Глава 9 - Я проебался (2/2)

— Я бы мог встретиться с Аароном на много лет раньше, — после нескольких минут молчания вдруг заговорил Эндрю, резко меняя тему. — Я… — он хмыкнул, — тогда я очень хотел иметь брата, семью, друга. Хоть кого-то. Я всю жизнь летал из семьи в семью, но у меня никогда не было дома, а когда я узнал про Аарона… — он покачал головой, шумно втягивая носом воздух. Нат уже хотел было заикнуться о том, что он не обязан говорить, но вспомнил, что голкипер никогда не делает того, чего не хочет, поэтому продолжил слушать. — Он сказал, что будет рад встретиться с ним. Сказал, что наконец-то соберет полный комплект.

— Аарон знает? Знает, почему ты не захотел видеть его тогда? Знает хоть что-то о твоем прошлом?

— Нет. И никогда не узнает. Кевин и Жан знают о том, что с тобой было в Гнезде? Знают, откуда у тебя след утюга на плече?

— Ну, благодаря Аарону, Кевин знает в общих чертах, уверен, растрепал все Жану, как только увидел, — хрипло рассмеялся Веснински. — Что до моего отца… Кевин видел кое-что, когда мы были совсем детьми. Это была наша первая встреча, меня отбирали в вороны, а у отца была встреча с Кенго. И за эти годы я рассказал им пару историй, но… Нет. Они не знают. И не думаю, что когда-нибудь расскажу им.

— Как объяснил им, что ненавидишь чужие прикосновения?

— Кто сказал, что я их ненавижу? — Нат удивленно вскинул брови и впервые за ночь посмотрел прямо в глаза Эндрю. — Я привык, что прикосновения приносят боль. В детстве, — он облизнул губы, обдумывая, говорить ли, но потом пересилил себя, — отец бил и… — рыжий махнул рукой, как бы говоря, что удары — самое лучшее, что он мог получить, — только сильнее, если я пытался увернуться или отойти. Он считал, что это значит мое непринятие наказания, а он хотел, чтобы я понимал и признавал свою вину. А мама… — он на секунду задохнулся, словно одна мысль о матери выбила из него весь воздух. Он даже не помнил, когда последний раз позволял себе думать о Мэри, — не пережила всего этого.

— Что с ней стало, Нат?

— Он убил ее. И по кускам отправлял моему дяде в Англию. Она хотела сбежать, прихватив и меня. Не получилось. Она была еще живой, когда Стюард получил все куски ее конечностей спустя месяц после первого подарка, — Нат закусил нижнюю губу до крови, зажмуривая глаза. — Видишь ли, все, кто когда-либо пытались заботиться обо мне, платили за это кровью. Или жизнью.

— Поэтому больше ты никого к себе не подпускаешь и пытаешься вытолкнуть братьев, — прошептал Эндрю, наконец понимая.

Миньярд и сам не заметил, как плотину рыжего, если не прорвало то… он открыл ее, и струи правды рванули на свободу. Вот он, настоящий, самый искренний Натаниэль Веснински из возможных. Казалось бы, эта правда должна была потушить всё внутри блондина, наконец подарить ему покой, но всё произошло прямо наоборот. Эндрю захотелось остаться рядом. Сейчас вечно сильный, язвительный и надменный Натаниэль казался маленьким, а все его внутренние раны и язвы были обнажены. Их хотелось залечить, очистить от гноя, промыть, а потом покрыть прохладной мазью, утоляющей боль и дарящей покой. Потому что Эндрю хотел, чтобы кто-то сделал для него то же самое.

Вдруг Нат вздрогнул, а потом хрипло рассмеялся, запрокидывая голову и закрывая лицо рукой. Это был смех умирающего, осознавшего, что вместо лекарства он принял яд, смех того, кто плыл и понял, что двигался в противоположном от берега направлении, но уже не осталось сил, чтобы развернуться и остается только утонуть.

— Я проебался, — выдохнул рыжий, снова глядя на Эндрю. — Совсем.

— Да, проебался, — согласился Эндрю.

«Ты открылся. Ты по собственной воле рассказал мне правду. Ты рассказал мне то, что не рассказывал даже братьям и больше не сможешь молчать об оставшемся. Ты дал себе опереться на меня. Ты снял все маски и оголил свою душу» — говорили глаза Эндрю. Но в них не было надменности или эйфории от победы в негласном соревновании. Потому что он тоже проебался. И они оба это понимали. Это не была игра в правду. Они сами решили поделиться этим. Эндрю решил. Потому что доверял.

