На пике (2/2)
— Маленький пиздабол, — бормочет, постепенно снова повышая голос. — У тебя все-таки был телефон!
Вместо ответа Тэхён набирает по памяти номер и прикладывает смартфон к уху.
Юнги отвечает через три гудка.
Хосок завороженно наблюдает за тем, как Тэхён что-то тараторит в трубку, и даже не пытается прислушиваться. Просто стоит в ступоре и ждет, пока омега закончит разговор. Тэхён по прежнему напряжен и напуган, это видно по тому, как дрожат его руки и губы, как блестят глаза. Он бросает в сторону трупов настороженный взгляд, так, словно они могут подняться, и отворачивается к окну.
— Все пропало… — бормочет Хосок, опускаясь на диван и роняя лицо на ладони. — Да и хуй с ним. Чай пить будем?
— Будем, — омега бросает телефон на диван и потирает переносицу. — Теперь я побуду твоей феей-крестной, и ты мне все расскажешь.
Хосок не дурак.
Хосок рассказывает.
***
Юнги приезжает чуть больше чем через два часа. Брезгливо отодвигает ногой сломанную дверь и останавливается перед первым трупом, уперев руки в бока и выглядя при этом более чем растерянно.
— О, Юнги-хён! — улыбаясь, Тэхён выглядывает из кухни. — Проходи.
— Малыш ТэТэ, я разочарован, — качает головой Мин, переступая через тело. — Как ты мог так долго меня игнорировать? И зачем вся эта история с побегом, тебе остроты в жизни мало было?..
— Как тебе работается на Намджун-и? — вопросом отвечает омега, плутовато щурясь. — Как я мог тебе доверять, если зарплату тебе платит Ким Бон?
— Ай-ай, — цокает языком Юнги. — Как будто я не знаю, что дело не в этом. Я жду объяснений, ТэТэ, почему ты… Ой. А ты кто такой?
— Доброе, блять, утро, — хмыкает Хосок, поудобнее устраиваясь на своей подушке и делая большой глоток из чашки. — Чон Хосок, хозяин вот этого вот, — широким жестом обводит квартиру. — Всего.
— Так, ясно. Собирайся, Тэ, я отвезу тебя в безопасное место.
— Не так быстро, — качает головой Тэхён. — Сначала эти двое, — и на выдохе торопливо: — Я их убил.
Юнги каменеет. Быстро бьется жилка на шее и, кажется, дергается глаз, но в остальном он замирает.
— Еще раз, ТэТэ, что ты…
— Я. Их. Убил, — медленно, чуть ли не по слогам.
— Врешь.
— Юнги-хён, просто помоги мне все это, — Тэхён запинается, явно не зная, как выразиться. — Решить.
— А этот альфа, — кивок в сторону Хосока. — Ты с ним все это время здесь жил?
— С ним, но, Юнги-хён, все в порядке, он не тронул меня и пальцем, и ему нужна помощь! Можем мы забрать его?
— ТэТэ, — голос у Юнги усталый. — Это тебе не щенок, чтобы его забирать…
— Хорошо, — покорно соглашается омега. — Но мы можем ему помочь?
— В гробу я видал твою помощь, пацан, — ворчливо вклинивается в разговор Хосок. Обращается к Юнги: — Ты погляди, что он натворил!
— Боже, я с ума сойду с этими Кимами… Кем бы ты ни был, Чон Хосок, не советую тебе связываться с этой семейкой. Они собрали все грехи этого мира…
— Терпи, хён, — фыркает Тэхён, приближаясь и хлопая Юнги по плечу. — Это твоя работа.
***
Если мне нельзя целовать… Могу я кусать тебя?.. </p>Чимин не понимает, действительно ли эти слова прозвучали. Он видит Намджуна под веками, слышит его в пустой комнате. Это выматывает.
Хочется успокоиться, но свет выжигает глазницы, а темнота уничтожает сознание. Чимин не знает, как потеряться. Как рассыпаться на частицы так, чтобы больше такого не чувствовать?
Холодно.
Горько.
Кисло.
Телефон обжигает ладонь.
«Целуй. Кусай. Делай, что хочешь, только оставь в покое»</p>«Родной…»
«Сон дал мне слышать тебя, Намджун. Я сошел с ума?»</p>Печатает.
Стирает.
Чимин ждет, потом понимает, что Намджун не ответит.
В конце концов эта пытка закончится с рассветом, и все, что будет ночью — иллюзия. Все пройдет, отхлынет и накроет снова. Пак Чимин живой человек.
Он не может вырвать свое сердце своими же руками, это слишком тяжело. Когда он мажет пальцами по клавиатуре, кажется, пачкает экран кровью.
Кажется. Только кажется.
Буквы складываются в слова.
«Похуй. Приезжай»</p>«Ты не в себе. Протрезвеешь и прогонишь меня?»
«Не придешь?»</p>«Жди»
Хонг снимает для себя номер этажом ниже. У него уходит не больше пяти минут на то, чтобы подняться к Чимину. В героиновом угаре омега путает запахи, тянет руки к альфе, называя чужим именем, но тому, в сущности, все равно.
Чимину тоже.
Он на ебаном дне.
Снова.
— Утром, уходя, — Чимин всхлипывает, цепляется за одежду Хонга, тянет на себя, умоляя. — Убьешь меня?
— Не шуми, родной, — альфа медленно целует и ведет к кровати.
Чимин повинуется. Чимин в эту минуту ради капли тепла что угодно сделает, лишь бы кто-то так вот обнимал, вел, трогал…
Кто-то с лицом Намджуна.
— Не спеши… не спеши, Наму, не спеши…
Хонг хороший любовник. И, по сути, не плохой человек. Принимает все, что Чимин готов ему дать, и возвращает столько же. И еще приходит.
Хонг всегда приходит.
Чимин позволяет собой управлять. Тянуть за волосы, толкать грудью, сжимать пальцами. Безоружный, полубессознательный, мягкий, как тесто — лепи, что хочешь, а хочешь, вообще сожри. Хонг его касается везде, до куда достает — лицо, скулы и шея, плечи и ключицы, впалый, мягкий на вид живот и мягкие бедра. Что-то шепчет, о чем-то просит. У Чимина зрачки, кажется, больше, чем радужка. Смотрит вперед и видит… черт знает, что он видит. Что чувствует.
— Все… хён, все, — в голосе омеги сдавленная мольба на изломе сознания. — Не могу больше, — он ложится на спину и разводит руками ноги, держась под коленями.
— Спокойнее, родной, — Хонг нависает, дает время, чтобы Чимин принял его вес. — Я здесь. С тобой.
Движение быстрое и рваное. Поспешное.
Голодное. Быстро, сбиваясь с ритма и восстанавливая, меняя угол, вжимая холодное восковое тело в матрас. Чимин распластан по неровной поверхности, распят чужими руками, хватается за затылок альфы, как за выступ над пропастью, и взгляд — в потолок, в никуда.
От напряжения закладывает уши, от жара алым наливаются щеки.
Чимин задыхается, и где-то в полете над бездной замирает, застывает, погибает.