Глава 30 (1/2)

Воскресенье Чонгука и Юнги, вопреки всем ожиданиям и предшествовавшей весьма нервной и напряженной субботе, вышло просто прекрасным, домашним, размеренным и ленивым.

Улегшиеся спать лишь в половине седьмого утра, они оба с удовольствием проспали до полудня, потом, решив, что тратить силы и время на готовку – это слишком, заказали себе целую гору вкусной еды и, обложившись ею, почти до самого вечера смотрели новые серии дорамы с Ким Хичолем.

Они, наверное, провалялись бы вот так вот, ничего не делая и не думая ни о чем, перед телевизором до самой ночи, но… Чонгуку предстоял еще один визит в музей, а Юнги категорически ждал в ресторане на ужин абсолютно непреклонный Джин.

Поэтому им обоим всё же пришлось выпутываться из пижам и пледов, приводить себя в более-менее приемлемый вид и выбираться из родной, любимой, уютной и совершенно безопасной квартиры в этот серый, унылый, промозглый депрессивно-февральский мир.

Забросив Чонгука в музей и пообещав забрать его в то же время, что и сегодня утром, с трудом сдерживающий порыв отключить телефон, сделать вид, что его нет, и просто вернуться домой в свою постель Юнги отправился в ресторан по адресу, который ему с геолокацией и двенадцатью гневными смайликами, показывающими, что с Юнги будет в случае неявки, скинул Джин.

И какого черта они вообще общаются и дружат? Юнги до сих пор не понимал. Возможно, потому что противостоять этому навязчивому упрямому засранцу было просто выше его сил.

И именно поэтому Юнги притащился в воскресенье зимним вечером практически на другой конец города в новомодный ресторан с непроизносимым названием и неясным, вполне возможно, что опасным для жизни, видом кухни, в который бы отродясь не пришел добровольно в здравой памяти и трезвом рассудке. И не сбежал ни при виде самого здания, которое снаружи и внутри вызывало ощущение, что несколько тысяч детей собирали его из конструктора «Лего» (от обилия пестрых цветов и мелких квадратных деталей у Юнги едва не пошла кровь из глаз), ни после того, как метрдотель на входе бросил на него такой взгляд, будто Юнги был вонючей говорящей кучей мусора, ни когда увидел задумчиво попивающего из огромного, похожего на шар бокала красное вино и выглядящего так, словно им предстоит не приятный не очень трезвый и очень вкусный воскресный вечер в дружеской компании, а крайне неприятный и тяжелый разговор.

Судя по всему, он опять намеревался прочитать Юнги нотацию о неправильности его жизни и попытаться в который раз хоть как-то его «пристроить», познакомив с очередным своим богатым, красивым, приятным и очень одиноким знакомым. Как какого-то помоечного кота, ей-богу.

Джин пытался свести Юнги и устроить его личную жизнь хоть с кем-нибудь так упорно и часто в последний год, что Юнги сопротивлялся этому практически на автомате и уже даже не удивлялся всем этим сводническим манипуляциям. Разве что только тому, откуда Джин вообще достает всех этих мужиков. Как будто, помимо модельного, у него было еще и свое брачное агентство. Ну или как минимум весомый пакет акций чертового «Тиндера», от одного упоминания которого после случившегося вчера с Чонгуком у Юнги начинал в нервном тике дергаться глаз.

Однако, слава богу, пугающе серьезный настрой Джина был связан совсем не с этим.

И даже не с тем, что он в очередной раз собирался попытаться затащить Юнги на съемки обнаженки или на съемки в принципе.

Но… тогда с чем?

Юнги никак не мог перестать думать об этом. Он прекрасно видел, что Джина что-то тревожит, причем сильно, раз уж это было заметно со стороны, ведь тот всегда прекрасно владел собой и давал ход своим истинным эмоциям лишь в очень и очень редких случаях, но вот из-за чего именно Джин сейчас настолько распереживался… Наверное, можно было бы взять и просто спросить прямо в лоб, но Юнги никогда не был тем, кто лезет другому человеку в душу. Даже если это твой брат или лучший друг. Когда Джин захочет и будет готов – расскажет сам.

Поэтому Юнги, чувствуя не отпускающее неуютно-тревожное напряжение между лопаток, болтал с Джином о всякой ерунде вроде погоды и странного интерьера в этом ресторане, прошедших на этой неделе съемках и последнем эпизоде «Бегущего человека», пока они делали заказ и дожидались его, ровно до того самого момента, пока Джин, комкая салфетку в тонких изящных пальцах истинного аристократа, внезапно тяжело не вздохнул и невпопад, совсем не в тему идущего сейчас разговора выдал:

– Намджун прилетает домой, – заставляя Юнги вздрогнуть и выронить из внезапно ослабевших пальцев папку с меню, которую он всё еще держал и на автомате листал.

– Что-что? – Как бы Юнги ни старался, чтобы его голос звучал спокойно, но… это имя и этот человек до сих пор, спустя такое огромное количество лет, выбивали его из колеи, нет, не просто выбивали, а вгоняли в самую настоящую панику. И… сколько бы Юнги ни старался убедить себя и всех вокруг, что это прошлое, что он его пережил, что все извинения Намджуна поняты, приняты, что ему уже не плохо, не страшно и всё хорошо, но… эти ужас и боль внутри Юнги по-прежнему были необычайно сильны. И он просто физически ничего не мог с ними сделать. Не справлялся. Как бы ни старался. Прошло почти семь лет, как Намджун и его друзья сделали это с ним, разломав и сломав до основания, и Юнги… всё еще в единое целое никак не мог собраться. Сколько бы ни пытался.