— Запомни то, что я скажу, потому что больше я никогда этого не повторю, — Миньярд ухватился рукой за затылок Ната, притягивая как можно ближе к своему лицу, глядя прямо в голубые глаза, в которых он видел сейчас столько незнакомых эмоций. — Ты не тот, кем тебя делал твой отец, Рико, Ичиро и ты сам. Как бы ты ни пытался, сколько бы ты ни врал, сколько бы тебе ни верили, я вижу тебя. И ты проебался. Я уже знаю тебя. Праведность для тех, кто ни черта не понимает в этой жизни. Ты можешь тонуть, но я протяну тебе руку, если ты позволишь, и тебе нужно будет лишь ухватиться. Дай мне протянуть руку, — Эндрю сглотнул ком в горле, на секунду опуская глаза, чтобы потом с решимостью снова посмотреть в глаза Натаниэля, которые, казалось, выпивали его всего без остатка. — Нарушь свое правило шести «не» ради меня еще раз. Последний. Поверь мне. Доверься мне. Жди. Надейся. Один раз.

— Один раз это ведь так страшно, да? — еле слышно зашептал ему в губы Нат. — Если я испугаюсь, не произойдет ничего ужасного, если я просто попрошу твоей помощи?

— Я уже сказал, что не буду повторять, — зарычал Эндрю, с силой сжимая затылок рыжего под своими пальцами.

— Я же тупой, забыл? — весело спросил Нат, а его голубые глаза, которые сейчас были так близко, озорно сверкнули.

И это было слишком. Слишком много правды, слишком много искренности и слов, слишком много обещаний и уверенности. Слишком много настоящего. И Эндрю срочно нужно было заткнуть этот слишком умный рот, чтобы он не сказал что-то такое, что его поломанные душа и сердце просто не переживут, хоть он и отрицал их существование.

Миньярд резко сократил мизерное расстояние между их лицами, болезненным поцелуем впиваясь в чужие губы. Он целовал Ната так, словно хотел навсегда заставить его замолчать, заставить его никогда больше не ухмыляться и не улыбаться, не смеяться и не язвить. Голкипер ненавидел его всей своей душой: каждое слово, каждый взгляд, каждое движение, каждый чертов вздох, каждый раз, когда он соблюдал границы, каждый его понимающий кивок. Особенно он ненавидел этого идиота, когда он подался вперед, приоткрывая губы, позволяя углубить поцелуй, но не давя, всё еще держа свои руки при себе. Нат балансировал на грани между таким же яростным ответом и перехватом контроля, слабо улыбаясь в поцелуй, изредка успевая схватить такой необходимый глоток воздуха. Казалось, что для них обоих мир сосредоточился в этом моменте, будто от этого зависели их жизни. Пока наконец Эндрю не подался назад и Нат не сделал то же самое. Глаза Миньярда казались черными дырами, в которых был полный беспорядок, хаос в чистом виде, но где-то на дне сверкало желание. Глаза Ната выражали полный покой многовековых льдов, которые еле заметно дрейфуют по глади океана, но на глубине зрачков плясало такое привычное и знакомое озорство.

— Ты должен был меня остановить, — выдохнул Эндрю, словно не до конца осознавая, что только что сделал.

— С чего бы? — рыжий приподнял бровь. — Думал, я имею право самостоятельно решать, когда и кому говорить «да».

— Это не «да», не настоящее «да», а банальный нервный срыв. И я это вижу, даже если не видишь ты.

— Чтобы все мои нервные срывы были такими, — усмехнулся Нат, зачесывая волосы назад. — Аминь.

— Назови мне хоть одну причину, чтобы прямо сейчас не сбросить тебя с крыши, — прорычал Эндрю, чувствуя, как злость поднимается в горле. Злость на эту легкость, злость на принятие и ухмылку. Злость на то, что этот Веснински просто существует.

— Я утяну тебя за собой, — легко отозвался Натаниэль. — И это очень долгий путь вниз, — он щелчком отправил сигарету, дотлевшую до фильтра, в полет. — Но судя по твоему настроению, мне и правда стоит покинуть столь небезопасное место, — он, как и всегда, слишком легко поднялся на ноги.

— Трус.

