Глава III - 1 (1/2)
Глава III </p>
В которой юный Агрест обретает новый дом, но теряет покой; </p>
~ Premier cas à Paris ~</p>
</p>
Под грохот несмолкаемой волны,</p>
Где моря глубины предела нету,</p>
Как призрак первобытной старины</p>
Там Кракен спит, укрывшийся от света.</p>
</p>
Огромна его тень, как тьма над ним,</p>
Морскою губкой, выросшей без меры,</p>
Как губят свет подземные пещеры,</p>
Он губит всё присутствием своим.</p>
</p>
Колония бесчисленных полипов,</p>
Посеянных неведомой рукой.</p>
Столетия прошли, но спит он</p>
Как змей чудовищный морской.</p>
</p>
Но из глубин огонь его разбудит.</p>
Увидят это ангелы и люди,</p>
Как с рёвом он взметнётся на поверхность</p>
Навстречу смерти.</p>
</p>
Альфред, лорд Теннисон</p>
~ I ~ </p>
Гостиная четы Дюпен смотрелась премило.
Стены, оклеенные светлыми шёлковыми обоями. К ним жалась резная мебель на тонких ножках. Даже ковры, глушащие шаг, казалось, не крали пространство, а напротив добавляли в комнату дыхания и лёгкости. Тихо шипели газовые светильники, освещая каждый уголок, вытесняли из помещения намёк на неуютную дождливую ночь. Светлые шторы хозяйка плотно запахнула, и о непогоде можно было догадаться только по стуку капель о стекло.
В первые минуты Адри решил, что мсье Дюпен — состоятельный буржуа, владелец какой-нибудь мануфактуры. Ведь всё это великолепие стоило недёшево. И немало удивился, когда узнал что Томас — не более чем владелец небольшой буланжери, расположенной на первом этаже.
— В вечеру мне должны были доставить партию муки, — объяснял он, — понимаете, обычно я всегда принимаю поставки по средам. Пьер, мельник мой, он в среду её на рынок и привозит. Вы не знаете, конечно, прощения прошу, не думаю что по базарам ходок. Но наш хлебный рынок открывается с рассветом, в самую рань. Стало быть, и идти надо с петухами. А сегодня чёрт меня дёрнул не ходить. Поручил дело подрядчикам. Были у нас н-э-э… семейные дела. И вот, чувствую я, ребята что-то задержались…
Сейчас Томас, обнажённый по пояс сидел как раз напротив Агреста. На коленях его покоилась кадка с водой. Через её край перекинута напитавшаяся кровью тряпица. Жена пекаря суетилась вокруг мужа. Хрупкая и невысокая, она, словно мошка мелькала то тут, то там. Исчезала бесшумно, чтобы появиться из-за мохнатой спины великана.
Сперва Адри решил, что до прихода доктора женщина будет мешать — он сам планировал заняться ранами здоровяка. Но мадам Дюпен приятно удивила: не задавая лишних вопросов, она стянула с мужа сюртук и жилет, ножом разрезала сорочку. После чего порезала ту на лоскуты, которые прокипятила в воде.
Укус на плече исполина казался крохотным, но на деле рана эта была чрезвычайно опасна. Пожалуй, это единственное о чём мадам Сабин сказала вслух. И чем дальше двигалось дело, тем больше росло удивление Агреста. Она умело промыла рану, а после взялась за иголку и нитку. С безмятежным выражением лица на скуластом восточном лице она, стежок за стежком сшила края раны.
Муж при этом ни разу не изменился в лице. Казалось что игла для него не более чем комариный укус.
— …ну так вот. Ребята что-то задержались. И я пошёл их проверять. Думал что плохое стряслось, — басил Томас, — но нет, оказалось они просто сачковали, шельмецы.
— Короче, Томас, — мягко произнесла Сабин, улыбаясь одними губами. — Короче. Не утоми гостя подробностями.
