Глава XXXIV. Quite This High. (1/2)
Приземление Азриэля было внезапным. Настолько внезапным, что Гвин не успела толком и подумать об этом, как уже оказалась на земле в объятиях Азриэля. Она застонала, когда вместо ощущения невесомости ее поглотила боль.
Синяки на лице. Рана от арбалета в плече. Рана на ребрах. Стрела в боку. Все вместе, они, казалось, пульсировали в ритмичной мелодии. Безумная симфония боли заставляла ее задыхаться и плакать. Даже когда она еле живая лежала рядом с телом Гришама, ей не было так больно.
— Мы почти на месте, Гвин, — сказал Азриэль, прижимая ее к себе.
— Мне очень больно, — выдавила она, сжимая руки в кулаки, пытаясь отвлечься от жгучей боли.
Гвин, лежа на руках Азриэля, видела распростертые ветви пышных зеленых деревьев. Солнечный свет проникал сквозь листву, делая листья похожими на изумруды. Толстые, сверкающие драгоценные камни, падающие сверху. Это действительно Весенний двор.
— Это хорошо. Хорошо, что ты это чувствуешь. — Поющий с Тенями наклонился и нежно поцеловал ее вспотевший лоб. — Мы почти добрались до поместья Тамлина.
Тамлин? Как? Насколько Гвин слышала, он предпочитал проводить большую часть времени в звериной форме. Его поместье, наверное, в запустении. И Рисанд не просто так просил избегать его.
— Азриэль, Рис-Рисанд сказал...
— Рисанд поймет... а если вдруг нет, мне плевать. — Шаги Азриэля стали быстрее. — В доме Тамлина есть вода, провизия и все необходимое, чтобы извлечь стрелу, не занеся инфекцию. — Он крепче прижал ее к себе. — И если повезет, он будет слишком занят в лесу, чтобы заметить нас. Ему придется многое объяснить...
Все вокруг Гвин медленно становились белыми, и она смутно осознавала, что Азриэль продолжает говорить. Уголком глаза она различила большое строение, увитое лианами и цветами. Азриэль поднялся по лестнице, и Гвин застонала, почувствовав, как внутри нее закрутилась колючая стрела. Боги, ей хотелось, чтобы она исчезла. Ей хотелось вытащить ее прямо сейчас.
Гвин вспомнила стрелу в своей ноге во время Обряда Крови и то беспокойное чувство, которое она испытывала, умоляющее выдернуть ее. Оно вернулось.
— Мы вытащим ее, Гвин, — сказал Азриэль, когда они подошли к белым двухстворчатым дверям. Одна была как новая, а другая была явно потрепанной. Как будто их ремонтировали в спешке. — Проверь, здесь ли он, — пробормотал Азриэль тени у своего уха.
Не успела тень скрыться, чтобы выполнить поручение своего хозяина, как дверь распахнулась. Перед ними оказались двое мужчин — нет, только один (у Гвин двоилось в глазах) — с глазами цвета изумрудных листьев. В них было что-то от животного — едва сдерживаемая звериная ярость. Его светлые волосы были грубо обрезаны слишком близко к коже головы, как будто по прядям провели столовым ножом, а белая рубашка была испачкана и висела расстегнутой.
Это был Верховный Лорд Весеннего двора. Тамлин.
— Он здесь, — сказал мужчина хриплым от усталости голосом. Однако властно поднятая бровь указывала на то, что он не забывал о своем положении в Притиане. — Это будет единственным предупреждением, Шпион. Уходи.
Гвин увидела, как тени вокруг них сгустились, и Азриэль низко зарычал. — Отойди, Тамлин.
Тамлин перевел взгляд на Гвин, и его губы искривились в усмешке. — Если эта девушка, истекающая кровью у меня на пороге, не подданная Весеннего Двора, то тебе нет места на моих землях.
