Часть 5 (2/2)

У Киришимы, казалось, сейчас дым повалит из ушей. Этот блондин раздражал его одним своим видом, и от этого было морально очень тяжело. Но в то же время хотелось сказать что-то такое, отчего его глаза зажгутся злобой, вывести его на такие же эмоции, какие Киришима испытывал сам. Только вот он на работе, нельзя.

Бакуго глазами сверлил во лбу парня дырку, словно хотел прикончить его на месте.

— Каминари тут обмолвился, что тебе нужен репетитор.

Эйджиро не удержался и метнул злой взгляд туда, где из-за полки торчал кусок рукава ярко-зелёного худи друга. Это ведь была информация не для его ушей, как Каминари не понял?

— Нет, я прекрасно справляюсь и сам, — ответил с вызовом черноволосый и точно так же, как сам Бакуго несколько минут назад, вздёрнул подбородок вверх.

— А вот обманывать совсем нехорошо в твоей религии, если я всё правильно припоминаю. И если просмотреть твои записи, — он открыл тетрадь и начал демонстративно её листать, — вот тут, например, ты неправильно записал транскрипцию вот этого слова, а вот здесь ты ошибся в склонениях слова «школа». Да уж, усвоение материала просто превосходное.

Да он же просто издевается!

— Всё-таки, если ты уж взялся за это дело, то относись не спустя рукава, — неожиданно серьёзно выдал блондин. Он вернул тетрадку Эйджиро, который быстро запихал её под прилавок.

— А тебе разве не всё равно? — как же он злился. Это всё выводило из себя.

— Я терпеть не могу, когда вижу, что люди делают что-то не на максимум. Ты читаешь молитвы на латыни, но при этом допускаешь ошибки при изучении этого второго по важности для тебя языка. Разве это нормально?

Киришима открывал и закрывал рот, не в силах ответить на эту тираду. Явно не от Бакуго он ожидал услышать такое. Кто мог знать, что он такой перфекционист.

— Все люди совершают ошибки, это нормально, — наконец, он смог подобрать нужные слова, — к Господу можно обратиться на любом языке, и он поймёт тебя, если ты читаешь молитву от сердца.

— Это простительно услышать от простого прихожанина, но никак не от пастора, святого отца, который ведет за собой души людей прямиком к Богу. Ты такой щепетильный до всего, что касается внешних проявлений. Ночами не спал, чтобы восстановить иконы, постоянно поддерживаешь в чистоту в церкви, но когда дело касается одного из самых главных пунктов, ты позволяешь себе поблажки?

— Откуда ты знаешь про иконы? Каминари, да? — утвердительный кивок. Вот ведь… сорока болтливая.

Бакуго взъерошил волосы на затылке и как-то странно ссутулился, словно был неуверен в том, что сейчас скажет.

— Ладно, я не об этом хотел поговорить.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — ответил Киришима резко, как никогда до этого ни с кем не разговаривал. В его голосе слышался дребезжащий металл раздражения и хлещущего через край гнева. Эта перепалка порядком вывела его из себя. И ещё сильнее его раздосадовало то, что он находил позицию Катсуки в чём-то верной.

Бакуго усмехнулся и полез в карман, доставая оттуда уже знакомый кошелёк. Он в нём покопался и положил на лоток для мелочи чёрную визитку с белыми буквами и номером телефона.

— Если всё-таки решишь выложиться на максимум, то вот мой номер.

— Зачем тебе это? — Киришима уставился на этот кусок картона, словно он появился из космоса. Он выглядел совершенно инородным, и касаться его руками казалось чем-то невероятным. Но для приличия, или ради того, чтобы сильнее позлить блондина, Эйджиро положил её под кассовый аппарат, даже не взглянув на неё.

— Позвонишь по этому номеру и узнаешь, если будешь готов, — Бакуго проигнорировал такое ребяческое поведение и снова, как вчера, быстро покинул магазин.

— О чём говорили? — к кассе подошёл Каминари, сгибаясь под тяжестью продуктовой корзины.

— Он предложил мне брать частные уроки.

— Да ладно? Это ведь классно! Судьба сама подкидывает тебе шанс! — Дэнки, кажется, был в восторге.

Киришима устало вздохнул. Другого ответа от друга он и не ждал. Визитка, по ощущениями Киришимы, имела какой-то встроенный прожектор, потому что казалось, что она просто слепила своими белыми выдавленными на чёрной поверхности буквами.

Как же всё это сложно, Матерь божья.