8. There for you (1/2)

Я стану твоим спасением,</p>

Твоим самым безопасным местом,</p>

Я буду твоим убежищем.</p>

Landon Austin - Armor

</p>

Следующее утро выдается дождливым и ветреным. Ибо скептично смотрит в окно на мокрую дорожку перед домом и такую же мокрую траву, бурчит себе под нос что-то о невыносимости существования. Конечно, он может добраться до работы на машине, но это означает предать свой любимый мотоцикл еще до наступления холодов. Такого Ибо не допустит, поэтому даже в такую погоду садится на байк.

Впрочем, ему везет, потому как дождь прекратился, и теперь единственная опасность — это сырость дорожного покрытия. Но Ибо гонял и в куда более сложных условиях по юности.

Мотоцикл, как и всегда, спасает от пробок. И Ибо, уже снимая с себя шлем на парковке больницы, мысленно прикидывает, на сколько он опоздал бы, решись он ехать на машине.

В пустой ординаторской он быстро переодевается в хирургичку, на этот раз черную, набрасывает на плечи халат. Сегодня было дежурство Исюаня, где его черти носят Ибо не знает, потому отправляется на пост, чтобы разузнать обо всем у У Синь, которая тоже только заступает на дежурство, однако наверняка уже все знает не из-за качественного исполнения обязанностей, но из-за слухов, которые по больнице всегда распространяются быстрее, чем лесной пожар в засуху.

— Привет. Где Исюань? — интересуется Ибо прежде, чем начать утренний обход.

— Привет, — отзывается У Синь. — Ой! Тут такое было! Девчонки рассказывают, что сегодня ночью трех экстренников привезли! Трех! И у Исюаня вторая операция подряд.

— Черт, — морщится Ибо. Нет, у него самого сегодня три операции, но это плановые. А плановые всегда отличаются от экстренных. Уровень стресса во время экстренных совершенно иной. — Он нормально?

— Наверное, — пожимает плечами У Синь. — Слышала, он одного тебе оставил.

— Понял, — прикусывает щеку изнутри Ибо. Четыре операции подряд. Что ж… Бывало и хуже. — Отправь мне новое расписание.

— Хорошо, — певуче тянет У Синь. — Рассказывать дальше?

— Что? Это не все? — хмурится Ибо, думая, что ночь похоже была совсем не спокойная.

— Конечно, нет! Я тебе самое интересное не рассказала! — девушка кликает мышкой по монитору компьютера и тянется к рабочему планшету Ибо. — В общем, кажется, у нашего заведующего Ван Ханя новая подружка. Моложе его лет на двадцать! Мы с девчонками в шоке! Интересно, она вообще совершеннолетняя? Хотя она его с работы забирала, за рулем сидела — значит совершеннолетняя… Но все равно больно уж молодая! Явно с ним из-за денег…

— У Синь, — перебивает ее Ибо, понимая, что медсестре захотелось посплетничать и ничего действительно важного он от нее больше не узнает. — Тебе не надоело еще?

— Ой! Ибо, ты все еще дуешься? — девушка складывает губки бантиком. — Ну прости-прости, что назвала тебя геем… Но тебя правда с девушками никогда не видели кроме доктора Чжао Лиин. Но она не девушка, она мужик в юбке. Никакой женственности…

— У Синь! — рявкает Ибо. Медсестра вздрагивает, хлопает своими симпатичными глазками.

— Ибо, а Ибо, — тянет она, совсем не испугавшись. — А твое сердечко свободно? Ань Вэйлин о-очень интересуется этим, между прочим.

— Я даже не знаю кто это, — раздраженно отмахивается Ибо и протягивает руку за планшетом. — И знать не хочу. Мне надо работать. Отдай планшет.

— Нет, Ван Ибо, ты точно не по девочкам, — восторженно хихикает У Синь. Ибо смотрит на нее совершенно безразлично. Ему абсолютно все равно, знают окружающие о его ориентации или нет, но то, какое шоу из этого пытается сделать эта женщина, раздражает. — Она же первая красавица больницы. Работает в третьем отделении.

Ибо не реагирует, выхватывает свой планшет из рук медсестры и разворачивается на пятке.

— Она очень просила познакомить вас! — кричит ему вслед У Синь. — Ты зря отказываешься!

Ибо пропускает ее слова мимо ушей. Никаких знакомств и отношений он не хочет. Если так задуматься, у него их никогда и не было. Нет, во времена универа у него был постоянный партнер для секса — парень с педиатрического, но их «отношения» были абсолютно конкретными, по сути лишенными романтики. На нее не было ни сил, ни желания. Того парня отчислили со второго курса, они встретились пару раз после этого. Затем тот уехал обратно в свой Гонконг. После этого они и не общались вовсе. Не было смысла.

А после… Никого, кроме катастрофически редких одноразовых связей. Количество партнеров Ибо за последние восемь с лишним лет можно пересчитать по пальцам одной руки, и лишние останутся. Впрочем, едва ли это действительно его волнует, потому как после рабочего дня сил остается лишь на то, чтобы добраться до дома и упасть в постель, а потом очнуться через несколько часов, чтобы снова отправиться на работу. Но Ибо на такую загруженность не жалуется — это его жизнь. И она ему нравится.

С Исюанем Ибо сталкивается к концу обхода. Тот выглядит адски вымотанным и полностью выжатым. Оно и понятно: полный рабочий день, а потом дежурство с двумя экстренными операциями.

