Глава 518 (1/2)

Глава 518

Сидя на кресле и глядя в открытое окно с пустующим взглядом, Кеншин пребывал в своих собственных размышлениях, что изрядно взбудоражило Цунаде и Хитоми, водрузив их в состояние повышенной осторожности и тишины.

В этот момент в разуме Кеншина одно за другим вспыхивали различные воспоминания и утверждения, часть из которых была направлена на сохранение текущего мировосприятия, а часть — наоборот.

Это состояние было крайне необыкновенным, и во многом психоделичным, с множеством образов и немыслимых в рамках логического восприятия мира, конструкций. Впрочем, это никак не мешало Кеншину рефлексировать на пределе своих возможностей.

Это были не просто размышления, и даже не «просветление» схожее с наркотической эйфорией. Суть происходящего была намного глубже всего, о чем только могла помыслить Цунаде, инициируя этот разговор.

Впервые после того злополучного дня, эмоции Кеншина стали напоминать совершенно уникальную, и ни на что не похожую энергию, совершив невероятное для любого существа не достигшего пика ранга Полубога. А именно — единение разума и души.

Его укрепленная после поглощения злобных ёкаев душа, странным образом обрела единение с разумом, что расширило уровень его восприятия и мироощущения в тысячи раз, явив истинное, описанное во множестве легенд, просветление.

Весь страх и все мирские переживания — в одно мгновение потеряли былую значимость, ибо для чистой души, все тревоги являлись ничем, а мораль — была не более, чем самоформируемым конструктом.

Те самые мысли, которые гложили Кеншина в отношении собственных женщин — в мгновение были разрешены, и все этические вопросы, входящие в тяжелейшее и губительное противостояние с естеством Патриарха — более не имели значения.

Даже мысль о продолжении рода со своими собственными потомками, натыкалась лишь на отголоски мирских установок несовершенного человеческого разума, который воспринимался обретшей кратковременную ясность душой, как нечто безгранично рудиментарное.

Цунаде и Хитоми все это непродолжительное время тихонько ждали, и затаив дыхание боялись издать какой-либо шум. Они понятия не имели, что конкретно происходит с их мужем, но осознавали всю серьезность ситуации.

Спустя буквально пять минут, показавшихся для него настоящей вечностью — Кеншин издал вздох, и открыл глаза, гораздо более глубокие и осмысленные, чем ранее, после чего заявил:

— Пригласи пожалуйста Карин.

*****

Вызвав неудовольствие отца и матери, весь вчерашний день Карин была вынуждена провести в своей комнате, покидая ее лишь для совместного приема пищи, и спешно удаляясь обратно.

Получив столь холодное и бесчувственное отношение со стороны любимого отца, она ощущала себя брошенной и преданной, ибо решительное высказывание о своих чувствах наткнулось на абсолютное безразличие, и кристально ясный для юной, чувственной девушки ответ.

«Отец меня не любит.» — Именно эту мысль она для себя уяснила после злополучного признания, и столь же злополучного, холодного ответа.

Чувствуя себя полностью разбитой, она раз за разом пыталась найти хоть какие-нибудь зацепки утверждения об обратном, но даже скрупулезный анализ всех самых чудесных ее воспоминаний, не принес Карин должного результата.

Ни один совместный поход на пляж, просмотр фильмов, и даже совместный сон — не имел не единого намека на сексуальный подтекст в отношениях отца и дочери, что просто убивало рыдающую от горя, юную девушку.