Night of werewolves (2/2)
— А он и говорит, — хмыкнул Гензель, — не нужна ему моя дочка, у него зазноба есть, говорит, лучше к Ришелье меня отведи. А я такой, вот же один перед тобой. Ну он и рассказал про банду разбойников и что они черт знают, какие уже заклинания применять. Спросили у него сколько там этих бандитов, он рассказал. Прикинули, посчитали, да поехали за ним я с сестрицей, двумя её детками, да маменькой с отцом. Аделинд тогда такой: а немало ли будет, а мы в ответ: в самый раз. Потому уже когда на этой земле обратились, он все понял. Двенадцать нас было по итогу, еще Аделинд с друзьями. Вот этим сборищем и одолели Грома с его бандой. Они вшестером на утро принялись тут все обустраивать, а мы решили задержаться да отдохнуть на берегу.
— Шестером? — переспорила Лиза. — Основателей школы же четверо.
— Да нет, вшестером, — Гензель принялся перечислять и загибать пальцы. — Аделинд, зазноба его, воронёнок, а за ней все хвостом вился чародей, мелкий такой, пусть силы как у вепря. Кто ещё? А ну и Хелла, и ещё Годрик. Прекрасный мужик и воин.
— Я, кстати, — улыбнулась Лиза, рассматривая замок, — попала на его факультет, несмотря на то, что внучка Слизерина.
— Да? — довольно протянул Гензель. — Значит не соврал чертяка. Он мне тогда сказал, коль ступит охотник на его землю, тотчас же возьмёт под своё крыло. Я, правда, хотел, чтобы он со мной уехал, женушка моя, Фиона, тогда уже как лет пять мир этот оставила, скрасили бы друг другу деньки, — Лиза распахнула глаза и резко обернулась к Гензелю. — А Годрик мне и сказал, что не может, это школа его ребёнок, не гоже отцу дитя оставлять. Я с тяжелым сердцем отсюда уехал.
— И вы больше не виделись? — осторожно спросила Лиза.
— Нет, — Гензель помрачнел. — Аделинд, когда зазнобы своей лишился, так страдал, что не мог больше тут оставаться, да к нам приехал, а через пару лет я и Гретель оставили эту землю, в другую пошли. А ещё через год Годрик с воронёнком и Хеллой приехали, Аделинд домой возвращать. К моей плиточке сходил, цветы возложил. Он иногда приходит к нам в трактир, да только пусть и плоское ему нравилось, да духовное все же ближе. Больше в пенатах обитает.
Лиза тихо выдохнула, ей было интересно еще порасспрашивать о Гриффиндоре, но продолжать не стоило. Кажется, основатель её факультета разбил сердце дедушки. Лиза снова взглянула на замок и задумчиво начала:
— Любопытно, почему тогда четыре факультета, а не шесть?
— Так фамилий четыре! — Гензель заметно оживился. — Зазноба — сестрица Годрика, а вепрь то, старший брат Аделинда. Воронёнок должна была с братцем-то обвенчаться. Не успели. Там заклинание пошло не так и он погиб. Воронёнок так убивалась, чуть дитятка, что под сердцем носила не лишилась, но маменька вовремя подоспела, а та все плакала и упрашивала маменьку поднять мужа, да только там это было невозможно. Маменька сказала, что Мойры его нить перерезали, значит такая смерть его судьба.
— Ты так рассказываешь, как будто вы тут лет десять были, — Лиза обхватила колени и взглянула на Гензеля, он же наоборот вытянул ноги, оперся на руки и улыбнулся Лизе.
— Шесть. Шесть лет мы тут были, маггловский король и британская управа в нашей помощи нуждались. Ну а потом Корвус за нами приехал. Надо было во Францию возвращаться. Маменька тогда уже мастерицей, да главой семьи была, магические контракты позаключали, да домой вернулись.
Лиза снова взглянула на замок. Многое в истории школы не давало ей покоя, но рассказ Гензеля приоткрыл некоторые тайны, она нараспев произнесла девиз школы:
— «Никогда не щекочи спящего дракона»… Скажи, а Эйка здесь тоже обращалась?
