Всё-таки, твой выбор пал на меня. А я свой уже давно обозначил. (2/2)

— Сначала я спрашиваю сам себя, пытаясь найти самый честный ответ, — я посмотрел на него, — а потом иду к самому важному другу и спрашиваю уже его.

— Вот как. И, кажется, такой друг у нас с тобой один на двоих. — Он хмыкнул, прикрыв свои глаза ладонью.

— Вполне возможно. Так ты скажешь мне уже то, за чем я сюда пришёл?

— Да… — он сложил руки на груди, как-то по-важному зыркнув на меня. — Я действительно не зря появился сейчас в жизни Маринетт. Ты верно мечешься на месте, наши чувства с тобой очень похожи. А вернее, они идентичны. — Он подошёл ко мне ближе. — Но есть одна разница. Она мне нравится и я могу сказать об этом, а ты ещё не разу не одарил её таким счастьем.

— Много-то ты знаешь. — Я поднял голову, показывая, что меня этим не зацепить. Игра льва и кота продолжалась.

— Но, несмотря на это, — он проигнорировал мои слова, — она выбрала тебя.

Мои глаза сморщились, не воспринимая то, что он сказал.

— Сколько раз мы с ней не говорили, все разговоры были только об учёбе в Китае и тебе! Мне настолько уже надоело слышать о том, какой ты нежный и милый, буэ~ — Он явно кое-как сказал это мне в лицо. Видно, его тело дёрнулось от потока мурашек. — В общем, — от ткнул мне пальцем в грудь, — не обижай её, Агрест. Я продолжу нашу дружбу, ты не станешь преградой, но в любви ты уже победил. Поздравляю. — Люка развернулся ко мне спиной и двинулся в сторону домов. — Я пошёл. Мне больше тут нечего делать сегодня. — Это последнее, что он выкрикнул в мою сторону.

Я возвращался к пекарне, где, перед тем как открыть дверную ручку, прокрутил в голове ещё раз слова Люки. Моё сердце стучало очень быстро — также, как быстро передо мной оказалась Маринетт. Она распахнула дверь, увидев меня стоящего за дверью и просто обняла. Я взял её за нежные, мои любимые, ладони и чмокнул в лоб.

— Я так счастлив, принцесса.

Она не поняла причины, но одарила меня большой сияющей улыбкой.

— Пойдём, счастливый, ты ещё не пил свой апельсиновый чай.

На улице становилось всё темнее и темнее, а на сердце всё светлее и светлее.