— А? Ну так… мы вместе погрузили добро на телегу, и погнали её к пекарне. А по пути встряли в это стояние на Сене. И вот сижу, я, чувствую не то что-то. Кони заволновались. Потом крики, выстрелы… а дальше вы знаете. Я как вас увидел над телом. И у меня аж в глазах помутилось. Ну, думаю, злодей. И… по голове… вас того. Ох, как неудобно, мсье, как мне жаль! Откуда ж мне знать что это был не человек?..
— Вы поступили очень храбро, — сказал Агрест, прижимая к лицу холодный компресс. — Это был благородный поступок, мсье, за который нечего стыдиться.
— Ох. Но всё равно. Я же… а вы…
Агреста так же раздели, заставили стянуть весь пропитанный водой, перемазанный грязью верх. Правда занималась им не Сабин. Темнокожая девушка из прислуги, кареокая, с вечной ухмылкой всезнайки на полных африканских губах. Пышные кудри волос сейчас прятались под чепчиком. Под скромным платьем служанки пряталась всё не менее пышное остальное, на что нагло таращил глаза Лахифф, смиренно сидевший на стуле в углу. За весь вечер он не успел издать ни звука.
Девушку звали Альей. Она помогала Адриану смыть с лица грязь (напрасно он сопротивлялся), и теперь занималась тем, что палочкой втирала какую-то пахучую мазь в рассечённую рессорой бровь.
Адри решил, что если это служанка, то с серьёзным для профессии пороком — креолка (а по выговору это была явно она) оказалась любопытной до невозможности. Под предлогом осмотра синяков она увидела и шрамы в виде букв (за которые несведующий человек мог бы принять Адри за беглого каторжника). И отметину в виде женской ладони.
И прочие следы опасной профессии.
Агрест вертелся, полотенцем пытался прикрыть плечи, но креолка, равно как и Сабин, была неуловима.
Поленьев в костёр добавляло пятое лицо, безмолвно присутствующее в комнате. Девушка, одетая куда как богаче Альи, скромно сидела в дальнем углу. Агресту казалось, что он кожей чувствует на себе взгляд бриллиантово-голубых глаз. Но когда он, как бы невзначай поднимал на неё взор, оказывалось, что незнакомка смотрит на одного Томаса.
Это голубоглазое чудо оказалось тем к чему Адри и не думал готовиться. То, что выбило у него почву из-под ног, а воздух — из лёгких.
Он не готов был увидеть хоть раз в жизни это бледное, в обрамлении чёрных волос, лицо. Эти огромные глаза, тонкие стрелки тёмных бровей и аккуратненький крошечный носик.
Хотя бы потому, что обладательница этого премилого лица, которую Агрест хорошо знал, которая являлась ему в самых его страшных снах, давно уже отошла в мир иной. Это было не просто случайное, общее сходство — Адриану уже приходилось вздрагивать, натыкаясь взглядом на бледноликих брюнеток.
В этом-то как раз не было ничего удивительного. Ведь и мертвенная бледность, и тёмный цвет волос был сейчас на гребне моды.
Но то — всего лишь сходство. Напоминание. Которое было не более чем касанием прохладного осеннего ветерка, напоминающим о ледяной неизбежности зимы.
Теперь же всё было иначе. Девушка обладала просто невообразимо точным сходством, какое бывает только у близнецов.
Временами Адри начинало казаться, что там, в углу, сидит призрак, тень усопшей. Что она — плод его воображения, следствие крепкого удара. Но затем девушка приходила в движение, и Адри понимал, что перед ним живой человек.
Теперь ему было чуточку легче, чем в первые минуты встречи. Но тогда, войдя следом за здоровяком, поддерживаемый верным Нино он впервые (или не впервые?) столкнулся с этим полным тревоги взглядом. С его губ едва не сорвалось чужое имя.
Но он сдержался, сумел взять себя в руки. И теперь этим без зазрения совести гордился.
Хотя и не знал, как жить с безумным знанием, что под небом смертных ещё улыбается солнцу это до боли в сердце знакомое лицо.
Лицо его Бриджитт.