— Ты потерял право на свои земли, когда вступил в сговор с лордом Грейсеном и его людьми. — Азриэль сделал шаг ближе. — Так что на твоем месте, если ты не хочешь, чтобы эта новость разнеслась по всему Притиану, я бы пропустил нас внутрь.
Верховный Лорд удивленно моргнул, но холодная маска безразличия, которую он носил, быстро вернулась обратно. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Шпион, но эта девушка не является членом моего двора, как и ты. Так что я вам ничего не должен.
Тамлин начал было закрывать двери, но тени Азриэля рванулись вперед и распахнули створки с такой силой, что едва не сорвали двери с и без того неустойчивых петель. Верховный Лорд тяжело выдохнул, окинув Азриэля и Гвин усталым взглядом. Возможно, она бы и взглянула на него в ответ, если бы ей не приходилось прилагать такие огромные усилия, чтобы держать глаза открытыми.
— Ты окажешь нам свою помощь, Верховный Лорд, — сказал Азриэль голосом, полным ярости. — Или я вырежу твои предательские кости и сотру их в пыль, настолько мелкую, что твои союзники-люди примут ее за их драгоценный фебан.
Тамлин с минуту смотрел на них обоих, проницательно изучая своими зелеными глазами. Азриэль поправил Гвин, пытаясь удобнее устроить ее в своих руках, давая Тамлину полную картину их положения. Стрела в ее боку неприятно затрещала, и Гвин сдержала крик боли. Вместо этого она перевела взгляд на Верховного лорда. Внутренне она молила его о помощи, но внешне надеялась, что выглядит, как образец храбрости.
— Я предлагаю тебе сделку, — начал Тамлин, сложив руки. — Я помогу вам, но в обмен ожидаю, что ты расскажешь мне все о людях, с которыми я якобы вступил в сговор.
Дерьмо.
Они не могут раскрыть эту информацию. Рисанд сказал, что они должны избегать Тамлина любой ценой, и независимо от того, был он в сговоре с этими людьми или нет, разглашать все, что они узнали, было очень плохой идеей...
— Договорились, — сказал Азриэль.
— Что? — Гвин вздохнула, переключив внимание с Тамлина на Азриэля. Вдоль шеи Поющего с Тенями начала расти черная метка, похожая на вьющуюся лозу плюща. — Ты... ты идиот.
Тамлин посторонился, и Азриэль вошел в поместье. — Он говорит правду. Он не работает с ними, — объяснил Поющий с Тенями. — А твоя жизнь важнее, чем чья-то гордость.
Прежде чем Гвин успела возразить, Тамлин велел Азриэль следовать за ним в чайную гостиную, хотя Гвин сильно сомневалась, что в этом доме есть место, пригодное для чаепития. Плющ поднимался от пола до потолка, огибая перила парадной лестницы. Стены были испещрены следами когтей, а портреты, оставшиеся висеть, были перекошены, словно их бросили в спешке.
— Положи ее на бок, на диван, — сказал Тамлин, когда они вошли в помещение, которое, как поняла Гвин, и было чайной гостиной.
Одно из окон в стене было разбито, и внутрь пробивалась живая изгородь, сильно контрастируя с чистыми белыми портьерами. Остальные окна, похоже, были целы. Все, что говорили о Верховном Лорде Весеннего Двора оказалось правдой. Он был в полном беспорядке. Но все же Гвин отметила, что, похоже, Верховный Лорд прилагает некоторые усилия, чтобы привести себя в порядок. Может, он и был полным мудаком, но Гвин знала, каково собирать себя по кусочкам после того, как тебя сломали, и поэтому испытывала к Тамлину странную симпатию. Или, скорее, ей хотелось верить в то, что ему удастся восстановить свою жизнь.
— Гвин, я собираюсь посадить тебя, — сказал Азриэль, останавливаясь.
На мгновение она была благодарна, что они прекратили движение, но потом Азриэль опустил ее на жесткий диван, и она увидела стрелу, торчащую над ее бедром.
