глава 23 (1/2)

Аня стояла перед зеркалом и поправляла волосы в уже собранной прическе, пытаясь довести их до идеала. Макияж тоже был готов. До выхода оставалось ещё предостаточно времени, но она любила делать всё заранее. Последний час Щербакова обычно тратила на то, чтобы собраться с мыслями — в этом очень помогала музыка, зачастую именно произведение, под которое она каталась. Вот и сейчас в ее наушниках на повторе играла музыка к короткой программе. Аня привыкла прослушивать ее много раз, чтобы она не вызывала панику, когда Щербакова услышит ее на арене.

В мыслях однако происходил полный беспорядок. Всё смешалось, много вопросов не давали ей покоя, но найти ответы, по крайне мере у себя в голове, ей не удавалось. Она должна, просто обязана откатать чисто, это её шанс. А вместе с этим нужно выполнить задание Жени, наладить отношения с Сашей, в чем она ещё совершенно не преуспела, а времени всё меньше и меньше. А ещё разобраться с самой собой, потому что после той тренировки, на которой, даже используя силы, ей не удалось приземлить прыжок, Ане всё больше и больше казалось, что происходит что-то неладное.

— Может, я себя просто накручиваю? — подумала девушка, в очередной раз закрепляя причёску лаком.

Она сомневалась в своих силах, что в физических, что в магических, что в моральных. А это не в её правилах. Она привыкла выходить и делать и никогда даже не задумываться о неблагополучных исходах, но в последнее время с ней что-то происходит. Конечно, теперь она знает, что именно, но пугало то, что это не единственная причина. Вторая причина её неустойчивого состояния прямо сейчас собирала свой пучок из длиннющей косы светлых волос, стоя в метре от неё напротив того же самого зеркала.

Саша не привыкла делать пучок сама, в этом ей всегда помогала мама, но сейчас, к счастью или все же к сожалению, её здесь не было. Трусова привыкла всё делать по правилам, по плану. Всё должно быть так, как она задумала. Но этот чемпионат мира, её первый чемпионат мира, о котором она так мечтала, сейчас совсем не соответствует ее ожиданиям. Все эти «ковидные» условия, отсутствие мамы и собак, куча новшеств, да ещё и Аня под боком, которая, нельзя скрывать, очень её волновала… Всё это так сбивало настрой, что и Саша утратила обыкновенную стойкость. С одной стороны, она конечно была готова бороться на все сто, но с другой… Сосредоточиться на чем-то одном, как обычно, в этот раз совсем не получалось. Причина тому стояла рядом с ней. Девушка, с которой она разорвала общение совершенно варварским способом, и о возможной потере которой она очень жалела, хотя и старалась даже не пропускать таких мыслей себе в голову.

Встряхнув головой, в очередной раз отгоняя то, о чем совсем не хотелось думать, Саша потянулась за шпильками и начала закреплять причёску, пристально наблюдая за самой собой в зеркале. Взгляд странным образом переменился на более жесткий и уверенный.

— Надо помнить, зачем я здесь. — подумала Саша и (уже в какой раз) начала прокручивать в голове программу, чтобы отвлечься.

До первого проката оставалось всего несколько минут. Саша проверяла надёжность своих коньков, в голове прокручивая детали программы. Её совершенно не устраивал факт того, что пришлось убрать тройной аксель, но ей это было нужно. Последний прокат полюбившейся «love story» хотелось наполнить чем-то личным. Проводить программу, идеально прожив каждое движение. Ну и, конечно, впервые понадеяться на хорошие компоненты, над которыми та так усердно работала последние месяцы.

Вход на лёд наконец-то открыт и Трусова делает первые шаги, давая ногам привыкнуть к Стокгольмской арене. Звуки лезвий, разрезающих ледяную поверхность, наполнили весь стадион. Пустой, без зрителей, немного одинокий. Саше нравилась эта тишина. Можно вспомнить советы и представить, что ты просто на тренировке, а не на решающем соревновании сезона. С другой стороны, с самого приезда её наполняло это терзающее одиночество. Хоть она и понимала, что сама оттолкнула большинство людей от себя, выстроив высокую стену, она слишком поздно осознала, что тем самым заперла себя наедине со своими страхами и ужасными мыслями.

