Глава 32 (2/2)

— Я тебе не просто нравлюсь, ты любишь меня, — прошептала она.

— Зачем тебе бросать меня?

Он продолжал её пытать вопросами, на которые нельзя было ответить. И первая его слеза скатилась по щеке, и этого Дженна не смогла терпеть. Она молила всех, кто мог её услышать, позволить ей уйти. Справляться с последствиями своих действий оказалось труднее, чем она предполагала.

— Потому что… Я-я… Я тебя не люблю.

— Но моей любви хватит на нас обоих.

Он положил руки на её щёки и взглянул ей в глаза. Его лицо вновь оказалось слишком близко, а прикосновения его тёплых рук обжигали её кожу. Но на сей раз это причиняло боль, а не наслаждение.

— Я готов сделать для тебя всё. Только не уходи, прошу, Дженна.

Теренс поцеловал её снова, и она ощутила соль на своих губах от его слёз. Но больше нескольких секунд Дженна не продержалась и отвернулась от него. Его губы коснулись её щеки, когда она не взглянула на него вновь. Теренс тяжело дышал, прижимая её к себе, не желая отпускать.

— Теренс, не надо, остановись, — просила Дженна.

Обычно он всегда слушал её, теперь же он только прижал её к себе крепче. Он плакал, ревел, как дитя, заставляя Дженну чувствовать себя только хуже. Дышать стало тяжело, но ему было тяжелее. До этого момента она не представляла, как сильно он любит её.

— Не уходи, Дженна…

Теренс упал на колени перед ней, лицом уткнувшись ей в живот. Его руки крепко держали её, не позволяя уйти. Голос Теренса стал неузнаваемым, дрожащим. Он вздыхал, пропуская половину слов. Истерика. Они оба задыхались в этой комнате. Он — от слёз, а она — от его боли.

— Если мы попробуем, ты меня полюбишь… Я в-верю. Тебе понравится, обещаю. Только не слушай её, слушай меня. Я так люблю тебя, Дженна, — его речь была едва различима.

— Теренс, нет...

Она трясла его за плечи и пыталась подвигать ногами, но он вцепился в неё изо всех сил, пытался задержать её. Теренс не смел двинуться в сторону. Его отчаяние было сильнее всех сил в мире.

— Теренс, отпусти.

Он помотал головой. Дженна продолжала вырываться, начиная бояться Теренса, его силы. Она вот-вот могла заплакать, уже и не зная, откуда в ней силы держаться. Откуда в нём силы удерживать её.

— Не оставляй меня, Дженна. Я люблю тебя, люблю, люблю, — он бормотал, как безумную молитву. Повторял бесконечно, как любит её.

— Прекрати! — крикнула она.

Её крика оказалось достаточно. Теренс вздрогнул и ослабил хватку, но не перестал плакать. Он нуждался в утешении, которое она ему дать не могла никогда, но которое он давал ей с самого первого их поцелуя.

— Я уезжаю завтра утром. До встреч в Хогвартсе, — бросила она и вышла из комнаты.

Дженна бы заплакала там же, падая возле его двери, но она столкнулась с той, кто с того дня занимал одно из лучших мест в её чёрном списке, женщину, которую она ненавидела с именно этого момента до конца времён.

Конечно, мадам Паркинсон нужно было подслушать всё.

— Ты сделала всё, как я сказала?

— Вы слышали.

Поняв, что Дженна в шаге от того, чтобы броситься на неё, мадам Паркинсон сладко улыбнулась, явно испытывая остатки терпения младшей Поттер.

— Так будет лучше, — мягко напомнила она. — Считай меня монстром, но я делаю правильные вещи. А теперь иди собирай вещи.

Мадам Паркинсон растворилась во тьме коридоров своего огромного дома, оставив Дженну одну слушать всхлипы и плачь Теренса за дверью. Этой ночью она вряд ли сможет заснуть, но и стоять здесь она была не в силах. Ей нужно было уйти поскорее, пока она сама не начала плакать, стоя здесь. Дженна до самого утра ушла гулять по тёмному дому, до этого казавшемуся таким светлым и приветливым. Теперь она ощущала себя в нём загнанным в клетку зверем. И первым инстинкт — вырваться, убежать, скрыться. Но нужно было ждать утра. Эти болезненные несколько часов, проведённые наедине со своими страхами и мыслями. Хотя теперь это стало одним и тем же.

Обстановка дома кричала о богатстве, никто из семьи не сдерживался, делая комнаты больше похожими на музей со множеством различных дорогих экспонатов: от картин до скульптур. На каждом углу было произведение искусства, мебель из тёмного дерева, даже шторы были привезены издалека. Паркинсоны сделали своей миссией показать, насколько они отличаются от всех. И Дженна сейчас это понимала, как никогда лучше.

Она мечтала снова оказаться дома, в стенах родного Поттер-мэнора. Она хотела, как раньше, сесть рядом с отцом и рассказать ему, что происходит в её жизни, попросить помочь. Он бы посоветовал ей, как быть дальше, ни за что бы не разозлился и много-много шутил, пока у неё не поднимется настроение. Потом он бы дал ей почитать хорошую книгу, попросив не говорить маме ни слова. И она снова была бы счастлива.

А мама бы сказала, куда ей следует двигаться. Раньше Дженна знала, что мечтает превзойти родителей, но сейчас она не видела себя на работе в Министерстве. Она вообще нигде себя не видела, после лета будет учёба в Хогвартсе, потом она будет еле-еле проживать своё лето, а после, когда она зайдёт в кабинет Слизнорта, и он спросит, кем она хочет быть, Дженна не сможет ответить. После всё закрыто чёрной пеленой, словно дальше Дженна и не живёт вовсе. У неё не было мечты и грандиозных идей, которые можно осуществлять всю жизнь. Не было ничего, что она хотела бы делать. И не было ничего, к чему следовало стремиться, для чего следовало жить сейчас.

Она перестала читать, перестала учиться, перестала слушать голову и делала то, на что раньше бы ни за что не согласилась. Дженна Поттер сама не заметила, насколько изменилась за последние два года. И не было уверенности, что в лучшую сторону.

Достав из кармана пачку сигарет, украденную у мадам Паркинсон, Дженна закурила второй раз в жизни. И вторая сигарета принадлежала снова этой семье, но в тот момент не было никакой разницы. Хотелось просто занять руки и расслабиться, только лучше не стало ни на миг.

Наутро Теренс так и не вышел её провожать, а мадам Паркинсон была крайне довольна, когда Дженна вступила в камин и расстворилась в пламени, выйдя в «Дырявом котле», где должна была находится до двенадцатого августа. И за всё это время она ни разу не написала Теренсу, да и вообще она почти никому не писала, не выходила практически из своей комнаты, застыв в ожидании чего-то, но вокруг не менялось ничто.