермиона Грейнджер, утопающая в болоте библиотеки.

Но портить ее чистую кожу, когда он вернулся в реальный мир, почему-то не хотелось. Реддл вздохнул, направляя член глубже в любезно предоставленную глотку. Белла сосала на превосходно, но за закрытыми глазами представал образ Грейнджер, собранный из худых щек, больших светло-карих глаз, скромного декольте с острыми ключицами и теплого рта с розовыми губами, облизывающего его пальцы.

Интересно, Грейнджер так бы хорошо заглатывала его член, как Белла? Она все делала хорошо, за что бы не взялась. Бросить Лестрейндж здесь и проверить это в реальности с маленькой гриффиндоркой захотелось безумно.

Реддл сглотнул слюну, наполнившую рот, от фантазии о том, как бы она с укором смотрела на него, пока он водил по ее неискушенным любовными играми губам влажной головкой, как бы девушка хмурила брови и закатывала глаза, толкнись он глубоко в ее глотку, прямо, как сейчас.

Пока он ей будет рассказывать о Темной магии, она будет — с ненавистью, но! — ублажать его так, как он пожелает. И он будет делать с ней все, что захочет, пока она ему не надоест. После можно было отдать ее как подарок тому мальчишке, который ее хотел, Малфою… или… Нотту… хотя к Нотту она бы захотела сама, влюбленное сердце не знает боли.

Нет, она не будет ни с кем, кроме него. Реддл схватил длинные кудри и потянул на себя, пальцами врезаясь в кожу головы Пожирательницы.

Нет.

Зачем делиться?

Белла замычала и попыталась вырваться из хватки, сбивая его думы. Он открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Лестрейндж, сверкая алыми радужками от злости. Он закрыл глаза, вновь утопая в собственной фантазии — член опадал, Белла не возбуждала, пришлось напрячься и представить на ее месте все же Грейнджер и ее тихо: «Да, мой Лорд».

Он бы поцеловал ее. Гермиону. Она красивая. Ему хотелось поцеловать ее, когда она плакала. Жаль, это не будет ее первым поцелуем. Реддл любил быть первым во всем, но он ненавидел слезы и считал их слабостью, хотя на ней они смотрелись хорошо, как красивое вечернее платье — необходимый атрибут.

Том понадеялся, что она будет часто при нем плакать и не прислушается к его словам о том, что слезы — слабость. Реддл сказал ей это, не контролируя собственный рот, но он постарается доводить ее до слез чаще.

Новые игрушки всегда были самыми любимыми поначалу. Реддл все же кончил в рот Белле, сразу поднимаясь и застегивая ширинку. Ему хотелось увидеть Гермиону и поговорить с ней. Прямо. Сейчас. Пока она разбита и слаба. Он бы доломал ее до конца.

***</p>

Гермиона лежала на полу, вокруг были разбросаны флаконы с наверняка дорогими духами, но ей было плевать. У нее ничего не получилось, а боль от единственной мысли: «Просто порезать руку и пустить кровь», — была такой адской, что складывалось ощущение, что ее пытали десятикратным по силе Круцио. Она решила сесть на пол, потому что по ощущениям Гермионе казалось, что она пролежала целую вечность.

Как раз, когда она начала подниматься, неловко встав на ноги и опираясь дрожащими руками на пуфик напротив туалетного столика, дверь в ее спальню открылась. Реддл очутился перед ней в три шага и молчал, прислонившись плечом к стене напротив.

— Чего тебе? — выпалила Гермиона грубовато, но встать ровно пока не могла — не было сил, но и стоять так позорно склонившись перед этим уродом ей не хотелось, поэтому она села на пуф, схватив руками какие-то духи, — лишь бы что-то сжать в руках, как антистресс.

Он медленно подошел к ней ближе, почти вплотную. Носки его начищенных лаковых туфель почти касались ее голой кожи стоп. Туфли она давно откинула в порыве боли и сидела босиком. Ее голова дернулась вверх от невербального заклинания, будто кто-то наклонил ее шею, заставляя смотреть вверх на него, как послушной собачонке.

