Часть 5 (1/2)

Ран проводил спину Ханы долгим взглядом – слишком долгим для того, кто секундой ранее демонстрировал полное равнодушие. В толпе он бы ее не заметил – Ран был честен перед самим собой; и точно знал, когда и почему Хана стала интересовать его.

Первая картина, созданная ее руками, которую он купил, не задумываясь – сначала не привлекла его. Он выбрал это полотно среди других только по одной причине – приглушенные тона; картина не будет бросаться в глаза и раздражать зрение, а большего и не требовалось.

На благотворительном вечере Хану он тоже не заметил – среди обилия разряженных красавиц сложно было выделиться. Кажется, она была в темном платье – темно-зеленом, вроде бы – с аккуратной прической; ничего броского.

Единственное, что он запомнил – она волновалась и не скрывала этого. Обычно женщины всеми силами прятали неуверенность за улыбками и флиртом, а Хану, похоже, волновало что-то совсем другое. Но эта мелочь быстро стерлась из памяти – Ран привез картину домой, распаковал ее и решил взглянуть еще раз, прежде чем запихнуть полотно в одну из дальних комнат.

И замер.

Линии на холсте – от прозрачно-голубых до темно-синих, почти черных – будто плавно двигались, еле заметно, неуловимо – но двигались. По крайней мере, так показалось ему.

От картины веяло умиротворением, прохладой и свежим морским бризом.

Моргнув, Ран понял, что удивительным образом почувствовал себя отдохнувшим, просто полюбовавшись на нее жалкие пять минут.

Он и ранее слышал о том, что некоторые полотна обладают каким-то магическим, необъяснимым свойством воздействовать на человеческую психику – взять хоть «Крик» Эдварда Мунка или «Деймос» Драгана Бибина<span class="footnote" id="fn_32418428_0"></span>. У последнего в целом все произведения – не для впечатлительных и слабонервных людей, и, кажется – Ран устало потер тыльной стороной ладони лоб, копаясь в недрах памяти – такой феномен называется «полуденный ужас».

Но он впервые испытывал столь сильное чувство умиротворения от созерцания обычных красок на холсте. Чтобы убедиться в собственных догадках, позвал Риндо – брат постоял минут пять, глубокомысленно пялясь на картину, после чего недовольно изрек:

– Ну, да. Что-то такое есть. Но это морской пейзаж, чего ты хотел? Конечно, такой вид расслабит.

– Конечно, – эхом повторил за ним Ран.

На другой ответ он особо и не рассчитывал – младший всегда больше тяготел к музыке, а к живописи относился с легким пренебрежением.

Картина – та самая, первая – заняла место в его кабинете. И чем больше Ран смотрел на нее, тем сильнее его интересовала личность художницы.

Он даже приехал в галерею – взглянуть на другие полотна; договорился с владелицей – тучной женщиной в темном бархате, несмотря на раннее утро – что его будут оповещать первым о новых картинах; выяснил, как зовут художницу и попросил о личной встрече.

Отказ стал неприятным известием.

Слегка запинаясь, госпожа Хатори извиняющимся тоном объясняла:

– Поймите, господин Хайтани… Хана Тиба слегка замкнутая личность, но у нас все такие… Что поделаешь – люди творческие, им свойственны различные причуды. Но, если вы настаиваете…

– Нет, – оборвал ее скомканную речь Ран, – я не настаиваю. Если она не хочет знакомиться, не нужно.

В конце концов, у него всегда имелись другие способы узнать все, что ему хочется знать.

Досье, которое по его просьбе предоставил Санзу, состояло из трех жалких страниц. Ран скрупулезно просмотрел все: дата и место рождения, имена родителей, сведения о недвижимости – ничего интересного. Хана Тиба выросла в обычной семье, окончила школу, затем – Токийский университет искусств, устроилась на работу в галерею госпожи Хатори. Она не была известной в светских кругах, ее имя не мелькало в журналах и не произносилось на крупных выставках – еще одна художница, каких много.

В ее жизни вообще не было ничего примечательного.

Тогда почему?..

Черные буквы на белом фоне вместо желанных ответов только добавили больше вопросов. Рану снова пришлось обращаться к Санзу – его ищейки считались лучшими в «Бонтен»; и он все равно бы узнал, дай кому-то из них указание Хайтани лично.

Харучиё, хоть и выразил некое недоумение вперемешку с недовольством, нужного человека предоставил – и с тех пор Рану ежедневно поступал отчет обо всех действиях Ханы.