Во время раскатки фигуристка привыкла цепляться за мысль, больше всего приближенную к образу, и начинать развивать её в себе. И вот, история любви. А как может девушка, ещё ни разу не влюблявшаяся, рассказать об этом целую историю? А может, она влюблялась, но не называла это чувство так?

На фоне оглашают оценки соперницы, а значит пора поторопиться. Но как найти в себе это чувство за минуту и прожить его должным образом?

В глубине души та знала кого стоит искать, но так боялась думать об этом, что ограничивала себя, пытаясь найти иной выход. Фигурное катание. Спорт, которому она посвятила всю жизнь. Нет, это и есть вся её жизнь. Её собаки. Пушистые друзья, заменяющие ей друзей, которых она не смогла получить, проводя целые дни на катке.

Или смогла…

— On the ice representing FSR! — женский голос выбивает девушку из транса, напоминая о том, почему она уже минуту ездит кругами по льду.

— Поздно… — шепчет Саша, становясь в начальную позу.

Рука обнимает плечо. Музыка отдаётся в сердце колким ударом. Саша понимает, что все мысли, терзающие её до проката были ничем. Ведь всё равно, сделав первое движение, в голове возникает лишь одна девушка. И только она.

Её мягкая улыбка утром в раздевалке. Её обеспокоенный взгляд, когда Трусова поднимается после очередного падения. Её тонкие, слегка приоткрытые губы, когда выводит тонкую стрелку перед зеркалом. Саша понимает, что делает ей больно, но искренне не понимает почему. Она скучает каждый божий день, но не решается написать. Откуда этот бессмысленный страх, выставляющий между ними баррикаду?

Саша даже не заметила, как уже проехала половину программы, даже не думая о ходе соревнований. Тело выполняло до идеала отточенную дорожку, позабыв о чём-либо другом. Наверное это оно и есть. Проживать историю на льду, а не катать её. Чувство, к которому она стремилась так долго, было так рядом. Стоило просто вспомнить ту, которая вызывает этот трепет внутри каждый раз.

Но блуждать в своих мыслях опасно, ведь ты не сразу сможешь понять когда тебя завело не туда. И этот раз был тем самым. Саша вспомнила дрожащую от холода девушку, выбежавшую под снегопад в одной лишь спортивной форме ради… неё? Вспомнила её улыбку, пока та радостно тараторила о том, что хочет поскорее встретиться. Встретиться с Сашей. Эта мысль грела душу. Но счастье быстро оборвалось. Карие глаза наполнились слезами. Из-за неё. Из-за Саши. В горле резко закололо. Дышать стало чуть тяжелее, и она почувствовала, что падает.

Резкая боль пронзила ногу, тем самым выводя Трусову из транса. Наконец та вспомнила, что в данную секунду она борется за медаль и пришло время собраться. Потерянный каскад быстро отрезвил. Ей повезло, что дальше шло вращение, а значит есть пару секунд, чтобы всё обдумать. Но было слишком поздно…

Арена вокруг начала размазываться, теряя какие либо очертания. Мысли не хотели покидать её голову, как бы та не старалась их отогнать. Саша окончательно потеряла над собой контроль. Чувства взяли верх и, дабы не разрыдаться прямо здесь, она приняла наилучшее решение. Вложить их в последнюю дорожку.

Она бежала по льду, выполняя каждое движение как в последний раз, надеясь, что они отпечатаются в воздухе навсегда. В голове проносились их совместные воспоминания, даже самые болезненные, даже самые незначительные. Пробежки под дождём в Новогорске. Их соревнования на скорость, в которых всегда выигрывала эта безбашенная любительница ветра в волосах. Это были единственные поражения, которые Саша любила. Ей она была готова проигрывать каждый раз, лишь бы вновь увидеть блестящие глаза, в которых она была готова утонуть. Эти глаза никогда не были пустыми. Их можно было изучать и изучать. Найти в них спасение, понимание, жалость, радость и наконец она поняла, что в этих глазах она видела любовь. Никогда не наигранную, поддельную, неискреннюю. Это всегда была любовь. А она никогда её не видела.

