Глава 4 (2/2)

Все оставшееся занятие Усаги провела как во сне, и все-таки не могла не отметить, насколько покладисто ведут себя даже отъявленные задиры и лентяи ее группы. Мамору удалось, с одной стороны, показать себя строгим, а с другой, спокойным и доброжелательным преподавателем. Он не высмеивал тех, у кого не очень получалось, как это делал Тикияки, и старался повторить до тех пор, пока ученик не исправит свою ошибку. В итоге даже безнадежный Умино разжегся надеждой, что, быть может, гениален еще и в бодзюцу.

Звонок прокатился неожиданно. Мамору в виде кредита доверия позволил кому-то из студентов собрать и отнести все бо.

— Мисс Цукино.

Усаги, уже готовая покинуть поле, обернулась. Она как-то не ожидала, что Мамору решит разговаривать с ней сейчас:

— Да, мистер Джиба.

Мимо, ничего не замечая, проходили ее однокурсники.

— Мне надо с тобой поговорить, — удостоверившись, что их никто не слышит, перешел на «ты» Мамору.

Усаги, всадив ладони в карманы розовой спортивной куртки, подошла к нему ближе, но сохраняя негласную дистанцию. Взгляд ее невольно метнулся к его босым ногам, которые, вопреки ожиданиям, вовсе не были синюшными.

— Холодно? — поинтересовалась она, кивнув на босые ступни.

— Прости, что? — удивился Мамору, вскинув черные брови.

— Ногам холодно?

— А, это… Нет. Я привык.

Несколько секунд они просто молчали, глядя друг на друга, но в конце концов Усаги снова опередила Джиба:

— Ты ведь неспроста заместил Тикияки, да? Ты учишь только мою группу, — на самом деле, она почти не спрашивала.

Мамору, кажется, слегка смутился:

— Я пришел, чтобы обучать тебя.

— Ты мог бы предложить занятия отдельно, вне универа.

Мужчина нахмурился. Усаги поняла, что он просто отмел такую возможность, и у него были на то причины:

— Не уверен, что ты бы согласилась, — его четко очерченные губы на секунду горько скривились. — Понимаешь, все, что случилось в Красном парке, произошло из-за меня. Это я, а не юма, чуть не убил нас обоих. Я не оценил ситуацию; я потерял контроль. Если бы юма не присосалась ко мне, возможно, у тебя не было шансов ее уничтожить. Мне просто повезло, что ты оказалась достаточно решительной в нужный момент.

— Все ясно, — вырвалось у Усаги, хотя она всеми силами молчала об этом, как о чем-то постыдном, крайне сокровенном, — вы опять не верите в меня…

— Нет! — неожиданно испугался Мамору, машинально делая шаг в сторону Усаги и сокращая между ними ненавистное расстояние. — Я верю. Если бы не верил, то не стоял бы тут.

— Тебе вовсе не надо со мной нянчиться, Мамору… — горше, чем ей хотелось бы, покачала головой Цукино, и в глазах ее почему-то предательски защипало.

Она всегда молчала, что часто чувствовала себя лишней в их трио. Рядом с рассудительными, во всем правильными Мамору и Сецуной, она казалась особо инфантильной и глупой. Она словно делала все не так. Усаги как могла гнала эти мысли прочь, ведь она знала — Сец любит ее, переживает за нее, словно старшая сестра. А Мамору, конечно, по большей части просто терпит, но и это вполне можно вынести ради мира и счастья Земли. И все же не всегда Усаги удавалось вовремя овладеть собой, как сейчас. Сейчас она почему-то была особо слабой и уязвимой.

— Я вовсе не хотел тебя обидеть, Усаги. Я просто хочу, чтобы все мы вынесли то, что на нас свалилось. Чтобы мы… смогли остаться самими собой, когда все… кончится.

Усаги почувствовала, что перестала дышать. Она никак не ожидала, что Джиба будет с ней столь откровенен.

— Знаешь, я часто думаю, что будет после. Ну, после того, как мы все-таки раскроем нашего врага и победим его. Да, мне хочется верить, что все-таки мы это сделаем. Все эти мысли о предназначении… — Мамору сделал неопределенный жест рукой, и Усаги снова вспомнила, что сейчас все еще холодно, а он в тонком кимоно, но не решилась прервать его. — Я работал в транспортной компании, и меня все устраивало. Я хотел проводить отпуска где-нибудь заграницей, попробовать горнолыжный спорт, получить права на байк. Я никогда не хотел жениться. Я думаю, я вообще законченный холостяк, — он говорил это так, будто чувствовал себя невероятно виноватым. — Сецуна сказала, что у нас с тобой должна быть дочь, — Мамору покраснел, как мальчишка, и Цукино с трудом подавила порыв и вовсе от него отвернуться. — Иногда мне кажется, что я не справляюсь с происходящим. Я не могу соединить то, что должен делать, и то, что хочу. И все, что я могу, это стараться спасти нас. Всеми силами. Это дает мне хоть какую-то уверенность, что я могу изменить и сделать что-то сам, по своей воле.

— Я могу пообещать тебе, Мамору, — голос Усаги помимо воли дрогнул на его имени, таком непривычном из ее уст, — что навсегда исчезну из твоей жизни, как только все закончится. Никакого предназначения не будет. Ты свободен.

Усаги и понятия не имела, что все это будет так больно. Она и сама не хотела никакой предписанной свыше судьбы. И все же внутри нее что-то необратимо рвалось, рвалось на части и никак не могло успокоиться.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что мне все равно на тебя. Словно ты мне совсем не дорога… — и почему его слова слышались таким ужасным оправданием, хотя Усаги откуда-то знала, что он говорит правду?

— Если нужно, я буду ходить на дополнительные занятия по борьбе. И вообще везде, где вы с Сецуной скажите, — Усаги развернулась, но говорила так, чтобы он ее слышал. — Я стану серьезнее, чтобы все это поскорее закончилось.

Уходя с поля и оставляя Мамору позади, Цукино не была уверена, что сказала то, что нужно. Да и во всем остальном тоже. Но была уверена в одном — она не имеет права красть свободу Мамору, не имеет права лишить его счастья быть хозяином своей жизни. Она — Принцесса. Она — владелица Серебряного кристалла. Она должна приложить все свои силы, чтобы найти сенши, генералов и их врагов, и сделать ей это нужно как можно скорее. Никогда еще Усаги не была столь решительной в своих намерениях.

Усаги еще не знала, как именно она поступит, но в голове ее уже зрел определенный план. И нет, на слезы и жалобы на злой рок времени не оставалось.