— Поверьте, — сказал Агрест, старательно делая вид, что не замечает незнакомку. — Для меня честь сидеть в одной комнате с человеком, способным на рыцарский порыв. В наше время это величайшая редкость.
В ответ на эту реплику здоровяк скорчил такое выражение лица, будто готов был разрыдаться.
— Но вы ж мне жизнь спасли, мсье! Вы мне! А я вам — в ухо. Ох, как нехорошо… нехорошо!..
Адри успокоил его самыми мягкими словами, какие сумел найти во всё ещё кружащейся голове.
— Так всё-таки, — с тенью незнакомого акцента произнесла Сабин, бросая на Адриана хитрый взгляд, — что меж вами случилось?.. откуда этот жуткий укус? Совершенно не похоже на собаку. Я бы сказала что это человек.
Агрест вздохнул. И, не дав Томасу запустить новую волну сбивчивых объяснений, рассказал, как всё было. Опуская подробности вроде того, к кому они с Нино направлялись. И почему тот оставил его ненадолго одного.
В комнате повисло молчание, нарушаемое только мерным тиканьем напольных каминных часов, да стуком капель в окна.
— Какой ужас, — прошептала Сабин. — Боже мой. Опять.
— Опять? — спросил Адриан, подобравшись.
Алья, которая нашла всё-таки что намазать на спине, надавила ему на плечо, и заставила подопечного сгорбить спину. Её, к слову, от мази жутко щипало.
— То есть… мадам. Прошу меня понять. Это не праздный интерес, — объяснил Адриан. — Это часть моей профессии.
— Вы… простите, полицейский? — спросила Сабин с мягкой улыбкой.
Нино впервые за вечер позволил себе насмешливо фыркнуть.
— Можно сказать и так, — ответил Адриан. Он решил не раскрывать свою профессию до поры. Потому что знал, как на неё реагируют непросвещённые люди. А ему отчего-то не хотелось пугать доброе семейство. — Я занимаюсь такими вот случаями. Поиском и отловом одержимых, если можно так выразиться.
Алья негромко хмыкнула. И пробормотала под нос:
— Так вы на берегу рыбачили.
— Нет, мадемуазель. Я оказался там случайно. В этот вечер мне просто не повезло.
— Случайности не случайны, — произнесла Сабин, продолжая улыбаться. — Вы оказались там где нужно. И вы сохранили жизнь моему мужу, а так же покой нашей семьи. За это примите мою сердечную благодарность. Нет в мире слов, чтобы выразить её.
Адри сделал попытку подняться, чтобы отвесить поклон, но креолка рывком усадила его на стул.
— Сидите же, господин рыбак. Я не закончила.
Сабин удивлённо вскинула брови. С негодованием посмотрела на креолку. И, прохладным тоном произнесла:
— Аля, отчего ты так груба?..
Креолка только вздохнула в ответ. Адри решил прояснить ситуацию за неё:
— Её реакция вполне естественна, — сказал он, — и даже разумна. Она увидела шрамы в виде букв на моей коже. Другими словами, мадемуазель приняла меня за каторжника.
Томас фыркнул в густые усы.
— Боже правый! А то я не видел каторжников! Аля, у них от кандалов остаются шрамы на запястьях и лодыжках! Да что там, будь оно так, разве бы это что-то изменило?
Адри улыбкой пожал плечами.
— Каторжник, одетый в приличное платье не менее опасен, чем каторжник в робе. В голове немедля всплывают вопросы о том, как он одежду добыл и, самое главное, как добыл себе свободу. Бдительность мадемуазель достойна похвалы. И… м-м-м… я буду рад надеть сорочку, когда она закончит.
Он бросил короткий взгляд на девушку, сидящую в углу.
Её розовое с белым, украшенное фантазийным кружевом, платье прямо указывало что мадемуазель кого-то ждала. Да и сама мадам Сабин, когда троица оказалась на пороге дома, была при параде. А это прямо указывало, что семейство ждало гостей.
