Часть 8. Особо не важная глава, просто секс между Хёнхо и Хёнмин. (1/2)
«Хёнджин... Хван… нет, не так. Оппа, привет. Знаешь, а я ведь ненавидела тебя. И сейчас ненавижу, только за то, что ты нашёл меня. И был таким, каким я тебя считала. Каждый раз, когда мы с подругами видели тебя по телевизору, мне всегда говорили, что я похожа на тебя. И я всегда отрицала, хотя в душе хотела, чтобы это действительно было так. Каждый раз, когда Ирон повторяла, что нас с тобой разделили, внутри я надеялась, чтобы это было правдой. Да. Всё верно, оказывается. Наверное, мы уже в Риме. Спасибо за то, что дал мне шанс сесть на самолет. Хочу скорее встретиться с тобой. Кстати, под моей кроватью есть коробка. Воспитатели сказали, что они были со мной, когда меня оставили перед интернатом. Думаю, тебе понадобится. Я люблю тебя, оппа, поскорее возвращайся ко мне”.
Хёнджин наверное уже сотый раз читает это письмо.
В комнате очень темно. После похорон Рюджин он ещё не выходил из комнаты. Омега жалеет о том, что не смог устроить похороны своей сестре, чтобы не палиться перед семьей. Он лишь приказал Дан Тэ, чтобы тот похоронил девушку туда, куда надо.
А вот на похоронах Шин, которые устроили сама семья Шин, было много журналистов. Ведь Рюджин была довольно популярной моделью. Ещё и семья не из слабых. Но вот, кажется, все забыли, что тут происходит похороны. Забыли о манерах. Все журналисты в прямом смысле накинулись на Бомгю и Хёнджина.
Сейчас везде на главных страничках недовольное лицо Хёнджина и Бомгю, который в панике закрывает уши и глаза. Всем бы новость, сенсация. Никого не волновали чувства подростков.
После этого Хёнджин вовсе закрылся у себя в комнате. Уже неделя, как парень не выходил из неё. Без еды, без света. Только там он давал себе шанс рыдать столько, сколько захочет. Его Рюджин больше нет в живых. Его сестры тоже нет.
Есть ли смысла вообще жить?
Есть. Месть.
Но Хёнджин сейчас бессилен. У него нет сил, будто кто-то забрал его душу. Хёнджин только обнимает колени, падает на кровать, плачет. У него в груди больно. Вместо сердца лишь пустота.
***</p>
Минхо заходит домой. Опять грёбанная тишина. Только что он проводил Джисона в аэропорт. Тот улетает в Малайзию на две недели. Теперь у Ли есть шанс открыть двери в спальню младшего брата. Родители в данный момент находятся в Швейцарии. Примерно две недели их тоже не будет.
Состояние Хёнджина его немного пугает. За это неделю младший наорал на всех служанок, беспокоющих его, поэтому даже Джисон пытался войти в комнату. Минхо понимал его, нет, старался понять, но всё никак не выходило. Как можно из-за подруги так закрыться в себе? Эта девушка уже умерла, Хёнджин! Нет. Минхо понимает, как она была дорога этим двоих. В отличие от Бомгю, Хёнджин хотя бы издает звуки, ведь в доме Чхве всё ужасно, по словам Ёнджуна. Как Ли понял, только два дня назад Бомгю выписали из больницы, а после он также закрылся в комнате. Даже угрожал, что если кто-то зайдет, то он просто убьёт себя на глазах у всех. Никто никогда не сделает что-то против его воли. Никто.
Парень уверенно поднимается по лестницам на второй этаж, вытащив из комода набор ключей. Тот с красной лентой. С каждым шагом он всё ближе и ближе к двери комнаты Хёнджина. Минхо ещё не решился, ему как-то страшно в душе. А вдруг он найдет омегу мерт...
Он открывает дверь. Темно. В нос ударил запах апельсинов. Альфа тяжело вздохнул. Нравится.
— Джинни? — тихо зовёт его альфа. Глаза поймали силуэт, лежащий на кровати, и он услышал тихие всхлипы. Минхо просто включает свет, давая себе шанс рассмотреть всё ясно.
— Я же сказал не входить. — тихий голос омеги заставил его сердце разрываться. Альфа закрывает дверь, после подходит к кровати.
— Я беспокоился, малыш. Пожалуйста, вставай...
— Уходи.