И снова – пусто. Ничего интересного.

Он просматривал сухую информацию, состоящую из перечислений о том, что она делала и куда ходила: парк, кафе, встреча с подругами; абсолютно все – вплоть до того, что она ела; бывали и дни, когда отчет приходил пустым – это означало, что Хана просто не покидала свою квартиру.

Тогда Ран запросил фотографии – стал получать и их вместе с вечерним отчетом.

Глянцевые фотоснимки копились в бумажной папке: Хана стоит посреди улицы, Хана садится в машину, Хана с задумчивым видом изучает стену здания, в котором располагался фитнес-клуб…

Каждый второй снимок вводил Рана в замешательство. Он уже понял, что госпожа Хатори не солгала, назвав Хану странной – девушка часто начинала рисовать в весьма необычных местах или погружалась глубоко в себя – очевидно, обдумывала очередную картину – лицо при этом у нее становилось пустым и безжизненным.

Как у русалки, – пришло ему на ум удачное сравнение.

Бледная кожа, зеленовато-серые глаза, напоминающие бутылочное стекло, длинные, слегка волнистые, каштановые волосы – Хана и впрямь словно сошла со страниц сказок, где рассказывалось об утопленницах, ставших впоследствии злыми духами.

Спустя месяц слежку Ран велел прекратить. Она была бессмысленной тратой ресурсов «Бонтен» – Хана просто жила обычной жизнью, и наблюдение за ней не давало ему абсолютно ничего. В ту пору у них возникли крупные проблемы с поставками – их главный поставщик, Асадо Джиро, отошел от дел, вместо себя предоставив своего сына – Кенджи, который оказался чересчур нагловат для своего возраста и положения.

Проблемы удалось решить – спустя пару месяцев все вернулось на круги своя; Ран продолжал покупать картины Ханы – все они отправлялись в одну из комнат в особняке, и каждая – без исключения – вызывала у него особые чувства; однако личное знакомство даже не маячило на горизонте.

Ран и сам толком не знал, чего от него ждет – сначала ему хотелось понять, как она создает свои картины; затем стало интересным, почему у нее вообще получается это сделать.

Ведь Хана на вид была обычной – но что-то же должно отличать ее от остальных, верно? Что-то, что способствовало рождению ее полотен.

Эти вопросы, периодически возникающие в его голове, и редкие упоминания Санзу о «подруге Тошико» не давали Рану забыть о существовании Ханы, но и не подогревали настолько, чтобы он начал действовать.

Ран знал – почему-то был уверен – что рано или поздно их пути пересекутся.

Так и случилось – увидев ее в ресторане, он не удивился. Никакого волнения или трепета Хана, сидящая с Тошико за столиком, не вызвала – Ран с первой же минуты решил, что будет делать.

А когда она оказалась в его кабинете, начав расспрашивать про свою же картину, ему на ум пришел гениальный план – таланты Ханы можно использовать не только для личных целей, но и еще для кое-чего. По этой причине он заказал у нее картину – вовсе не для того, чтобы унизить или доказать свое превосходство; Ран вообще считал, что ему нет нужды это делать – все вокруг все и так прекрасно понимали.

И Хана – в том числе.

Картина была ему важна – он не лгал и не шутил, говоря об этом. Оставалось надеяться, что Хана не подведет и сделает то, что ему нужно. Он уже понял, что для создания очередного творения ей требуется определенный настрой – и на всякий случай специально уточнил это, когда отвозил ее домой – от эмоционального состояния Ханы напрямую зависит, какую ауру в итоге будет распространять полотно.

И, если у нее не будет получаться, Ран ей немного поможет.

Он уже помогает.

***</p>

Войдя в кабинет, Риндо сразу же посмотрел в правый угол – и недовольно скривился, наткнувшись взглядом на шкаф. Огромный желто-оранжевый уродец портил весь вид – и нервы младшего брата каждый раз, когда он заходил к Рану.

– Все никак не успокоишься? – спросил Риндо, садясь в кресло и вальяжно раскидываясь в нем. – Когда этот уебищный шкаф отправится по назначению?

– Через две недели, – медленно произнес Ран. – Я кое-что придумал.

– Почему бы не решить эту проблему поскорее и более привычным способом? – нахмурился Риндо. – Итог все равно будет тем же.

Ран промолчал.

– Что ты придумал, – сдаваясь, пробурчал Риндо. – Рассказывай.

– Я заказал картину.

– Картину? У этой художницы?

– Да.