— Дура. — соскочило с губ ракеты, становившейся в финальную позу.

Саша садится в зону «kiss&cry», тренер рядом что-то говорит. Наверное о том, насколько глупой была эта ошибка. Но Саша не слушала совсем, её мысли были громче любого звука на этой арене. Конечно, она сама знала, как сглупила. Девушка судорожно бегала глазами по экрану, который показывает повторы, чтобы найти, где была ошибка. Но ей совсем не удавалось понять, как это вообще могло произойти. Казалось, она никогда не стояла на ногах так уверенно, как первую половину программы. Всё было как по маслу, что могло случиться? Как же Саше хотелось найти виновника в этой ситуации, как же хотелось, чтобы это была не она сама. Она ведь так много работала, разве этого было недостаточно?

Саша закатила глаза наверх, чтобы не дать ход слезам, а после ее взгляд устремился прямо на фигуристку, находящуюся в этот момент на льду. Только что она была так прекрасна в ее мыслях, да и не только в мыслях… А сейчас казалось, нет ничего, чтобы раздражало ее больше. Неужели то, что она оборвала с ней все связи, не помогло? Неужели она и сейчас настолько под ее влиянием, что мысли о ней заставляют «ракету» потерять контроль над собой?

— Почему так сложно с тобой… — одними губами проговорила Трусова, отвернувшись ото льда, устремив взгляд куда-то в пол.

Почему когда она попробовала почувствовать то, что для неё так сложно и незнакомо, когда у неё это вправду получилось, когда у неё правда был повод чувствовать то, о чем она катает, произошло это? Разве это настолько сложно, что у неё не хватает сил совместить? Или настолько неправильно, что даже лед отрицает, отталкивает её чувства. Разве то, что она показала сейчас, всё, на что она способна?

Конечно нет.

— Как ни крути, винить придётся только себя. Сама во всем виновата. — подумала девушка и, дождавшись оценок, на которые совсем не хотелось смотреть, она старается как можно быстрее покинуть арену.

И конечно она уже совсем не увидит грустный сопереживающий взгляд той самой девушки, которую она держала в мыслях весь прокат, и которая осмелилась посмотреть на неё лишь тогда, когда она точно этого не заметит. И конечно не заметит, как эта девушка прикусит губу, чтобы не дать появиться и намеку на слёзы, которые подкатывали к горлу. И уж точно она не узнает, что в мыслях перед прокатом та самая девушка будет держать именно ее. Держать и не отпускать. И совсем не бояться, в отличии от неё самой.

Потому что Ане очень нужна она рядом. Нужна прямо сейчас. Даже если только в мыслях.

Как бы сильно Ане не казалось, что спорт ушёл для неё на второй план, нервы перед прокатами всё ещё присутствовали. Остатки болезни, вперемешку с тяжёлыми волшебными тренировками, которые без наставлений Медведевой стали почти невыносимыми, давали о себе знать. Сил становилось всё меньше, и организм требовал отдыха. Но к счастью, Щербакова знала пару своих магических примочек, которые помогли бы ей откатать эту программу в нужном ключе.

Элегия. Её милая элегия. История о расставании, о неразделенной любви и предательстве. Она соврёт, если скажет, что не плакала на тренировках, катая её в начале сезона. Казалось, что впервые программа сделана не для соревнований и не для судей, а для неё самой. Это её история. Первое время, конечно, катать было невыносимо больно. Перед глазами всплывали очертания подруг, словно вот они, катаются с ней в одной группе, и Аня бежит к ним, пытается дотронуться, но они расплываются прямо рядом с кончиками её пальцев, словно обычный мираж.

Со временем, благодаря Жене, эта боль стихла. Каждый новый прокат давался ей легче, и она не завершала его с потёкшей по щеке тушью. Она думала, что на чемпионате мира от былой боли ничего не останется. Она будет думать только о своём задании, а программу катать, проживая чей-то другой образ, ведь теперь Аня уверена, что скоро они снова будут вместе. Поэтому, становясь в начальную позу, спортсменка обдумывала только нюансы прыжковой части и как бы пережить вращения. Но нет. Как только музыка наполнила арену, словно волны из недавнего кошмара, и воздуха уже нет, только звуки трагичной скрипки.