— Я вижу, что вы ждёте гостей. И мне бы не хотелось, чтобы наши скромные персоны нарушили уют торжества. Поверьте, и мы до того как столкнуться с одержимым очень спешили.
— Я закончила, — сообщила креолка. В голосе самую малость убавилось холода. — Но вашу одежду я уже замочила в бадье.
— Прошу вас, — вмешался Томас. Его украшенное густыми баками лицо отчего-то сделалось пунцовым. — Э-э-э… мсье! Прошу вас, будьте благоразумны! Поймите же, мы просто не можем вас отправить в ночь! В такую непогоду! Да ещё после всего что случилось!
— Мсье, — сказала Сабин, продолжая улыбаться, — останьтесь. Вы окажете нам честь.
— Нет, нет, — замотал головой Адриан. — Прошу нас простить. Нино поймает кэб… то есть я хотел сказать фиакр, и мы незамедлительно вернёмся домой.
Это было не слишком-то вежливо, но Агресту тяжело было и лишнюю секунду находиться в одной комнате с голубоглазой девушкой. В голову лезло невесть что напополам с мистикой.
— Господь с вами, вы простудитесь! — всплеснула руками мадам Дюпен. — Ну что за ребячество!
Нино многозначительно кашлянул в кулак. Поднял глаза к потолку.
Агрест истолковал этот знак по-своему.
Он вдруг вспомнил, что так и не представился никому из домашних. Рывком поднялся со стула, протянул Томасу руку.
— Простите, в этой суматохе я забыл назвать себя. Моё имя, — быстро произнёс он, — Адриан Агрест.
Великан вперил в него изумлённый взгляд голубых, равно как у незнакомки, глаз. Будто во сне протянул огромную ручищу — музыкальные пальцы Адриана казались крошечными игрушками на фоне его мозолистой ладони. Они обменялись рукопожатиями.
— Но… как же так, — выдохнул Томас. — Адриан?..
— Так получилось, — улыбнулся Агрест. — Это имя пришло в голову моей маменьки, упокой Господь её душу.
— Адриан… Агрест?..
Юноша скосил глаза на друга. Тот, скрючившись бесшумно смеялся в кулак. Теперь он начал что-то подозревать.
— Адриан, — повторил за ним спиритуалист. — Адриан Грэм — д’Эванил — Агрест. Всегда к вашим услугам, мсье. Вы, быть может не слышали обо мне, я давно не был в Париже. Но вы наверняка слышали о моём батюшке.
Алья, стоявшая за спиной Агреста зашлась звонким смехом. Улыбнулась и мадам Сабин. Один только Адриан не мог взять в толк причину веселья.
— Но ведь вас-то мы и ждали этим вечером! — трясясь от смеха, в усы произнёс Томас. — Мсье Агрест! Вас, и вашего слугу! А это, должно быть, Нино!
Лахифф поднялся со стула, чтобы отвесить насмешливый поклон.
— Господь всемогущий! Адриан! Мы и не чаяли вас уже увидеть. Ещё Сабин, н-э-э… предположила, что над нами жестоко подшутили. Чтобы в нашем скромном доме появился Агрест… это ж надо! Невидаль. Да я и не сказал никому, отож никто бы и не поверил. Ну да я так рассудил: всякое может быть в жизни, Томас. Жизнь завсегда удивляет, когда это… ну вы поняли.
Мадам легонечко толкнула мужа локтем.
Эта мера нисколечки на великана не подействовала. Скорее всего, он даже не почувствовал толчка.
— И вот вы здесь, живёхонький! Да ещё и при таких обстоятельствах. Боже правый!
Он вдруг осёкся. И будто даже побледнел.
— Это что ж получается, — пробормотал он. — Так это я отпрыску Агрестов по кумпо… то есть по лицу… ну, в смысле, ударил. О Боже.
Алья снова залилась заразительным смехом. В гостиной разом сделалось светлее — хотя и без этого света было предостаточно.
