Часть 1 (2/2)

— Джин, — голос дрогнул. — Не нужно, я видел…

— Чшшш, — указательный палец ложится на пухлые губки, а большой вытирает слезинку. — Я всегда готов слушать то, что ты видишь или чувствуешь, но не сейчас. Ты же сам знаешь, что даже ты иногда бываешь не прав, так что позволь нам победить. Что бы там ни было, этого не изменить. Мы почти готовы и вернемся с победой! — альфа снова возвращает нежность в глаза, проводя ладонью по нежному личику. — Звездочка… После того как я вернусь, я попрошу у отца его согласие на наш брак. — Альфа берет личико любимого, целуя в лобик и возвращается к своим делам.

— Только не будет к кому возвращаться, — шепчет русалочка, радуясь, что его слезы тихо поглощает вода. В глазах снова вспоминается сон: все в тумане, звук сражений доносится из самого центра, а в озеро впадают новые струйки, но не прозрачные, не из гор. Они кровавые. Чимин чувствует, что и он выйдет на сушу, ступит ногами на землю, но каждый его шаг приходится на осколки, на лезвие и кровь. Он не вернется в воду. Уж точно не с бьющимся живым сердцем.

🌊🌊🌊</p>

vices — empathy

Казалось бы, наступило утро очередного дня, нужно приветствовать лучики солнца, что пробивают верхний слой воды и радуют жителей, но все жители будто замерли. Сама вода остановилась. Всё затихло в ожидании. И лишь один омега мечется на кровати, выстанывая поочередно то имя владыки, то Сокджина. В такие моменты обычно прислуга его будит, или же из кошмара выводит нежные голосок старшего, сопровождаемый касаниями. Но сегодня никому нет дела до маленького омежки, что пока и частью королевской семьи не является.

— Джин! — омега подскакивает, ударяясь хвостом о тумбу рядом. Сейчас ему впервые хочется плакать, видя фиолетово-голубые чешуйки. Почему ему кажется, что видит он их в последний раз?

Но сейчас не об этом.

— Джин…

Во сне он видел кровь. Много крови. И у ног была кровь… Но она была пропитана запахом любимых водорослей.

— Джин… Джин! — как умалишенный, он быстро выплывает через окно, несясь туда, куда им путь закрыт, куда и никогда не стремился. Вверх. Только вверх.

✨️✨️🌊</p>

empathy - vices

— Император, — склоняется альфа крепкого телосложения с волосами графитового цвета. В его глазах, как и у его друга, нет ни капли веселья или гордости в содеянном.

Названный альфа, с черными, как смола, волосами переводит взгляд вдаль, на юношу с ярко-синими, может немного младше его самого, что еще пару минут назад оплакивал родного отца со смертельной раной, а сейчас ни живой, ни мертвый стоит на коленях у своего озера с лезвием у шеи. Немного подастся вперед и оно войдет в кожу. Кинжал держит брат, сверля черным взглядом императора. На самом деле этот чертенок с темными волосами и небольшим шрамом на правой щеке не тот, кем его считают. В душе он просто любопытный ребенок, в его глазах можно прочитать оплакивание каждой души, что сегодня пала от его рук или лап.

Император выходит вперед, бросая взгляд на озеро, которое окрасилось в красный у берега, а потом поворачивается к воинам водной расы. В этой битве полегло много, по большей части русалок, ведь волки всю жизнь проводят на своих двоих или четверых, не то, что эти хвостатые. И чего им только в воде не сиделось? Был же мир. Все жили и не трогали друг друга, какая муха их укусила?

Только альфа собирается что-то сказать, как неожиданный, но такой громкий вскрик пронзает мертвую тишину. Все поголовно поворачивают головы на источник и только слепой не увидел бы, как даже несмотря на то, что лезвие пустило кровь на шеи, синеволосый повернул голову в сторону, а в глазах будто открылось второе дыхание.

— Омега… — сквозь зубы говорит правая рука императора, жадно вдыхая воздух, а глаза не может отвести от мальчишки с бледноватой кожей, не целованной лучами солнца. От волос дивного нежного цвета, будто танзанит в человеческом обличии. От миленького личика, видно, что еще ребенка, а эти слезки… Они не должны были бы течь. Почему так больно смотреть на отчаяние в голубых глазах?

— Уходи! — первый подает голос синеволосый.

— Нет, — шепчет тот, активно маша головой. Не такой картины он желал увидеть.

— Не смотри!

Но Сокджин не в силах сейчас остановить его. Он не может прижать его к себе, заслонить собой все беды. Все, что он может это услышать еще один отчаянный крик, когда омега видит мертвого владыки, что за столько лет стал ему как отец.

— Чимин! Чимин, посмотри на меня! — но тут же жалеет, ведь омега смотрит на дорогого человека, последнего, что имеет место в его сердце, но и у того лезвие у горла.

— Ребенок, тебе тут не место. — спокойно говорит вожак. Это дитё явно не готово было увидеть все это. Благо, что основной бой был дальше и он не видит тех разорванных тел.

— Уплывай сейчас же!

Но омежке плевать на слова чужака, на слова Сокджина. Он отрицательно машет и подплывает еще ближе.

