Предисловие (1/2)
В тот день я полыхал от переизбытка чувств, которые никогда не посещали мой разум одновременно, меня это пугало, злило и настораживало. Мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны и сосуд по имени Драко Малфой наполнялся злостью, страхом и еле-еле заметным, но очень тяжёлым и вязким, стыдом. Захотелось скрутить себя в тугой жгут и выжать все эти поганые эмоции, оставляя лишь привычное хладнокровие.
Внезапно меня окатила волна какой-то абсолютной пустоты, непривычной ни одной клетке моего собственного тела. В ушах стоял незатихающий гул от закипающей крови и истошные крики девчонки, которую я ненавидел всем своим существом. Ее пронизывающий вопль отталкивался от стен Мэнора, доносился до барабанных перепонок и вновь возвращался к каменным изваяниям. И так по кругу. Какие-то невидимые нити тащили меня за грудки прямиком к ней, чтобы заткнуть и вытащить из-под спятившей уже окончательно Беллатрикс. Я не хотел спасать ее и становиться героем, как лицемерные гриффиндорцы. Я хотел тишины. Я жаждал тишины. Я истосковался по тишине, и именно поэтому я на секунду представил, как загородил ее собой, не давая ее распухшим губам произнести ещё хотя бы что-то, просто, если с ее губ сорвётся ещё хоть один почти бесшумный вопль, моя голова взорвется. И как будто было совершенно плевать на распахнутые от удивления взгляды родственничков, я бы лишь с облегчением вздохнул и со всей жадностью принялся слушать тихое ничего. Но я прижался к стулу отца и не издал ни звука, и уж тем более не смел делать никаких идиотских рывков навстречу к полу, где распласталось ее худое и несуразное тело. Ее мокрые глаза уставились в бездну, она лишь раз мельком покосилась на меня и я словил огненный шар в солнечное сплетение. Откуда в воспалённой голове возник страх за подружку Поттера?
Когда моя обезумевшая тетушка Лестрейндж оставила на ее тонкой бледной руке кровяной след, состоящий из незатейливых букв, из презрений и гнева всей моей четы, из боли и воплей, из чистой ненависти и легкого помешательства — грязнокровка, я разозлился. Я знал это с первого курса учебы. Я признавал это как данное и не сомневался в подлинности этой, так скажем, веры. Но клянусь Мерлином, в тот день мозги начали сомневаться в правдивости образа жизни, который внушали мне с малолетства.
Я отгонял эти мысли из башки, косясь на бледного отца, которому тоже не особо приходилось по вкусу происходящее: Люциус всем своим аристократическим духом искренне ненавидел грязь, начиная от пыли на каминах и заканчивая маггловскими выродками, вроде Грейнджер. Но даже ее грязная кровь на полу его личного пространства казалась перебором во всех смыслах. Его глаза не выражали сочувствия к девчонке, как на секунду могло показаться, нет, он с ужасающим трепетом, как и я, ждал густой и заполняющей тишины в стенах родного дома. Тишины, запаха сухой чистоты и мнимой свободы от окружения Тёмного Лорда и его, чёрт побери, самого.
Мои туманные размышления прервал гадкий крик рыжеволосого придурка, рвавшегося на помощь своей подружке. И здесь я уже обрывисто мог вспомнить детали продолжения того вечера: свет защитных искр от палочек, моя смелая мать, безмозглый домовик и моя личная всепоглощающая трусость. Прошу любить и жаловать. Трусость Драко Малфоя в момент полного повиновения Поттеру, в момент, когда пальцы беспрепятственно разжали волшебные палочки на встречу его рукам, в момент, когда освобожденная Грейнджер прижималась к Уизли, в момент полной ее безопасности, в момент аппарации всех их ёбнутой шайки.
На долю секунду мне стало легче. Гул в ушах отступал. Мать до сих пор крепко сдавливала мою руку и я понял, что никто мне ничего не предъявит за проявленную трусость, за побег Поттера, за спасённую Грейнджер и за всё остальное. Я выдохнул весь объём своих легких и покосился на отца, его глаза бегло искали за что зацепиться, к какому предмету в доме припасть и я сообразил - Люциус обдумывает план предательства Волан-де-Морта.
Я редко мог наблюдать за говорящим взглядом отца, но сейчас я точно чувствовал это. Он устал. Он устал от самого чувства усталости. Устал от того, что за столько лет ожиданий возвращения Тёмного Лорда, тот ни разу не поблагодарил Люциуса, ни разу не поговорил с ним, как с равным, ни разу не посоветовался с ним в делах войны. Его элементарно лишили палочки, а дверь в сердце Малфоев разодрали и оставили открытой. Люциус рисковал буквально всем: репутацией, работой, деньгами и семьей, которую он так отчаянно любил. Он любил свою прекрасную жену, заслонявшую их с Драко от всех тревог, бравшую на себя основной удар, но больше всего он любил в ней то, что она никогда не задавала вопросов, а с трепетным уважением относилась к нему. Он любил своего единственного сына. Странной и болезненной любовью, но всё же. Мистер Малфой чертовски устал от слащавых и скользких взглядов всего этого отребья, мнившего себя армией, пожирателями, властью. Они шатались по родовому поместью, как у себя дома: полукровки, мелкие воры, вроде Наземникуса, и вся остальная, раздутая в самомнении, падаль. Они не ровня нам. Нам никто не ровня. Волан-де-Морт сам чёртова полукровка, с какой, о, великий Салазар, стати мы пресмыкаемся перед ним?
—Довольно! - шарахнуло из его рта с таким грохотом, что вздрогнули даже стены нижних этажей. — Довольно! Выметайтесь все нахрен отсюда! Проваливайте! Ищите себе другую ночлежку, жалкие слизняки!
Мы с матерью переглянулись и поняли, что к нам это не относится, так как в следующую секунду отец рухнул на стул, и одним лишь только взглядом дал нам понять, что сейчас мы втроём будем обдумывать некий план восстановления прежнего шаткого мира.
Ушли действительно все. Никто даже не бросал удивленных взглядов и не задавал вопросов. Лишь короткое «Цисси» донеслось из уст мадам Лестрейндж, но мать смерила ее взглядом и дала понять, что сейчас не время, уходи. Стало легче. Отец упорно продолжал молчать, но его зрачки обнажали его израненную душу. Мы с мамой терпеливо ждали.
Я смотрел в его лицо без страха, иногда ловил его глаза на себе, мысленно соглашаясь со всеми его назревшими безумными идеями, рождавшимися в эти секунды. Нарцисса тоже уловила эту волну раздумий, сжала свои тонкие губы и начала бесшумно бродить из стороны в сторону изредка подходя к отцу и шёпотом обсуждая с ним что-то. Моя кровь вскипала от их обрезков диалога, почему они не просвещают меня, почему не говорят всю информацию открыто. Я ваш чёртов сын! Сын! Но кричать не получается. Все мысли сейчас где-то совсем далеко отсюда.
Мне надо вернуться в замок и присматривать за этой золотой тройкой, чтобы они не смогли вмешаться и нарушить хрупкое перемирие в нашей долбанной семейки. Я должен быть в курсе всех их передвижений, а в частности я должен следить за Грейнджер, разумеется.