— Да я ж говорю, мы все, — Гензель рассмеялся, отдышавшись, ответил на удивленное лицо Лизы. — Этот Гром орет, подайте мне самого сильного война. А мы с сестрицей плечами пожали, наверно он о маменьке нашей. Она к нему вышла, от горшка два вершка, да ветром сдует. Он как давай смеяться, а она обратилась и ему уже было не до смеха. Маменька тогда что-то так разошлась, что отцу ее успокаивать пришлось. Амалия очень на неё походит, кроме глазок, глазки-то моего отца, — Гензель вздохнул, а потом с какой-то ноткой гордости сказал. — Зятёк, кстати, молодец, сам до песен и разговоров дошёл. У отца на это чуть поболее времени ушло, — он вздохнул, а потом серьёзно добавил. — Ты о себе друзьям-то не говоришь.
— Зачем им это бремя? — вздохнула Лиза, подобрала камень и кинула его в воду.
— Бремя ли? Ты и Амалия чего-то боитесь. Только вот твои друзья, Эльза, — пожурил Лизу Гензель, — уже показали, что они умеют принимать. Да и зятька со счетов не списывайте. А ещё знаю, что зятёк, да и твой дружок, звездочка, прорывались извиняться, так только вы их разворачиваете. Дайте им уже договорить.
Лиза поморщилась и попыталась перевести тему:
— Мама говорила, что после той истории в трактире, ты на семейные собрания не ходишь…
— Да не могу на родственников смотреть, — Гензель выпрямился, поднял камень и принялся крутить его в руке. — Так радостно оборотней в семью понимают. Забыли видно, через какой ад маменька с отцом прошли, чтобы вместе быть. А сейчас все, отпустило. Теперь колдун их причина изжоги. Я умру во второй раз, но не позволю лишить моих дочек своего счастья. Да, душа и помыслы у зятька чёрные, да только вот, помяни мое слово, если его поставить перед выбором: он или вы, он вас выберет.
— Не хочу об этом думать.
— Не в правилах охотника думать, пусть этим мудрецы занимаются. Наше дело мир сохранять, даже если для этого надо грех на душу брать, — Гензель швырнул в воду камень и затянул:
А должно быть,
За порогом и теплей,
На ступеньку выше?
(на стеклах копоть)
Там и мирра, и елей,
Все для тех, кто выжил.
Лиза хмыкнула и подхватила:
А под утро
Дым задремлет без огня
Прах в Господнем доме, и
Никому-то
Нету дела до меня,
Разве только кроме…
И что ты знаешь про меня,
Чему ты веришь про меня?
И что за дело до меня?
Что ты знаешь? *
Свет полной луны дорожкой шел по ряби воды, а Гензель и Лиза пели. Песни всегда много значили для Ришелье: иногда это просто способ стать ближе, иногда слова и музыка вместо волшебных палочек, кос и топоров. А иногда это способ поговорить с миром. Раздался шорох камней. Лиза и Гензель стихли, обернулись, за их спинами стоял старик, опершись на трость.
— Вы меня ждали, Мастер Хаммерляйн, — улыбнулся Гензель и поднялся с земли.
— Мое ожидание скрасил Альбус, — старик бодро подошел к паре на берегу, — и в дорогу дал Берти Боттс. Нам пора, Гензель. А вы, Елизавета, ужасно выглядите.
— Пришлось побегать, — Лиза поднялась вслед за Гензелем.
— Я верну вас в комнату, чтобы не пришлось бегать ещё, — старик поднес ко лбу Лизы два пальца.
— Да, что вы… — начала она, но старик ее перебил:
— Это меньшее, что я могу сделать за ваши услуги, — старик опустил руку. — Я никогда не нуждался в таких как вы, — он поочередно взглянул на Лизу и Гензеля, — но в вас нуждались смертные. Но я заблуждался, я не то чтобы не нуждался, на такой дар я и рассчитывать не смел. Впервые встретив Вольфганга, тебя Гензель, твою сестру Гретель, первых оборотней, готовых рискнуть жизнью ради этого дара… потом я смотрел, как вы становитесь сильнее, как развиваетесь, мне так захотелось вам помочь, сделать вас еще сильнее. Вы те слуги коих я не просил, но вы стали для меня чем-то невероятным и близким к тому, что можно назвать душой во мне. Ваш отец, Елизавета, вернул охотников мне и он сделал вас сильнее.
— Мама сказала, что его душа светилась.
— Да, Амелия сообщила мне.
— И?.. — осторожно начала Лиза, но её перебили.