— Эндрю, давай честно, — Нат подошел к нему, встал за спиной и наклонился так, чтобы опалить своим дыханием изгиб шеи, — мы оба прекрасно знаем, что я кто угодно, но только не трус. И ты никогда не сбросишь меня с этой крыши.

— Я ненавижу тебя, — выдохнул Миньярд, не находя в себе сил даже повернуть голову или в немой угрозе схватить идиота за кофту, как бы говоря, что, соверши тот одно неверное движение, и голкипер перекинет его через себя, отправляя в полет вслед за окурком сигареты.

— Насколько сильно, позволь уточнить?

— 84 процента, Веснински.

— Хм, то есть шестнадцать процентов от всего времени не ненавидишь? — голос рыжего так и звенел от веселья, но в нем слышалась характерная хрипотца, оставшаяся после поцелуя, перераставшая в подобие урчания.

— Шестнадцать процентов от всего времени я не хочу тебя убить, — Эндрю наконец повернул голову, снова находя эти светящиеся глаза, которые сейчас искрились восторгом. — Ненавижу я тебя всегда, — он отметил, что и собственный голос чутка подводил.

— М… Не забывай обновлять статистику.

***</p>

Кевин проснулся от того, что он не понимает, где он и что происходит, а какая-то охамевшая в край тварь вылила на него стакан воды. Стакан воды! Подорвавшись с места, он схватил руку над собой и одним движением повалил наглеца на кровать, оказываясь сверху. Его зеленые глаза горели праведным гневом, тогда как губы скривились в оскале. Сердце лихорадочно стучало в груди, а вырванный из сна разум старался понять, что происходит и откуда исходит угроза. Под ним, прижатым к матрасу, был Аарон, на лице которого читалось искреннее удивление и замешательство, словно он ничего не сделал, а теперь оказался зажат между кроватью и взбесившимся нападающим.

Миньярд дернулся, но Кевин держал крепко. Его и без того острые черты лица ожесточились, а зеленые глаза озверели. Казалось, одно неверное движение, и Дэй и правда разорвет ему глотку, как дикое животное. Такой взгляд Аарон знал хорошо — видел у брата. И тогда самым главным было контролировать себя, чтобы не спровоцировать другого на нападение. Вот и сейчас, стараясь смотреть прямо в изумрудные глаза, блондин восстанавливал сбившееся дыхание, игнорируя то, что тяжелое тело придавливало его. С мокрых черных волос нападающего капала вода и, как назло, прямо на лицо Миньярду, от чего он непроизвольно вздрагивал.

— Слушай, это была просто шутка. Ты уже третий день будильник не слышишь. Выдохни.

— Шутка? — Кевин жестко усмехнулся и тряхнул головой, как пёс, стараясь убрать мешавшиеся мокрые волосы. — Вылить на меня, пока я сплю, не понимаю, где нахожусь, кто находится рядом со мной и что происходит, стакан холодной воды?

— Блять… — Аарон понял, что проебался. Снова. Он каждый гребаный раз проебывался, когда дело касалось бывших воронов, потому что он не успевал или просто не хотел думать о том, как то или иное действие скажется на их травмированной психике.

— Именно, — Дэй с силой надавил ему на горло предплечьем, стиснув зубы, словно не давая чему-то вырваться, а потом резко встал, чтобы распахнуть окно и шумно втянуть носом воздух. — Свали на хуй.

— Кевин…

— Я сказал, уйди.

— Никуда я не пойду! Это и моя комната тоже!

— Аарон, ты меня заебал! — взорвался бывший ворон. — Ты помогал мне тогда, когда я только приехал. И я безмерно за это благодарен, пусть ты и делал это потому, что тебя заставил Эндрю. Но я заебался! Я заебался закрывать тебя собой, когда ты открываешь свой рот, не подумав, когда ты бросаешься на Ната или Жана. Ты, кажется, забыл, но они мои братья. А я, как идиот, ведомый чувством долга, защищаю тебя, дебила, который привык, что ему ничего не бывает, потому что рядом брат, который за тебя перегрызет любому глотку. Пойми наконец, в один момент ты не откроешь свои глаза, твое сердце перестанет биться, а врачи скажут, что все это из-за долбаных энергетиков, которые ты хлещешь, как воду!

