7. Капризный ум (1/2)

— Итто. Итто. Итто.

Вспыльчивый нрав Горо просачивается в ритме касаний. Скованность и стеснение не решаются потревожить разум перед разбушевавшейся стихией. Рука Аратаки машинально опустилась под кромку штанов. Пальцы до боли сжали у основания и под тембр чужого голоса двинулись выше.

— Итто.

Ты только вслушайся.

Демоническая натура о́ни ликовала от действий со стороны. Ей прельщает ракурс и мальчишеские уста, которые безостановочно нашёптывают чужое имя. Щеночек не часто обращался к нему по имени. Скорее только по нелепым прозвищам, которыми юноша наградил его вполне заслуженно. У кого-то военные трофеи, а кто-то ходит со словесными. Всё просто.

Всхлипывание гулко разносится по комнате — видимо, генералу на эту деталь плевать с верхушки самого дворца Сангономии. Положение мальчишеских рук на уздечке закрепляется и о́ни неосознанно повторяет это его действо. Пот течёт ручьём по вискам и шее. Суженные зрачки цепляются за стекание влаги по чужим бёдрам. Цветочный аромат потрясающе комбинируется с естественным запахом смазки. У Аратаки перехватывает дыхание. Когти оцарапывают каждую проступающую венку на члене.

В животах у демонов не бывает бабочек. Вместо них концентрируется тяжёлый узел из желания и похоти. Кожа практически покрывается золотой коркой, а отметки на теле в шаге от того, чтобы из красивейших узоров превратиться в клеймо. Некоторые пряди пепельных волос стали грубее. Привычная для них мягкость растаяла на глазах. Язык инстинктивно слизал кровь с разбитой губы.

Колоссальным трудом Итто всё ещё сохраняет рассудок. Отдаться волю случая и овладеть щенком так, мягко говоря, мужчина не желает. Точно не при таких обстоятельствах. Иначе от его источника радости останутся только изуродованные ошмётки кожи, шерсти и костей. А почему же?

У демонов не шибко клеится с подавлением жестокости. Особенно если учесть, что она может возникнуть посредством возбуждения. Ну или возбудителя, например. Поддаваться сейчас эмоциям — губительный курьёз для проклятого духа. Снесёт крышу и поминай партнёра как звали. Внутри у Аратаки глумятся раздраженные возгласы, а возмущённое сердце пропустило пару ударов. Остаётся только заверить в этом себя самого.

Какой интерес приходить на всё готовое? В этом же нет смысла.

Послышался глухой стон. Щеночек принялся тщательно расстягивать сам себя. Коготки одной руки играются с грудью, поступательными движениями лаская затвердевающие соски. Нити слюны очерчивают контур нижней губы и скатываются по подбородку. Хвост водит из стороны в сторону. На секунду у о́ни промелькнула мысль о том, что было бы неплохо почувствовать его мягкость на своей шее. Или же провести удлинённым языком по чужим лопаткам. На сердце у Итто вспыхнули угли самообладания.

Нельзя сдаваться. Нельзя поддаваться.

Даже если тебя на это так манят?

Горо водит по члену вверх-вниз и заходится в сиплом кашле. Голосовые связки явно не настроены передать всю ту страсть, которую он испытывает сейчас. Воздух в комнате давно нагрелся и Итто всеми фибрами души молит удачу, чтобы не закашляться самому.

Да.

Щеночек не даёт самому себе отдышаться. Он аккуратно заводит выбившиеся прядки за ушко и причмокивает губами. Чужое нетерпение чувствуется на ментальном уровне. Дух же игнорирует его на физическом. На стене образуется вмятина от когтей. Всяко лучше возможной вмятины от ладоней на чужой талии.

Идиот.

Спорить с собственной натурой о́ни не собирается. Внутренний голос капризен, но довольно-таки предсказуем. А потому Итто уверенно прикрывает глаза и закусывает губу.

Всегда успеется.

Горо елозит на постели так искусно, что демону на секунду кажется будто он следит за театральным представлением в первых рядах. Позвоночник юноши прогибается дугой словно змея в мгновении до атаки. Долгий, а порой и надрывной скулёж создаёт своеобразное натяжение в голове у о́ни. Будто бы лира в руках опьянённого барда.

— Как хорошо!