— Поспешно делать выводы на основе одной аномалии, — вздохнул старик. — Мне будет сложно, если он все же оступился. Знаете, смотря в ваши глаза, Елизавета, и глаза вашего брата, смотря в глаза Амелии и на то, как он её оберегает, кажется, это я ему должен, а не он мне.
Лиза только открыла рот, но старик ловко коснулся ее лба и вот Лиза в своей постели.
*Мельница — Что ты знаешь
***
Ближе к пяти часам дня Римус открыл глаза в больничном крыле. У его кровати на стуле сидела Лиза-Лиза и читала книгу. Услышав шуршание, она оторвалась от своего занятия, взглянула на Римуса и спросила:
— Как все прошло?
— Очень даже весело, — Римус сел в кровати. — Покатались по земле, потрепали уши… все было мило.
— Весело и мило значит. Рада за тебя, — Лиза захлопнула книгу, перебралась на край кровати и тихо прошипела. — А у меня во рту был Питер!
Римус заливисто рассмеялся.
— Чего ржешь? — фыркнула Лиза.
— А ты бы предпочла Бродягу? — игриво спросил Римус.
— Я бы предпочла, чтобы мой рот и дальше был девственно чистым.
— А я думал, ты всю невинность в пятнадцатилетии оставила.
— Во истину старший брат.
Римус повалился на подушку, улыбнулся и спросил:
— А вы как время провели?
— Тоже неплохо, — пожала плечами Лиза, наклонилась к Римусу и прошептала. — Кстати, судя по всему Гриффиндор и наш дедушка Гензель ебались. Я с этим живу, теперь и ты тоже, — она тут же сорвалась с места и скрылась за ширмой.
— Постой! — Римус подорвался с кровати и поспешил за Лизой. — Мне нужны подробности!
— Я не хочу знать подробностей! — звонко рассмеялась Лиза.
Из дверей кабинета появилась сердитая мадам Помфри.
— Молодые люди, — строго начала она.
— Простите, — в один голос откликнулись Лиза и Римус и поторопились спрятаться за ширмой. Увлеченно, Лиза пересказала Римусу истории, которые услышала от Гензеля.
Позже вечером, уже в мужской спальне Римуса обступят Сириус, Джеймс и Питер, им уж больно хотелось узнать, откуда в Запретном лесу появились еще два оборотня. Римус поджал губы, как-то странно махнул головой и честно признался:
— Это не моя тайна, это связано с проклятьем Лизаветы.
— Так, — тяжело вздохнул Джеймс, — идти сейчас за Лизкой, значит объяснять какого рожна мы были в этом лесу.
— Может есть хоть что-то, что ты можешь нам сказать? — мягко уточнил Сириус. — Просто я хочу понять, будем ли мы ещё, как сайгаки, скакать по лесу или нет.
Не так давно в этой самой спальне Лиза сказала Римусу: хочешь складно врать, говори часть правды.
— Нет, не будете. Это были Гензель и Гретель, — вздохнул Римус. — Они духи. Если все получится, то я смогу обменять ликантропию на проклятье. Всех проблем это не решит, но я хоть опасным быть перестану.
— В этом суть Лизиного проклятья?.. — начал Питер.
— Ой, — фыркнув, перебил Сириус, — появилась французская вертихвостка и дела пошли в гору.
— Ни она первая, ни она последняя, — справедливо заметил Джеймс, друзья удивлённо на него посмотрели. — Отец Лизки, — пояснил Джеймс. — Ну я к тому, что он — слизеринец, но при этом послал все к черту и выбрал Дюма, чем тебе не французская вертихвостка? — подмигнул он Сириусу. — Вот сейчас Лизка Римуса выручает. Может в будущем нам ещё француженку принесёт и мы от неё в восторге будем.
— В восторге? — переспросил Сириус.
— Ну я в восторге, — пожал плечами Джеймс.
— Ребят, — покачал головой Римус, — я пока не хочу это обсуждать. Проклятье все ещё не действует. И пока я не скажу вам обратного, держите в голове, что я все-таки оборотень.
— С нихуевой такой стаей, — вздохнул Питер. — Мой хвост был в пасти чёрной волчицы!
— Но ты сражался, как лев, — улыбнулся ему Джеймс. — Я же просто в ахуе был.
— Как и два полнолунных гостя, — под нос произнес Римус.