— Твой Нат меня не тронет. Эндрю сказал…

— Да прекрати ты закрываться Эндрю, как щитом! — рявкнул Кевин, поворачиваясь к нему лицом. — Ты все время пытался узнать у меня про Ната? Так я тебе расскажу! — и его прорвало. Этот дурацкий стакан с водой, страх, который он почувствовал, не понимая, что происходит, сломал все установки и блоки, и правда засочилась из всех углов. — Он был для меня и Жана таким же щитом, каким для тебя является Эндрю, только в разы дольше и крепче. Он защищал нас от всего, от чего мог. Почему на наших телах так мало шрамов? Потому что они все на Нате! Знаешь, что было, когда Тетсуи замахивался на нас? Нат накрывал нас собственным телом, — Аарон тряхнул головой, даже не в силах представить подобное. — Этот мелкий засранец, который мне в пупок дышит, да, ты не ослышался! Нат не спал по несколько суток, когда считал, что нам угрожает опасность, Нат менялся со мной комнатой, зная, что Рико будет в ярости, но куда больше значения для него имело то, что я буду спать свои жалкие три часа, а не корчиться от боли и терять кровь. Он забивал на всех и всё, на себя, лишь бы мы с Жаном чувствовали себя настолько хорошо, насколько это возможно. Он ломался на наших глазах. Снова и снова, собирая себя по кусочкам. Ради чего? Ради, блять, нас! А теперь, спустя столько лет… — Кевин хрипло рассмеялся. — Я не знаю, какую сделку он заключил, я не знаю, как он выкупил нас. И не хочу думать. Потому что я боюсь даже представить, какой была наша цена, прекрасно зная, что этот идиот согласился бы на всё. Но есть одна малюсенькая проблема. Я не уверен, что внутри моего брата осталось еще хоть что-то живое и настоящее, что там осталось хоть что-то от того мальчика, с которым я познакомился, когда мне было одиннадцать, от того мальчика, что рассказывал мне о созвездиях, которые видел с крыши своего дома, от мальчика, умевшего мечтать и надеяться. Как думаешь, сколько еще Эндрю, блять, продержится, защищая тебя, когда ты только и делаешь, что вставляешь пальцы в розетку?! — Кевин навис над Аароном, который все еще пораженно сидел на его кровати, стараясь слышать сквозь звон в ушах. — Он человек, Аарон! Он лишь человек, пусть и очень сильный. Я учусь жить самостоятельно. Советую и тебе, пока твой брат не сделал то, что в результате лишит тебя близнеца.

Сказав это, Кевин схватил первую попавшуюся футболку и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Вскоре послышался еще один хлопок. Видимо, ушел на пробежку. Или к братьям. Аарон не знал. Он и не хотел. Всё, что он мог — неподвижно сидеть на мокрой кровати, не в силах вздохнуть, глядя туда, где минуту назад стоял Кевин. В голове одновременно не было ничего и сразу всё. Он никогда не думал о том, как защита семьи отражается на Эндрю, никогда не думал, что… И он никогда не думал о том, почему у Кевина так мало шрамов по сравнению с Натом. Он думал… Да ничего он не думал! Но перед глазами уже сами собой возникли картинки. Вот Тетсуи замахивается на маленького Кевина за то, что он снова не пробил защиту противника, а потом Нат, который был быстрее молнии, в последний момент падает на брата, закрывая собой и принимая удар. В ушах стоял хруст костей и приглушенный вскрик, вырывавшийся из легких маленького рыжего мальчишки вместе со всем воздухом.

Пусть для всех Аарон и Эндрю были самыми странными близнецами, на самом деле они оба знали, что дорожат друг другом… Так Аарон думал до сегодняшнего дня. Знает ли Эндрю, что на самом деле брат не ненавидит его? Что он хотел помочь, когда у того была ломка, но даже не смог себя заставить попросить об этом Би? Что он каждый раз замирает, когда краем глаза видит порезы на запястьях, когда после душа Эндрю меняет повязки? Что он всегда мечтал о брате и семье, о чувстве защищенности, которое теперь дарил ему близнец? Знал ли тот хоть что-то из этого? Знал ли, что Аарон даже отказался от своей влюбленности в чирлидершу Кейтлин, помня договоренность?