Щербакова плыла по этой мелодии, будто в поисках спасения. Руки мягко касались друг друга, в надежде успокоить её. Тело устало ныло уже после первого дупеля, но на благо, она смогла разогнаться до нужной скорости, чтобы всю оставшуюся часть за неё делала матушка природа, которой она умело научилась управлять.

В определенный момент Аня поняла, что уже может не следить за такими банальными вещами как разгон перед прыжком и сила толчка, ведь ветер сможет сделать всю работу за неё, так что мысленно погрузилась в образ, который сегодня кардинально отличался от привычного ей. Какое-то иное чувство раздирало её грудную клетку изнутри. Неужели это… Страх? Причём, нет, это не страх плохого проката или больного падения, это не страх неизвестной силы или грядущей войны, это страх, что она сделала что-то не так. Она правда не понимала, почему Саша так сильно её ненавидит. Ей страшно, что она оттолкнула Трусову на такое большое расстояние, но так и не поняла, как именно. Безусловно, она винила в этом себя. Карала себя за это. Не спала ночами, обдумывая всё, но так и не смогла прорвать эту русую крепость и понять, что прячется в её мыслях.

Аня бы с радостью побыла в этой ментальной тюрьме ещё пару минут, как будто это дало бы ей ответ на столь терзающий вопрос, но времени оставалось всё меньше, а значит пора вернуться на лёд и докатать эту чёртову элегию.

Пройдя в «kiss&cry», она впервые начала волноваться за оценки. Но не за свои. Она видела с какими эмоциями Саша уходила с катка и понимала, что что-то пошло не так. Увидя на табло долгожданное «81.00», она наигранно улыбнулась, будто не знала, что тренера договорились об этих цифрах ещё неделю назад, но сердце бешено забилось, только когда она не увидела рядом со своим именем, имя той, которая заставляет её так перенервничать, даже когда прокат уже закончен.

Всё оставшееся время, вплоть до произвольных программ, девочки провели как можно дальше друг от друга. Аня наполнялась сил, чтобы вскоре вновь пронестись ураганом по Стокгольмскому льду. Но эмоции Саши описать тяжелее… Обида из-за потерянного каскада переросла в неимоверную ярость, закипающую у неё в крови каждый раз, когда та вспоминала случившееся. Желание как можно скорее выбежать на лёд и доказать, что она достойна мирового уровня. Вся та работа, проделанная ею за этот сезон… Она не может быть напрасной.

При этом, как бы сильно она не пыталась это скрыть, но воспоминания о первой половине программы грели её душу, вызывая скромную загадочную ухмылку.

Аня достает скакалку из сумки, параллельно наблюдая за девушкой, которая в нескольких метрах от неё сумку уже закрывает. Она уже в платье, с шипами, очень уж похожими на то, как Саша к ней относится, на голове привычный пучок, на лице легкий макияж, а глаза выражают лишь упёртость и… злость? Да, это определенно была злость. Сложно скрываемая и совершенно искренняя, то есть далеко не из-за того, что Трусова направлялась катать программу в образе «злого рока». Ане так нравилась эта черта в Саше, нравился ее некий холод, безжалостный ко всему и всем, но сейчас, зная почему она злится и на что она идёт, Ане очень хотелось этот «холод» согреть. Согреть, убрать, стереть с лица Саши и с ее души, чтобы и следа не осталось. Но сейчас оставалось ей лишь надеяться, что всё это в Трусовой всецело направится в правильное русло.

Щербакова берет скакалку, выходит на середину зала, провожая глазами Александру, и, одними губами говоря в след «удачи», начинает разогреваться. Музыка в наушниках играет громко, будто стараясь заглушить мысли девушки, но ей это мало удаётся. Аня считает прыжки, в голове проносятся цифры, а вместе с тем и ненужные мысли, усугубляющие дрожь в теле. Она делала все возможное, чтобы собраться на прокат, чтобы приземлить всё, что она задумала.