— На колени, — Том смотрел на нее с высоты собственного роста, и Гермионе казалось, что она стала еще меньше. — Давай, я не буду повторять дважды. Ты же знаешь.

— Не буду, — она с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Встань сама или я наложу Империо, — он наклонился ближе к ее лицу.

Она со злостью откинула парфюм в сторону и встала в позу. Колени дрожали, как и все тело после перенесенной боли от непослушания. Гермиона подумала, что, наверное, так дрессируют непослушных собак, чтобы те не кусали руку, которая их кормит. Складывалось ощущение, что этот сукин сын завел себе питомца, курицу, несущую золотые яйца в прямом смысле, ведь с появлением Гермионы его магия процветала.

Укусить его было впредь нельзя, сбежать — тоже, убить себя — невозможно; ублюдок-Реддл все предусмотрел. Грейнджер, честно говоря, не слышала о таких ритуалах никогда: незнакомые руны, нанесенные ей Снейпом — горите в аду, профессор — ощущались под кожей, будто свежий ожог, а само действо ритуала вгоняло в полную апатию, потому что она была в духовной ловушке, — ни сбежать, ни попросить помощи, ни умереть с достоинством. Ничего. Пустота.

Ей хотелось расцарапать себе глаза, чтобы хотя бы не видеть причину своих мучений, но она не могла причинить себе вред. Она была абсолютно беспомощна перед ним, он загнал ее в рамки, но Гермиона не была бы Гермионой, девочкой, что выбрал себе факультет Гриффиндор в качестве ученицы, не попытайся она сделать хоть что-то для спасения себя и Гарри. Но ей нужно подумать позже, когда она будет в одиночестве со своими мыслями, потому что при Реддле не было и шанса сохранить свои думы в тайне.

Она сглотнула, уставившись в рисунок дерева паркетной доски, расслабляясь и пытаясь думать о чём-то отвлеченном, как рецепт оборотного зелья. Дыхание было тяжелым, а мысли… все мысли были вовсе не о зелье, как бы она не старалась вспомнить список ингредиентов, а лишь о том, что она в Бермудском треугольнике, и конца и края ее страданиям не будет.

Она посмотрела на мужчину, который безучастно наблюдал за ней. Реддл сверкал нездоровым румянцем на лице, волосы были чуть взлохмачены, будто бы он разрушил свою прическу пальцами. Даже при быстром взгляде на него, Гермиона задалась вопросом: «Что это с ним?»

— Умница, — его ладонь легла на ее макушку, заставив вздрогнуть, и погладила, как псину.

Он как раз собирался продолжить что-то говорить, когда дверь в комнату отворилась вновь без стука и раздался ласково-приторный голос Беллы.

— Мой Лорд, вы… — она увидела Грейнджер на коленях, а затем руку своего Господина у нее в волосах.

Лицо ее изменилось, и Гермиона со смехом за секунду поняла… Мерлин, эта сумасшедшая стерва считает Реддла своим Богом. План в голове созрел в мгновение ока.

Гермиона улыбнулась Белле и облизала губы, направляя голову так, будто бы наслаждалась прикосновениями мужчины, чтобы у Беллы от ревности снесло крышу.

— Вы нам мешаете, — сказала Гермиона резко и посмотрела на Беллу так ненавистно, насколько позволяло ей лицо.

— Ах, ты…

— Свали из моей комнаты, старуха, — продолжила Гермиона, вспоминая, что вообще может разозлить влюбленную женщину.

«Давай, сука, давай! Сделай благое дело хоть раз за всю свою никчемную жизнь!»

Шок и ярость на лице Беллатрисы проступили так ярко и четко, что Гермионе стало даже смешно от таких новых эмоций на ее обычно перекошенном безумием лице, что она наблюдала на вырезках из «Пророка».