Он лишь человек… Эндрю знал всё о своем брате, но Аарон не знал ничего о жизни близнеца до их встречи. Вообще ничего. Ни о семьях, в которых тот был, ни о детстве… Почему Эндрю не терпит прикосновения? Почему он всегда ходит с ножами? Почему всегда спит спиной к стене? Почему просыпается от каждого шороха? Почему резал собственное тело? Почему так зациклен на сделках? Почему никогда ни о чем не просит? Почему? Почему? Почему? Тысячи почему, на которые у Аарона не было ответов. Он знал лишь, что в прошлом Эндрю темно, грязно и больно. И слова Кевина снова зазвучали в голове: «пока твой брат не сделал то, что в результате лишит тебя близнеца…» Неужели своими действиями он и правда подталкивает Эндрю к краю, медленно уничтожая его? Неужели он… убивает его? От этой мысли к горлу подступила тошнота. Что, если Кевин прав? Что, если Эндрю рассыпется на тысячи осколков и даже Би не сможет его собрать? Впервые Аарон так отчетливо ощутил потребность увидеть брата и поговорить с ним. Именно поговорить, пусть это и будет стоить ему нервов и седых волос.

Он обошел все комнаты, искал, казалось, везде, где мог, рискнул даже заглянуть на крышу, хоть в первый и последний раз, когда он застал брата здесь, тот метнул в него нож, пусть и попал в стену. Аарон позвонил ему, написал, но был проигнорирован. Сегодня у Эндрю была только одна пара, но начиналась она только в одиннадцать, а на пробежку, как вороны, блондин никогда не ходил. Обыскав их комнату, Миньярд убедился в том, что брат должен быть где-то неподалеку, потому что ключи от машины всё еще лежали на столике при входе. Но его нигде не было. Даже Кевин уже вернулся с пробежки, смерив Аарона злобным взглядом, а Эндрю не было…

— Рене, еще немного, и я просто вылью этот милкшейк тебе на голову, — прорычал голкипер, глядя на совершенно расслабленную девушку перед собой, которая и позвала его позавтракать вместе.

— Это ты хочешь поговорить, а не я, — мягко улыбнулась она. — Я не буду давить. Если хочешь, мы можем вернуться.

— С чего ты взяла, что я хочу говорить? — фыркнул Эндрю, закидывая в рот картошку фри, хоть и так прекрасно знал ответ на этот вопрос.

— Ты ведь никогда не делаешь ничего, чего не хочешь. Но ты здесь.

— Какие сейчас открытые ставки на Веснински?

— Ох, их очень много, — приглушенно рассмеялась Уокер. — Кажется, Ники и Элисон на нем зациклились. Вопрос про ориентацию все еще открыт. Потом Дэн заявила, что он сирота. Ставят на его умения драться. Ставят на то, сколько языков он знает. На то, откуда у него деньги, учитывая машину. Ставят на то, подерется ли он с Аароном, с тобой и с Рико. Что еще?.. Но список всё время пополняется, — пожала плечами девушка.

— И что думаешь ты?

— О чем именно?

— Вообще.

— Я думаю, что Нату очень не нравится, когда кто-то без разрешения сует нос в его дела. Он очень осторожен и, вероятно, не просто так. Он вытащил их троих из Гнезда, и это уже о многом говорит. Ты меня знаешь, Эндрю, я никогда не лезу туда, куда не просят, только наблюдаю.

— И что же ты видишь?

— Что вы с Натом круги друг вокруг друга наматываете, а воздух между вами чуть ли не плавится, — скажи это кто-то другой, Миньярд, вероятно, тут же бы замахнулся для удара, но Рене говорила так мягко и понимающе, что ему лишь оставалось закатить глаза. — Думаю, Нат опасен для своих врагов, но пока мы ими не являемся, это не должно нас касаться. Думаю, понемногу он начинает привязываться к команде, хоть и старается не делать этого всеми силами. Он лидер по натуре, но предпочитает стоять в тени и контролировать весь процесс со стороны. Я слышала, как он обсуждает с Ваймаком и Кевином наши тренировки и подход к каждому. И, как бы то ни было, Дэвид прислушался, но всем сказал, что это Кевин предложил эти новые упражнения. Он сказал, что они несколько изменили их, доработали специально для лисов, но я уверена, всё это сделал Нат. Не знаю, почему, но он не хочет, чтобы и мы привязывались к нему.

— Но он проебался, — слова, сказанные несколько дней назад на крыше, вырвались сами собой, а легкие Эндрю сжались.

И снова он не до конца понял этого наркомана. Он не просто доверился Миньярду, не просто раскрыл себя, не просто… он привязался. Рука сама потянулась к телефону и с какой-то горечью блондин посмотрел на дату. До Хэллоуина осталось чуть больше недели. После этого… Ичиро снова призовет своего дьявола.