Новый вечер – новый праздник (1/2)
Вечер в Мондштадте считается особенным временем суток. С ним может лишь сравниться ночь, когда дружеские посиделки в тавернах достигают своего апогея. Однако, как показывает практика, не всем сие зрелище приходится по душе. Другое дело – любимый вечер. Эдакое неофициальное празднование окончания рабочего дня: не столь безумное, как ночь, но и, ни в коем случае, не изнурительное, как день. Часы, которые расслабляют. Заставляют позабыть все горести жизни в бутылке вина. И вовсе неважно: трудоголик ли ты, отдающий всего себя делу, или же бездельник, у которого на уме только алкоголь да песни с плясками – все слои общества сливаются в единый коктейль под покровом темнеющего неба за барными стойками. Таково негласное правило этого городка.
Очередной «праздник» положил своё начало: звон бокалов учащался с каждым новым клиентом, песни бардов заполняли тесные улочки, фонари загорались один за другим. Всё буквально кричало о том, что Мондштадт не собирается отходить ко сну, напротив – он просыпается. Голосами жителей – поёт, огоньками – смотрит, вином – пиршествует. Смеётся – хохотом пьяниц, плачет – балладами поэтов.
Смех и слёзы – такие разные понятия, но столь родимые этому городу. Оба протекали в истории, подобно волнам, накрывая друг друга девятым валом. Может, именно по этой причине (скорее, это только одна из них) здесь так любят выпить: алкоголь как глушит боль, так и выплёскивает её наружу. В опьянении человек может смеяться или плакать, а порой – всё вместе. Вот они – «мондштадтские волны Слёз и Смеха».
В воздухе чувствуется лёгкий аромат яблок, разбавленный игристым вином. А с высоты птичьего полёта можно увидеть танцующие семена одуванчиков на ветру́. Видно, их кто-то специально развеял.
«…Красиво» – такая мысль мелькнула в голове молодого парня, чей взор был устремлён на нижнюю часть города. Нужно заметить, что сидя на руках статуи Барбатоса – перед ним открывался чудесный вид. Одной рукой он подпирал щеку́, а в другой ладонь сжимала стебли одуванчиков. Его взгляд спокойный, но внимательный. Единственный глаз тщательно рассматривал каждую черепицу крыш, каждый кирпичик могучих стен. Он то встречал, то провожал заметных оку прохожих.
Несмотря на спонтанный характер, мысли капитана сейчас были собраны. Легки и чисты, подобно морскому бризу. Синяя звезда уставилась на «пустой холст». К сожалению, небесных звёзд ещё не было видно.
— Очень красиво, – вновь повторил свои мысли уже вслух. Но шёпотом, чтобы лишь ветер мог их услышать.
Многие путешественники считают Мондштадт не самой привлекательной столицей: «простовато», «скудно», «а вот в Лю Иэ...» – говорили они. Жители бы с ними в корень не согласились. Хоть их город не столь широк, как Лю Иэ, не так строг, как Инадзума, зато искреннен. В его простоте заключается душевный покой. А душа в этих краях ценнее золота, ценнее алмазов, ценнее жизни. Без голоса сердца – нет жизни, лишь существование. Свободу невозможно продать или купить ни по контрактам Лю Иэ, ни по правилам Инадзумы. Такова философия сего града.
Одолевала зевота. Лениво потянувшись, парень вынул из кармана монету. Взгляд сосредочился на ней. Наблюдая за тем, как та подпрыгивала на большом пальце, набирая высоту, он думал. Думал о жизни, следующем дне, работе, рутине; о том, как она ему надоела, как и то, что он сидит здесь целых пятнадцать минут; Думал о человеке, с которым должен вот-вот встретиться, о том, что ей сказать…Придумать не успел.
Сильный щелчок. Мора вновь полетела вверх. Сверкнув перед глазами каменного Архонта – она устремилась обратно. Руку подготовили для следующего броска, но когтистые пальцы словили монетку у самого носа её обладателя. Любой другой бы испугался до смерти от столь внезапного появления, только капитан кавалерии даже не вздрогнул. Ему прекрасно была знакома привычка давней подруги – тихо подкрадываться и вырывать из раздумий. Выслеживание, а затем нападение – тактика прирождённого охотника. На губах заиграла выученная улыбка.
— А я уж думал, не придёшь, – говорит не оборачиваясь, – Опаздывать нехорошо, Розария.