— Поганая грязнокровка! Да как ты смеешь…

Она достала палочку и уже направила ее в сторону довольной Гермионы. Спектакль одного актера удался на славу, Грейнджер аплодировала себе стоя.

«Да! Сделай это, психопатка! Сделай хотя бы раз в жизни что-то достойное!»

Грейнджер даже не слышала заклинание: она знала, что не дернется никуда, что примет смерть от руки этой сумасшедшей, как самый лучший подарок на Рождество. Последний подарок. Она даже не хотела смотреть в глаза Реддла в этот момент. Она опустила веки и приготовилась к желанному освобождению от оков Темного Лорда на шее, — Гарри справится без нее, замирая в моменте перед собственной смертью.

Но она не подозревала, что у Реддла на нее были другие планы и их мысли были диаметрально противоположны. Он действовал быстро, и если бы не магия Гермионы, он бы не успел ее спасти и потерял такой важный актив. Как Белла только посмела поднять на нее руку?! Эта чокнутая сука! Это его Гермиона Грейнджер и только он может решать: умереть ей или жить! Он же предупреждал Пожирателей, чтобы те держали себя в руках!

Белла закричала, рука с палочкой взметнулась вверх. Зеленый луч, выпущенный Лестрейндж, ударил в стену, оставляя на ней явный ожог от магии. С тихим стуком четыре пальца женщины упали на пол и покатились к чужим туфлям, пока крик не заставил Гермиону открыть глаза.

Смерти желанной так и не было, зато Белла вопила так, будто приближалась к переходу на другую сторону. Реддл резко взмахнул палочкой Гермионы еще раз, и рука, отрезанная по локоть, упала на светлый ковер, заливая все вокруг черной кровью. Еще один взмах, — и от правой руки до плеча не осталось ничего — лишь ошметки умерщвленной плоти валялись на полу.

— Я же сказал, чтобы вы не трогали наших гостей…

Белла кричала, как банши от боли — лил настоящий фонтан из крови, заливая всю комнату. Она пыталась зажать левой рукой пустоту с торчащей костью, что осталась от ее некогда правой, но кровь лилась на пол единым потоком без остановки, мешая ей облегчить страдания. Гермиона открыла глаза и в шоке уставилась на залитое алой жидкостью пространство, перевела испуганный взгляд на Реддла, который медленно поворачивался к ней лицом. В отличие от нее, практически не испачканной, Том был буквально покрыт чужой кровью с головы до ног. Он заслонил ее собой и теперь его одежда, волосы, лицо и тело окрасились алым. Он чуть повернул голову, посмотрел Гермионе в глаза.

— Отличная попытка, — тихо сказал мужчина, — я тебя недооценил.

С его подбородка капало бордо, он облизнул губы, на секунду закрывая глаза, и заговорил:

— Белла, — он на нее даже не смотрел, не отводя взгляда от бледного лица Гермионы, — спрячься, пока я тебе не убил.

Скулящую Беллу выкинуло за дверь и та захлопнулась. Звук защелки замка резанул по ушам, как ножом по стеклу. Гермиону трясло: Реддл был таким довольным и… возбужденным. Ее глаза были напротив его паха, и она могла с детальной точностью разглядеть очертания напряженного крупного члена в узких брюках мокрых от крови. Он напоминал героя из фильмов ужасов. Ее затошнило. Он ненормальный, как на такое вообще могло…

— Так на чем мы там остановились? — рука вернулась к ее волосам, но так и не смогла дотронуться до нее, потому что Реддла откинуло от нее, почти как Беллу ранее, на несколько шагов назад.

— Не подходи ко мне! — она закричала, закрывая лицо руками, слезы застилали обзор, но она все равно видела, как его высокая фигура вернулась к ней и снова погладила по голове.

Гермиона смогла от страха колдовать без палочки, но теперь у нее было состояние овоща, настолько резко силы покинули ее.

Гермиона сглотнула, напрягая тело, и с ужасом посмотрела на другую ладонь, что без преград тянулась к ее лицу; мокрые пальцы, покрытые кровью, надавили на ее губы.