1. «Дарованный» (1/2)
Что, если я ошибся, </p>
влюбившись в тебя? Знаю лишь одно: Рай не так красив, как красив ты. </p>
Finneas - Heaven</p>
</p>
***</p>
— Теперь обойдешься без церемоний, — с этими словами Кэйю запихнули в повозку, предварительно стянув его запястья и щиколотки жесткими путами. Кэйа до боли стиснул челюсти, притягивая ноги к подбородку и прижимаясь спиной к голой стене повозки, дабы найти хоть какую-то опору. Он был связан по рукам и ногам и, более того, ничего не видел, потому что даже на его глаза наложили слепую повязку. По крайней мере, во рту не было кляпа, как пару дней назад, когда он кричал и ругался, все еще шокированный происходящим.
Сейчас он учился выживать в новых условиях, привыкал к обращению «без церемоний» и изо всех сил старался осмыслить нынешнее положение. В голове все еще творилась сплошная неразбериха, воспоминания никак не могли расположиться в хронологическом порядке ни то из-за того, что Кэйа все еще был в шоке, ни то из-за того, что большую часть времени он провел без возможности видеть и слышать, запертый в подвальных комнатах собственного поместья. Но вот к каким выводам он в итоге пришел:
1) Его отец был мертв.</p>
2) Если его отец был мертв — значит, Кэйа стал главой клана Альберих.</p>
3) Но его взяли в плен, а это значит, что кто-то заточил зуб на наследие.</p>
4) Из всего этого вытекает, что его отец был убит кем-то из предателей или из других аристократов, и если Кэйа не перехватит власть, то всё будет потеряно.</p>
5) А Кэйа власть не перехватит, потому что он оказался в чертовом плену.</p>
</p>
Прокручивая эти мысли в голове, Кэйа пытался понять, как всё это могло случиться. Слишком резко и быстро. Слишком болезненно для восприятия. Так не должно было быть. Кэйа не должен был оказаться таким никчемным. Получается, отец зря обучал его, зря вкладывал в него столько сил и надежд. Теперь, если есть хотя бы маленькая вероятность того, что Кэйа может спасти себя и свое честное имя, то он должен сделать это сам.
Так устроена жизнь любого аристократа. Либо ты — либо тебя. Если ты не смог постоять за себя в определенный момент, значит, твое место займет тот, кто захватил власть, ранее принадлежавшую тебе и твоей семье. Если ты расслабился и дал слабину, если подпустил к себе слишком близко и невольно позволил предателю приставить к твоему горлу клинок, значит, ты слаб. Значит, ты не достоин своего титула. Значит, твое место среди черни.
И теперь Кэйа был чертовски близок ко дну, на которое ему бы никогда не хотелось опуститься. Если раньше с ним обращались как с представителем знати, то сейчас его же слуги громогласно смеялись над беспомощностью теперь уже бывшего «принца».
Принцем его ласково называл отец. Это весьма безобидное прозвище теперь было опорочено грубыми ртами предателей, и из их уст «принц» звучало как самое унизительное оскорбление.
— Постарайся довезти его без происшествий, — прислушавшись, Кэйа услышал чей-то голос, явно обращенный к кучеру. — Все-таки он пойдет в дар.
«В дар». Внутри Кэйи все похолодело от ужаса. «В дар» — могло означать лишь одно. Определенно, у него больше не было шанса.
Им с отцом тоже присылали людей «в дар». Обычно такие подарки являлись символом добрых намерений или призывом к партнерству. Внешне привлекательные, безмолвные, «дарованные» люди могли выполнять функции любой прислуги. Такие люди не обладали правом голоса. В особенно жестоких кланах иногда им отрезали языки. Но Кэйа никогда не сталкивался с подобным.
«Дарованных» также могли отобрать в гарем, если они обладали нужными внешними характеристиками. Женщин стерилизовали, чтобы лишить их возможности родить бастарда, но в остальном отношение к ним было более, чем просто хорошее. Попасть в гарем — это самый лучший исход для «дарованной» или «дарованного», по крайней мере, Кэйа так считал.
Что сделают с ним — неизвестно. Кэйа сам не заметил, когда повозка двинулась и затопали копыта — наверняка лошади из их с отцом конюшни! — и с каждой минутой дом становился все дальше и дальше. Это было ощутимо физически.
Если Кэйа попытается сбежать? Каким-нибудь образом стянет с себя оковы, пробьет сильным ударом толстую деревянную перегородку?
Но усталость, голод и раны не дали Кэйе даже возможности продумать этот сумасбродный план более тщательно. Его мысли то и дело смешивались, а голова раскалывалась на части из-за бессонных ночей и побоев. Сплошной мрак перед глазами заполонил весь разум, и Кэйа провалился в неосознанное небытие, как замершая безвольная кукла.
</p>
***</p>
Послышался скрип. Кажется, открывались ворота. Кучер вскрикнул приглушенное «вперед!», и кони вновь двинулись по дороге. Теперь их копыта стучали иначе, будто по камню, а не по дорожному песку, как прежде. Пробудившись, Кэйа едва мог пошевелиться. Он боялся, что боль вновь пронзит его, как только он сделает лишнее движение. Запястья и щиколотки сводило и подергивало от коротких судорог, а из-за трения шершавых веревок о кожу наверняка образовались полосованные раны.
Сердце глухо билось в груди, как птица — о прутья клетки. Ожидание было не из приятных. Кэйа даже не мог предположить, что с ним могут сделать. Лучше бы сразу убили. Он бы пал рядом с отцом. Вместе с ним.