— Прошу вас, — быстро произнёс Адриан, — вы сделаете мне одолжение, если выбросите это, наконец, из головы. Мы уже решили, что это было уместно.
— Но вы мне жизнь спасли. Сабин, мсье Агрест спас мне жизнь! — здоровяк схватил её за хрупкую ручку. — Можешь себе такое вообразить?..
— Томас, — одними губами произнесла она, — ты явно увлёкся.
Он махнул медвежьей лапищей.
— А! И сколько всего болтали, страшно подумать. Вот тот же Маррон. Он же страшное трепло. По чести я ни слову его не поверил, а ведь всё до единого словечка оказалось правдой! Всамделишный Агрест, охотник на одержимых! Прямиком из Англии — ну поймите меня верно, это звучит как чистой воды байка!
Адри почувствовал себя неуютно, но в ответ только вежливо улыбнулся.
— Спиритуалист, — мягко поправил он. — Мы ни за кем не охотимся, это домыслы. Мы изучаем природу…
— Ну это страшилище вы натурально заоохотили! — пробасил Томас. — И в газетах пишут то же самое! Да-да, и в наших краях, мсье, читают английские газеты. А почему бы не читать, если пишут? У доброго человека должен быть хороший аппетит и широкий кругозор!
— То-мас, — по слогам произнесла мадам Сабин, не переставая улыбаться гостям. — Успокойся. Возьми себя в руки. Что о нас подумают гости?..
— Но Сабин, ты просто не видела это страховидло! Вот была бы потеха, кабы оно забралось в окна к Буружа! Ха-ха-ха! А мы его! Эх, прямо в башку!
Жена ответила ему испепеляющим взглядом. И мсье Дюпен разом поник, сдулся.
— То есть… я хотел сказать, — пробормотал он. — Это, конечно, был бы кошмар. Да-а. И не думал я такое пережить. Прямо не верится. Прошу понять, мсье Агрест. Для вас-то это обыкновенные дела, будничные. Ведь каждый раз так, правда?
— Ага, — с неуместной радостью подтвердил Нино.
— Нет, что вы, — произнёс Адриан.
Великан, хекнув, хлопнул себя по коленям.
— Ну, а для нас это в новинку, слава Богу. Итак, вы остаётесь. Дело решённое.
Адри открыл рот чтобы возразить. Но громовой бас Томаса перебил его слабый голос.
— Нет-нет-нет! И не спорьте. Я вас никуда не отпущу, хоть вы меня обругайте. Нас ждёт ужин!
Парень покраснел до кончиков ушей. И это не ушло от взгляда мадам Сабин.
— Дорогой, — тихо произнесла она. — Уместным будет отложить торжество до завтра. Гостям нужен отдых.
— Но накормить-то, Сабин!
— Разумеется.
Он хотел добавить что-то ещё, но новая мысль вспышкой затмила прочие идеи.
— Ох! Так я и не представил вам семью! Как невежливо!
Великан указал рукой на супругу.
— Это вот моя жена, Сабин Дюпен. А вот эта прекрасная мадемуазель-тихоня, — рука переместилась на фигуру в дальнем углу, — моя дочурка Маринетт. Маринетт — это Адриан Агрест де… э-э-э… Ванилин?
— Грем д’Эванил, — улыбнулся Адри. — Но будет здорово, если мы обойдёмся без режущих ухо фамилий.
Маринетт поднялась со стула — только шурхнула ткань юбок. Вежливо поклонилась. Адри ответил ей тем же. Лицо у девушки из модно-бледного сделалось пунцовым.
— Прекрасно. А это очаровательное создание, друг нашей семьи — Алья Сезар.
Сезар отвесила Адриану насмешливый книксен. Хотя и её щёки сделались алыми как революционный флаг.
— Очень приятно, — сказал Адри, без сорочки чувствуя себя преужасно. — Я пришёл в ваш чудесный дом со своим другом Нино. Его фамилия Лахифф.
Когда со знакомством было покончено, увлечённый Томас перескочил на важную для себя тему. Разговор сместился в сторону аренды.