— Отпустите… Пожалуйста. — Главнокомандующий снова закрывает глаза. Этот голос будто мелким стеклом залез в тело и сейчас терзает изнутри. Он подходить еще ближе к императору, но уже готов говорить не с титулованным волком, а с другом. И это впервые, когда он говорит раньше, чем обдумывает. Слова вылетают будто против воли. Будто их говорит кто-то другой:

— Этот омега. Нам нужна гарантия того, что водные не восстанут еще раз. Не пойдут с новыми силами, чтобы снова проиграть, при этом сгубив немало врагов, а своих еще больше. Как я правильно понял, — выходит немного вперед, поглощая один напуганный, второй заинтересованный, а третьей уничтожающий. — этот омега — важен, — он кивает в сторону Джина, что готов испепелить говорящего. Вот только император кажется еще сомневается. Вроде бы друг прав, но он видит, что этот синеволосый альфа явно души не чает в этом омежке. — Хосок, — шепот у уха. — Он нужен мне, — выдыхает альфа. Сам того не замечая, как выпустил своего волка, как позволил говорить за него. Благо, что еще держит тело под контролем и не выпустил зверя наружу, что казалось всегда подчинялся и не показывался, будто копил силы и ждал именно этого момента.

Альфа оборачивается, смотря на другого, чьи черные зрачки налились красным с хищным блеском, а взгляд направлен только на одного.

— Он прав, — выдыхает император, более убеждая самого себя. — Этот омега. Чимин, — названного передергивает, но он переводит взгляд с Джина на императора западных волков. — Ты же хочешь их спасти? — кивок. И почему у альфы сердце сжимается. Так не должно быть. Он не должен этого делать, не ценой невинного ребенка, но это впервые, когда генерал ведет себя вот так. И откажи ему сейчас, он просто сам нырнет в воду и достанет русалочку из самой пучины. — Он, — уже обращается к новому владыке водной расы, — будет данью и гарантией того, что вы не восстанете еще раз. И если мне доложат о чем-то подобном — вы и глазом не успеете моргнуть, как в воду опустится бездыханное, разорванное когтями тело. — Да, он это никогда не сделает. Предупреждающий рык сбоку тоже был благополучно проигнорирован. Маска грозности не спала.

— Нет, — Джин в панике. — Нет, прошу… Просто возьмите меня! Прошу! Не трогайте его! — пытается вырваться, но лезвие врезается глубже, а руки, что держали его, держат еще крепче. Они не ровня волкам. Они слабее. Намного. Им не выиграть эту битву.

— Все… Все нормально… — Чимин даже пытается улыбаться, подплывая еще ближе, уже сидя на песке, но руками все еще боясь выйти за пределы воды. — Вы… Вы же не тронете их? Вы не тронете их всех? Оставите озеро и их жителей в покое?

Смелый малыш — проносится в голове, альфы, но он быстро смахивает мысли, глядя на Хосока. Тот дает добро, а уж тогда альфа подает сигнал своим воинам и они, схватив парнишку за руки, вырывают из объятий воды.

Генералу приходится сильнее сжать руки в кулаки. Он уже пришел в себя, обуздал волка. Но жалеет ли он о своих словах? Может быть совсем немного. Но сейчас сердце сжимается, то ли от злости, от того, как грубо волки схватили русалочку и вытащили на сушу, держа на весу, то ли от того, как вода, будто слоями, сходит с тельца, скапывая на песок, оставляя за собой тоненькие бледные ножки, немного до коленок прикрытые ночной рубашкой, что он не успел снять.

Хосок на секунду отводит взгляд. Может вода и исчезла, забрав плавник, но та, что на щеках, та, что соленая — не прекращает лится. А голубые глазки, как это бездонное озеро, все смотрят на такие же напротив, и будто говорят все то, что никогда не будет озвучено.

Император кивает, чтобы его отпустили, и еле сдерживает себя, как и рядом стоящий, чтобы не кинутся к парнишке, ведь он, коснувшись впервые земли, тут же рухнул на коленки, не в силах совладать с новыми конечностями. Но он не теряется, а подползает к своему сородичу.

Взгляд встречается с родными глазами, что явно не поддерживают такого решения, но и идти против не станут. После кивка младший Чон убирает клинок с горла, давая попрощаться.

— Чимин, — крепкие, но уставшие руки, после сражения, обнимают тонкую талию, а в волосах прячется слеза, что не удалось удержать. — Моя смелая звездочка, — легкие поглаживания, но русалка в руках все также дрожит и громко всхлипывает. Он плачет впервые. И это больно. — Мы обязательно еще встретимся, я вытащу тебя и все будет хорошо. Мы будем счастливы. — А от этих слов еще больнее, ведь кому как не Чимину знать, что это ложь. — Ты веришь мне, звездочка? — альфа берет заплаканное личико в руки, а сердце разрывается на части. Столько лет они вместе, столько лет он оберегал его от всех бед и опасностей, но сейчас не уберег. Не сумел. Недоглядел. И сейчас, к несчастью, за ошибку будет платить не только он. Но он клянется. Он сделает все, лишь бы его мальчик забыл о волках. Забыл о их существовании и никогда больше не видел сушу. Он сделает все возможное для этого, а сейчас он должен отпустить. Должен отдать в лапы тиранов и молится тритону, чтобы он остался невредим.

— Достаточно! — повышает голос альфа, который и сломал судьбу русалочки, отдергивая омегу за руку и кивая Чону. И только вода скрывает синюю макушку, как тело в руках обмякает, находясь без сознания.