Минхо молчит. Он прекрасно понимает, что сейчас бесит омегу, но у него нет выбора. Альфа садится на кровать, после резким движением хватает младшего за запястье, поднимая с постели.
— Соберись уже! Рюджин умерла! Её нет! Ты не можешь так сдаться и бросить всё из-за неё! — говорит грубо он, смотря на больные глаза омеги, тот плачет ещё сильнее.
— Ты ничего не понимаешь! Ничего! — кричит Хёнджин, после бьёт альфу по груди. — Не твоя подруга умерла, а моя! Она любила нас! Ты...
Минхо впивается в губы омеги, целуя грубо, чтобы тот заткнулся. Поцелуй стал ещё глубже, когда омега начал отвечать. К счастью или к сожалению Минхо, но обоим было приятно. Альфа обнял омегу за талию, тот в ответ ухватился за его шею, делая поцелуй более страстным. Ли тяжело дышал, затуманенным взглядом смотря на младшего, который совершенно точно не понимал, что вообще происходит. Его взгляд был пьяным. Но поцелуй продолжался, несмотря на нехватку воздуха.
Старший часто дышит, стараясь глубже вдохнуть апельсиновый запах омеги, который оседает на кончике его языка, заставляя желать ещё больше. Первым отстранился сам омега, который сразу заплакал, схватившись за живот. Минхо испугался, не зная, что делать.
— Джинни? Что...
— Больно... хён... теч... кажется, течка... ах. — Омега сильно сжимал ткань футболки альфы. Минхо же совсем потерялся, его уже опьянили. Запах апельсинов обволакивал его с ног до головы и ему это начинало нравиться. — Не оставляй меня...
В такие моменты все омеги одинаковые. Они просят, чтобы их трахнули, а когда вспоминают, то сожалеют. В такие моментах надо действовать умом. Но это волнует Минхо, у которого наконец-то появился шанс доказать сводному брату, насколько он его любит. Хм?
Минхо быстро выбегает их комнаты омеги, направляясь на кухню.
— Господин Кан! Пусть все прислуги покинут дом в течений пяти минут! — кричит он грубо, заходя на кухню. Берет из бара два крепких напитка, лед и стаканы. — Господин Кан!
— Хорошо, Господин, но...
— Я просил вас задать вопросы? У вас осталось четыре минуты. Все! Пусть Джихун и Дан Тэ стоят перед домом на страже. Чтобы никто не зашёл в дом! Пока я не сообщу, когда вам можно вернуться.
Да. Это Ли Минхо. И сегодня он исполнит свою мечту. Заставит Хёнджина изгибаться под собой, он будет его первым. Не Ким Сынмин, а Ли Минхо!
Альфа заходит обратно в комнату омеги, ухмыляется, видя, как тот хныкает. Первая течка. Так и случилось с Джисоном. Но перед ним не Джисон, а его кукла, Хёнджин.
— Хён... убери эту боль, пожалуйста. — плачет омега, умоляюще смотря на альфу. Он зовёт его хёном?
— Сделаю. Так и сделаю, милый мой, — говорит с ухмылкой альфа. Его сейчас не волнует состояние младшего, его волнует тот шанс, который он может упустить. — Сделаю тебя моим.
Минхо нависает над омегой, держа его руки над головой, любуется видом. Под ним лежит кумир, любовь многих людей. Как же сейчас Минхо гордится собой. Хочет, чтобы это видели все. Хочет, чтобы их видел Ким Сынмин. Но этоневозможно. Кого это вообще сейчас волнует?
Минхо наклоняется к лицу младшего, когда слезы текут по его вискам и смачивая волосы, утыкается носом в линию подбородка, выдыхая произносит.
— Помнишь, что ты сказал мне той ночью?
Хенджину было бы трудно вспомнить прошлую ночь, когда на него поверженного не нападали так, как это было сейчас, но он все равно не может произнести ни слова, слишком занят, вздрагивая от прикосновений альфы между его ног.
— Сказал, что твоим первым будет Сынмин, сказал, что будешь принадлежать только истинному. Но сейчас я... — альфа рычит ему на ухо, слегка покусывая мочку, внизу снимая пижамные штаны младшего. Он чувствует влажную кожу омеги, слышит жалкие хныканья, чувствует жар. Его. Все это его.
Хёнджин откидывает голову назад и хочеть раздвинуть ноги немного шире, чтобы дать Минхо больше места и тихо рычит, когда чувствует руки альфы там. На голых участках кожи.