— Я скажу так, — деловито произнёс Томас. — Прежде, конечно, я бы взял с вас деньги, мсье Агрест. Дело есть дело. Но теперь, при новых обстоятельствах, сделать этого не могу. Тем более что и апартаменты, прямо скажу, не вашего полёта.
— Как можно! — возмутился Адриан.
Говоря по чести, сейчас воплощался его маленький кошмар. Он бы нипочём, ни даже в качестве исключения не согласился бы снять комнату в доме, где живёт человек, невольно, одним видом своим причиняющий ему страдание. Конечно, здесь не было вины Маринетт. Но справиться с застывшим, а теперь пробудившимся горем было для Адри сравни подвигу.
Теперь же получалось, что отказываться просто… невежливо. Их и в самом деле ждали. Мадам и мадемуазель готовились, надели лучшие свои платья. Пусть дом и выглядел небедно, но Адри знал, что всё это семейство Дюпен стоило немалых трудов. И если ужин в доме отца это пустяк, то здесь, в семье, где каждый франк добывается силой рук, он пустяком не был.
Ещё мсье Дюпен, чего доброго, может и обидеться на отказ. Пусть Агрест знал его всего вечер, но Адри проникся к здоровяку тёплыми чувствами.
Природу этого явления он объяснить себе не мог. Однако дело обстояло именно так.
— Окно в комнате подтекает, — начал перечислять Томас. — По хорошему кирпич в трубе надо бы перебрать, из камина дует, когда крепкий ветер. В передней холодно, так что слугам вашим зимой придётся или кутаться, или запасаться дровами. Парового отопления, вы должны понять, здесь нет. Но в остальном это хорошая квартира. Кухня и столовая хороша! У вас будет отдельная парадная и свой подъезд с задней части дома. Оставайтесь и живите!
Звучало это всё просто замечательно. И Адри не мог найти слов чтобы отказать.
— Мсье Дюпен, — вмешался Нино, почувствовав в поведении Адри неладное. — Вопросы фунтов и франков мы с вами обсудим! Вдвоём. Мсье Агрест, он… не любит касаться этой темы, если говорить коротко.
— А-а-а, — задумчиво протянул Дюпен. — Понимаю. Но я уже своё слово сказал. Заселяйте слуг. Оставайтесь и живите. Денег с вас…
Сабин снова ткнула его локтем.
— …я не возьму, – твёрдо продолжил Томас. — Скажем, до зимы. Это моя вам благодарность. В придачу к вечной.
Адри, наконец, нашёл безопасные для всех аргументы.
— Но мсье Дюпен, — вкрадчиво произнёс он. — Я спиритуалист. Практикующий учёный. Прошу отнестись к этому внимательно. Ибо работа моя окружена слухами и домыслами. Мы, говоря прямо, сами не понимаем с чем порою имеем дело. И уж точно этого не понимают непричастные. Это непонимание вызывает в обывателе суеверный страх. Должен предупредить, что после меня квартира может считаться… как говорят, «нехорошей». Будут говорить всякое, если выразиться короче. Например о том, что здесь живут призраки.
Нино в праведном гневе выпучил на друга глаза.
— Ха-ха-ха, — басовито рассмеялся Томас. И от этого громового смеха, кажется, дрогнуло пламя газовых горелок под стеклянными куполами светильников. — Ну и прекрасно! Ну и пусть. Это ж любой деловой человек вам скажет, мсье Адриан, что лучше нет рекламы, чем знаменитость в доме! Тем более настоящая, а не какая-нибудь певичка из шантана. И даже если б вы там самих дьяволов вызывали, я на это б закрыл глаза. Поскольку ваша работа спасает людям жизни. Это честный труд, мужской труд, мсье Адриан, и я от своих слов не отступлю.
Он помолчал, закусив ус, а затем добавил:
— Но ведь вы дадите слово не подвергать мою семью…
— Конечно же, — выдохнул Адриан. — Я скорее умру, чем…
— И я вам верю! Я видел это своими глазами! По рукам! По рукам, достойнейший мсье! И с новосельем!