— Я правда думал, что смогу поспать сегодня, — трет лоб Исюань, развалившись в кресле в ординаторской. — Так хрен там. Сначала пациентке Ма из седьмой палаты хреново стало, а потом этот ебнутый Цзян Кай из шестнадцатой закатил истерику на тему того, что его сосед стонет полночи. Я чуть поднял дозу обезболивающих его соседу Чжан Фэну. Так что ты думаешь? Через десять минут этот Цзян Кай снова истерить начал. На этот раз из-за храпа. Я был в шаге от того, чтобы вколоть ему лошадиную дозу феназепама. Надеюсь, хоть Чжан Фэн выспался.

— Думаю, что выспался, — фыркает Ибо, теперь понимая, почему пациент Цзян Кай выглядел сегодня на обходе еще более недовольным чем обычно.

— Хоть кто-то, — зевает Чжоу Исюань. — А потом притащили почти подряд троих экстренных. Я чуть на стенку не залез тут. Один оказался не таким уж срочным. А остальных пришлось резать в порядке живой очереди. Присматривай за ними сегодня повнимательнее. И Лиин передай, чтоб ночью за ними следила.

— У нее тоже ночка что надо будет, — качает головой Ибо, разглядывая свое послеобеденное расписание. — У тебя две ночные. У меня четыре дневные. Итого минимум шестеро… Она нас проклянет.

— У Лиин доброе сердце, — с надеждой вздыхает Исюань, наконец, поднимаясь, чтобы начать собираться домой.

— И тяжелая рука, — напоминает Ибо. Исюань тихонько стонет.

На экране планшета, который Ибо держит в руках высвечивается уведомление-вызов. В первой половине дня к нему должны прийти на пункцию пара человек из тех, кто приходил вчера на прием. Ибо открывает всплывающее окно. Пациент Сяо Чжань. Тот самый парень с лейкозом. Обычно Ибо запоминает пациентов по диагнозам, однако в этот раз к привычной характеристике добавились еще и неожиданные «родинка под губой» и «милое смущение». Впрочем, иногда Ибо запоминает пациентов по необычным и неприятным выходкам, а потому подобные новые характеристики — это не так уж и плохо.

— Я пошел работать, — поднимает руку на прощание Ибо. — Отдохни хорошенько.

— Отдохнешь тут, — жалуется Исюань, пытаясь влезть в джинсы, стоя на одной ноге. — Всего сутки. А у соседей ремонт в квартире…

— Надо было вместе со мной дом брать, — не жалеет друга Ибо, на что тот, кажется, всерьез хочет запустить в него чем-то потяжелее.

Сяо Чжань ждет его в процедурной, куда его проводила медсестра. Ибо невооруженным взглядом с порога видит, что тот жутко нервничает: он заламывает руки, совершенно не отдавая себе в этом отчета, грызет губу с таким упоением, что еще минута такого действа — точно прокусит, а в черных больших глазах поблескивает страх.

— Здравствуйте, Сяо Чжань, — говорит Ибо, быстро проходя в глубь процедурной. — Как чувствуете себя сегодня? Волнуетесь?

Вопрос лишний, конечно, но Ибо всегда задает его. В этот раз не должно быть исключения.

— Здравствуйте, доктор Ван, — отзывается Сяо Чжань. — Немного волнуюсь, да.

— Не стоит, — Ибо останавливается возле столика с инструментами, а потом обращается к медсестре. — Все подготовила?

Подо всем он подразумевает обработку кушетки, на которую предстоит лечь Сяо Чжаню, готовность инструментов и препаратов для местной анестезии и дезинфекции операционного поля.

— Да, — отзывается девушка, как раз застилая кушетку одноразовой пеленкой. Ибо кивает и снова поворачивается к пациенту.

— Пункцию мы будем забирать из подвздошной кости. Это чуть выше ягодиц. Поэтому, господин Сяо Чжань, вы снимаете всю одежду ниже пояса. Футболку можете оставить, просто подверните ее повыше. Затем ложитесь на кушетку на живот. И ничего не бойтесь. Вещи можете сложить сюда.

Ибо указывает на стул, а сам отворачивается к столику с инструментами, вскрывает стерильные перчатки, методично натягивает их, цепляет на лицо маску, краем глаза наблюдая за тем, как его пациент устраивается на кушетке. Он выглядит еще более бледным, чем был до этого. Ибо не хочется, чтобы его пациент стрессовал из-за такой ерунды. Да, процедура ужасно неприятная, но по сути своей безопасная. Ибо поворачивается в тот момент, когда Сяо Чжань укладывает голову на сложенные руки. Он смотрит на врача своими огромными глазами, дышит часто, поверхностно. Ибо встречается с ним взглядом, коротко кивает и подходит к нему, останавливаясь рядом с поясницей. Сяо Чжань нервно косится на него.

— Успокойтесь пока, ладно? — Ибо легко касается кончиками пальцев кожи рядом с крестцом. — Я скажу, когда будет неприятно или придется потерпеть. Я пока просто прощупываю место. Не напрягайтесь так.

Сяо Чжань молчит, однако кажется, и впрямь пытается расслабиться. Ибо нащупывает пальцами нужное место — его пациент очень худой, а потому это вовсе не проблема. Он уже хочет потянуться за бетадином для дезинфекции, когда его взгляд падает на темные следы на правой ягодице, на которые Ибо сперва не обратил внимания. И это точно следы от пальцев. Насколько же сильно сжимали кожу здесь? Ибо мысленно прикидывает, как должна была располагаться рука второго человека, вдруг осознавая, что… Сяо Чжань гей? Отпечаток ладони расположен именно так, как если бы Сяо Чжань стоял в коленно-локтевой позе и его брали сзади. Нет, конечно, ориентация его пациента не имеет никакого значения. Однако синяки действительно темные, немного даже жуткие.

Ибо думает о том, что надо все же поинтересоваться у Сяо Чжаня по поводу них. В конце концов, он теперь его врач, и не может допустить, чтобы с его пациентом обращались жестоко или причиняли боль.