Гвин замерла, ужаснувшись этого зрелища, и снова поборола порыв вырвать стрелу. Кровь продолжала сочиться из раны, и жрица могла бы задохнуться, если бы не была так ошеломлена болью, пронзившей ее плечо.
— Ты знаешь, что делать, Поющий с Тенями? — пробурчал Тамлин.
Молчание Азриэля не было редкостью, но это молчание было гнетущим. Она догадывалась, что у иллирийца есть медицинская подготовка, но это тот, кто он есть. Иллириец. Благословленный быстрым исцелением. И поскольку большую часть своей жизни он провел с другими иллирийцами, а в остальном держался особняком, вполне вероятно, что его навыки врачевания были... скудными.
Верховный Лорд остановил взгляд на ее ране. — Не самая обычная стрела, не так ли? Но не из ясеня...
— Ее наконечник состоит из шипов, — скривился Азриэль, убирая волосы со лба.
Тамлин вздохнул. — Сними с нее доспехи и рубашку. Я вернусь с бинтами, полотенцами и чистой водой. — Ухмылка. — И швейным набором.
Шаги стали удаляться.
Гвин не сводила глаз с портьеры и ее складок, ее челюсть сжалась, когда она подавила всхлип дискомфорта и боли. Снять рубашку? Чтобы незнакомец увидел ее обнаженной? Чтобы незнакомец смог прикоснуться к ней голыми руками? По позвоночнику Гвин прошла дрожь.
— Гвин. — Азриэль опустился на колени рядом с ней так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. В эти красивые, но напряженные глаза. — Я не позволю ему прикоснуться к тебе. Он может сказать мне, что делать, и я сделаю. Я заставлю его уйти.
Ее сердце бешено колотилось, а в ушах стоял грохот.
— Гвин, все хорошо.
Но заверения Азриэля пропали втуне, когда в ушах жрицы раздались крики — крики тех, кто давно уже мертв. Зловещий смех мужчин, что были гораздо крупнее ее. В глазах у Гвин все вспыхнуло ярким белым светом, и она почувствовала боль, пронизывающую ее насквозь.
— Дыши для меня. Я не позволю ему прикоснуться к тебе.
Затем Гвин услышала звук удара и крик, принадлежавший жрице, которая разлетелась на миллион кусочков. Просьбы Азриэля не закрывать глаза оказались бесполезны.
Ты, я и бегущие воды. Именно эту песню пел Азриэль. Она проснулась под нее несколько минут назад, и решила не открывать тяжелые глаза, а лежать и слушать.
Его голос был прекрасен. Богатый, хриплый, баритон, переходящий в тенор. Некоторые ноты, которые он брал, напоминали ей шлейф темного дыма, другие были гладкими, как атлас. В его голосе можно было потеряться и он заставлял задуматься. Ей было интересно, как бы он звучал, исполняя гимны или веселые песни. Ей было интересно, как бы он звучал, аккомпанируя себе на скрипке или флейте.
В конце концов песня закончилась, и Азриэль тяжело выдохнул.
Гвин заставила себя открыть глаза и обнаружила, что находится в беззвездном море, которое мог создать только голос Поющего с Тенями. Она видела только себя, лежащую на большой кровати, застеленной белым одеялом. Слева от нее в кресле сидел Азриэль, положив локти на колени и склонив голову.
Она не в первый раз слышала его пение, но ей хотелось сделать комплимент еще раз. — У тебя прекрасный голос, Поющий с Тенями.
И тут же жидкая черная тьма отступила, словно вода из ванны. Она превратилась в шлейфы колышущихся теней, которые легли на плечи Азриэля. Он поднял голову, и Гвин заметила его красные глаза. Как будто он плакал.
Его руки лежали на кровати, прося дотронуться до них. Не раздумывая, Гвин вложила свои пальцы в его ладони, и он крепко сжал их.
— Слава богам, — прошептал он, проводя большими пальцами по ее ладони. — Я боялся, что ты не проснешься.
— Почему?