****** </p>
Следующий день доставил хлопот — как это всегда случается с переездами.
Нино был отослан по делам, едва только над Парижем зардел рассвет. А пока верный Лахифф, очевидно, вместе с Ильбертом собирал чемоданы, Адри был предоставлен сам себе. Временно лишённый хоть какого костюма, он в одних кальсонах бродил по «апартаментам». Оставшийся без библиотеки, а значит и без достойного общества писателей, он развлекал себя тем, что предполагал возможную перестановку.
Что, к слову, делал впервые — вопросы мебелировки его прежде волновали мало. Этим, обыкновенно занимался Нино.
Квартира, в которой ему предстояло жить «хотя бы до зимы» была самой обыкновенной, в каких обычно проживают шумным семейством мелкие буржуа Парижа. Небольшая передняя, к которой примыкали крохотные комнатки прислуги, компенсировалась просторной гостиной. Здесь уже с утра весело хрустел поленцами камин, бросал всполохи пламени на до блеска начищенный паркет. А также на шёлк обоев, чей зелёный цвет и золотые лилии в Лондоне сочли бы даже модным.
Но Адри, большой знаток старины, не дал себя обмануть, распознав в них антиквариат времён молодости Луи Наполеона.
Часть стен покрывали столь же древние деревянные панели, выкрашенные в скорбный алый. Но более всего возраст мебелировки выдавала, собственно, мебель. Хоть ткань на стульях, креслах, пуфах и софе была не столь давно перетянута (сейчас она была белою, с принтами крупных цветочных бутонов), общая её форма выдавала кряжистую старину позднего ампира. Которому полагалась более не современная французская лёгкомысленность, а основательные алые цвета, тяжёлый бархат и объёмные кисти.
Здесь надо сказать, что Адри терпеть не мог ампира, и потому был благодарен семейству Дюпен, которые избавились от самых явных его черт.
Вышеупомянутая мебель, включая тонконогие столики-консоли, была расставлена по гостиной с разумностью стратега. Пара тяжёлых кресел смотрели лицами в алый зёв камина. Софа в стиле «Наполена III» (то есть бывшая единственным современным образцом мебели в доме), как и полагалось софе, стояла в углу, под полотном в тяжёлой раме, изображавшем попавший в шторм парусник.
По бокам её теснили тяжеловесные вазы, явно доживавшие последние дни, поскольку предполагалось что здесь будет жить неуклюжий Нино. Здесь же возвышался пьедестал, на котором зачем-то стоял сейчас массивный гипсовый бюст Паллады в шлеме.
Богиня лишёнными зрачков глазами взирала на интерьер. Он ей явно не нравился. Обыкновенно спокойное выражение её лица, к какому приучены люди, у этого монумента выражало какую-то смесь гнева и презрения. Адри не стал бы ей на это пенять, поскольку, во-первых, её таковой отлили, а во-вторых, по-человечески мог её понять.
Гарнитур, если его вообще можно было так назвать, явно был собран где попало. И уж после привезён сюда и приведён в приличный вид. Эпохи здесь соседствовали друг с другом, лишая гостиную гармонии.
Но Адриан не стал бы жаловаться на это в самом прескверном расположении духа (вроде отражённого на светлом лике Паллады). Потому что был благодарен мсье Дюпену за щедрый жест. А ещё потому, что обыкновенно хозяева сдают комнаты пустыми — горожане предпочитают кочевать из квартиры в квартиру, возя за собой целые караваны личной мебели. Адри же, при теперешних средствах всё равно не смог бы позволить себе ничего лучше.
А то, быть может, и хуже.
В любом случае, при всех недостатках, гостиная была наполнена уютом, какой царил и в их квартире, что располагалась сейчас за стеной. Дюпены не знали тонкостей моды, но делали всё что делали с искренностью, которая покорила сердце Агреста ещё прошлым вечером.