Минхо наконец-то снимает эту белую футболку, давая себе возможность любоваться младшим ещё больше. Как же он себя сдерживает, чтобы не съесть эту прелесть. Такой стройный, красивый. Он красивее Джисона. Вкуснее Джисона. Комфортнее Джисона.
Запах Минхо с новой силой ударяет в нос Хенджина, и он сглатывает, прежде чем снова встретиться с глазами альфы, взглядом чистого, нефильтрованного возбуждения.
— Так чертовски великолепно, — говорит низким тоном альфа, посасывая розовые соски омеги, поднимаясь к шее, целуя, не оставляя там больше красных засосов, метку. Пока рано. Нельзя.
Хенджин чувствует себя таким желанным, таким сексуальным, что он ни в малейшей степени не удивлен тому, что чувствует как руки альфы переместились ближе к его текущей дырочке. Парень тяжело выдыхает. Это чувство... но...
— Подожди. — Альфа быстро встает с места, подходит к подносу на тумбочке омеги, который оставил сам. Презервативы, смазка, кинул на кровать рядом с омегой, который лежал и наблюдал за старшим. Видно, как тот страдает, видно, как альфа сдерживается. Минхо выпивает стакан алкоголя, кидает в рот лед, после смотрит на омегу как хищник.
Сердце Хвана колотится в груди, когда Минхо наклоняется, чтобы прикоснуться ртом к его коже, слизывая языком природную смазку омеги и поднимаясь к пупку, в то время как Хенджин все время дрожал и смущенно истекал. Ароматы между ними заставляют его член болеть еще сильнее, стекая по его стволу и подергиваясь при каждом сладком прикосновении губ альфы.
Когда Минхо отстраняется, он сжимает бедро Хенджина одной рукой, кончик языка оказывается прямо напротив влажного и разгоряченного члена Хенджина. Голодные глаза всего на секунду поднимаются к лицу омеги, а затем с ухмылкой прохладные брызги покрывают весь путь от кончика члена Хенджина вниз по его стволу и до основания, и омега кричит от разницы температур на его чувствительной коже. Как же ему сейчас приятно.
— Как же мне с тобой хорошо, — напевает Минхо, опуская канистру рядом с ними, чтобы провести ртом по коже члена омеги, облизывая и посасывая, и Хенджин впивается зубами в губу в неудачной попытке сдержать некоторые из его громких, скулящих криков.
Рот Минхо просто слишком хорош, такой мягкий и теплый, он тает, как взбитые сливки, и тот слизывает их. Пальцы погружаются в его влажную дырочку, скручиваясь и изгибаясь, как надо и слезы снова затуманивают его глаза. Омежье дыхание начинает учащаться, бедра приподнимаются, когда Минхо продолжает сосать и слизывать сливки с его члена, в то время как он глубоко погружает пальцы в него. Как хорошо, что Минхо отпустил всех слуг, иначе они бы стали свидителями <s>инцеста</s>. Пройдет совсем немного времени, и омега кончит, если всё будет продолжаться точно так же, то он захочет большего. Альфа все еще одет, а омега хочет посмотреть, хочет прикоснуться.
Да он просто не хочет чувствовать себя в роли жалкой шлюхи.
Так что с жалобным плачем он пытается сказать Минхо именно это, всхлипывая между слезами и икотой от возбуждения.
— Хён, хён... пожалуйста... — он скулит, слезы стекают по его лицу, когда он пытается сесть, но его тело просто продолжает трястись и дергаться.
— В чем дело малыш, м? — Минхо все еще не останавливается, продолжает втирать подушечки пальцев в его простату и лизать головку его члена, удобно расположившись между бедер Хенджина.
— Хочу, хочу тебя, пожалуйста, пожалуйста! — он умоляет, теряя рассудок, и наконец с легким смешком Минхо отстраняется. Как же альфе хочется снимать этот момент на камеру. Он прекрасно понимает, что Хёнджин после будет жалеть, но пока всё нормально. Он великолепен, когда ведёт себя как нужающийся омега.
Минхо, не колеблясь, снимает штаны и нижнее белье за один раз, оставаясь полностью обнаженным, и омега позволяет своим рукам блуждать, притягивая его ближе и соединяя их губы. Он чувствует вкус взбитых сливок на языке мужчины и стонет.