В кабинете, куда вела дверь из гостиной, с уютом было похуже. Здесь царствовал прегромадный дубовый стол в бретонском стиле, с ножками в виде ревущих львов. Он вытеснил собою всё свободное пространство, оставив узкие ходы для пустующих сейчас книжных шкафов. И самый краешек древнего алого ковра для компактного бюро.
Отчего-то сюда не провели газовых труб, и кабинет предполагалось освещать свечами, как было заведено ещё при дедах Агреста.
Два узких окна выходили на стену противоположного дома, и потому сейчас были плотно зашторены.
Вообще весь этот мрачно-пыльный видок кабинета идеально подходил для какого-нибудь седобородого колдуна — Адри, не лишённый чувства юмора, нашёл это презабавным, а потому остался довольным.
Он окрестил весь этот мебельный зоопарк «стилем Дюпен». Стиль этот был наивным, по-светлому милым. В нём была выполнена и столовая (куда Адриан заглянул со скуки), и крохотная кухня, лишённая печи.
Ниже этажом и чуточку левее располагалась буланжери Томаса. Предполагалось, что слуги будут разогревать еду там.
В целом и общем, эту квартиру любой из нас нашёл бы просторной и светлой. Огромные окна гостиной были открыты миру и выходили на шумную набережную, по которой сейчас гулко цокали, скрипели, неслись и шуршали сотни экипажей всех разновидностей. От столярских угловатых телег и прегромадных двухэтажных, оклеенных рекламой омнибусов, до изящных фиакров с брызговиками над колёсами и сундучками, прикреплёнными сзади.
Эта какофония скрипа и цокота копыт смешивалась с пароходными гудками, воплями чаек и криками рабочих. Вместе с речным ветром она била в стёкла, наполняя жизнью пустующую сейчас квартиру.
Всё это Адри так же нашёл премилым, хотя и очень шумным; однако здесь имелся изъян — в перспективе вид на Сену со всеми её мостами, тонущим в сизой дымке противоположным берегом должен радовать глаз художника. Однако окна квартиры эту красоту задевали лишь отчасти. Другая часть приходилось на трущобы острова Сите, окутанного сейчас дымами, валящими из труб.
Над тысячью хлипких, островерхих крыш многоэтажных, тесно поставленных развалин возвышалась готическая туша Нотр-Дама. Собор, где когда-то Бонопарте самолично возложил на себя корону, был едва виден за пеленой дыма. Шпиль его вонзался в подёрнутое облачками ярко-синее небо.
И выглядел зловеще.
Под древними громадами каменных мостов ползли по свинцовым водам реки баржи; крохотные парусные кораблики рыбаков здесь соседствовали с поднимающими высокую волну современными пароходами. Последние неслись, обгоняя собственные дымы, которые сейчас стелились над водой. И шумели так, что «чуханье» их движителей было слышно даже здесь.
Всё это было Адри не в новинку. В Лондоне ему какое-то время довелось жить в апартаментах с видом на старину Темза, который производил шума не меньше. А то и больше. Словом, все эти звуки вызывали в младшем Агресте печаль по ушедшим дням и дарующее надежду тепло ностальгии.
Единственная пустая комната оказалась спальней. Впрочем, о ней Адри уже знал — ночевать ему пришлось на софе, Нино же занял одну из комнат прислуги.
Потому Адри отдельно распорядился, чтобы Лахифф как можно скорее приобрёл хоть какую кровать с матрасом. Впрочем, на расторопность слуги Агрест и не надеялся. А потому всерьёз полагал, что жёсткая софа будет его ложем ещё с неделю.
****** </p>
К девяти утра поленья в камине догорели, оставив после себя только гору тлеющих углей, от которых по гостиной распространялся жар. По-хорошему нужно было б подкинуть в каминный зёв ещё дров, но их ещё не занесли. Чему Адри был только рад — он скорее бы умер, чем позволил себя хоть кому-то лицезреть в одних только кальсонах.