Часть 1 (1/2)

31 сентября 1997 года.

Выдох и отчаянный стон прозвучали в удушающей тишине, и затем раздался тихий, огорченный голос, принадлежавший юной девушке:

— Когда ты говорил про то, что он действительно хорошо всё спрятал…в этот раз признаю: я была слишком самонадеянной и не подумала как следует.

Обладательница голоса выдохнула ещё раз, присаживаясь на кровать и кончиками пальцев зарываясь в густые светлые волосы, изредка поглядывая на невысокую, худую фигуру своего напарника, который начал нервно перебирать что-то в шкафу.

Уже старый и расцарапанный шкаф, который только чудом держался целым, должен был хранить в себе что-то ценное, хотя бы малую часть того, что нужно. Видно, что они на нервах и в неком отчаянии, а то, что эти двое ищут — просто жизненно необходимо, по крайней мере так можно было подумать, наблюдая за их поведением.

Светловолосая девушка на секунду нахмурила брови, замечая что-то неладное и, встав с пыльных простыней, подходит ближе к стене и пристально прищуривается, вглядываясь в узкое расстояние между шкафом и стеной, щёлкнув пальцами, тем самым обратив на себя внимание второго человека:

— Отодвинь эту рухлядь, — она задумчиво провела пятёрней по толстому слою пыли. — Кажется, я знаю, где это…

Глаза устремились на «собеседника», кем оказался молодой черноволосый парень с весьма притягательно голубыми глазами. Он был чем-то похож на девушку, с нетерпением ожидавшую выполнения её команды. Юноша начал с неприятным скрипом отодвигать предмет мебели, который уже разваливался, но смысла беречь то, что никак не помогло и будет в итоге забыто — не было.

За набором из деревяшек находилось то, что и вызвало подозрение у девушки. Стены комнаты были тускло-жёлтого цвета, но конкретно в этом месте был неровный отличающийся оттенком квадрат, видно сделанный на скорую руку без каких-либо стараний.

Парень подошёл ближе, осторожно постукивая кулаком по подозрительному местечку, и его лицо приобрело более удивлённое выражение. Эмоции смешались с восхищением и будто бы со непонятной благодарностью. Наконец, прозвучал и его голос:

— Точно…

Парнишка, выходя из комнаты, оставляет девушку одну, но лишь на три минуты, возвращаясь с небольшим, но достаточно тяжёлым молотком. Он подходит к нужному местечку, с размаха бьёт стену так сильно, что как оказалось, тонкий слой цемента посыпался на пол, а доска, которая закрывала то, что они ищут, подозрительно потрескалась. Ещё один удар, и стена с грохотом ломается, а свет от фонарика озарил искомую ценную вещичку.

Рука девушки тянется, ловко подхватывая достаточно объёмную тетрадь с обшарпанной обложкой и старыми листами. Купили её явно около двадцати лет назад. Было видно, что без внимания тетрадь не осталась: в ней точно писали что-то ранее, однако законченной тоже не была, имея парочку нетронутых и немного пожелтевших страниц.

Быстро пролистав всё, девушка закрыла тетрадь, оказавшуюся личным дневником, выдохнула и, приобняв его, взглянула на уже забытую сумку. Аккуратно положив ценную вещицу туда, глянула на своего напарника и сказала:

— Отдай приказ, чтобы стену заделали. И пусть закинут что-то бесполезное туда, главное — старое.

Она повернулась спиной и направилась к выходу, сопровождая себя тяжёлыми вздохами и задумываясь о чём-то своём.

1 июля 1975 года.

Время: 14:00.

«Дорогой дневник, примерно пару месяцев назад я рассказывал, что моя матушка оказалась в положении, однако точного срока я не знал. Хотя отчётливо помню, что у неё уже выступал круглый живот…

Изначально эта беспокойная женщина подумала про опухоль, но когда она сходила к врачу, то оказалось, что она беременна. Отец несомненно обрадовался такому событию, ведь желанный второй ребёнок спустя столько лет, а я… А я не понимаю своих личных чувств ведь, считал, что буду всегда единственным у своих родителей, а почти на пятнадцатом году этой жизни узнал, что не всё будет так, как хотелось бы. Точно, ближе к делу…

У меня родился брат, мы назвали его Семёном. Брат — это хорошо, как по мне, ведь, будь это девочка, я бы и вовсе не знал, что делать. С ними сложно: они то слишком конфетные, то слишком гадкие — особенно маленькие, — плачут постоянно, да и логика у женщин странная. Не понимаю их. Спасибо, что у меня брат.

Так как роды дались маме тяжело, ей нужно отдыхать, и я, как заботливый и любящий сын, помогаю с маленьким, когда нахожусь дома, ведь это достаточно редкое явление, учитывая моё положение сейчас. Что ж, больше рассказывать мне нечего. »

5 августа 1981 года.

Время: 6:00.

«Дорогой дневник, я так редко стал писать, что и вовсе позабыл о твоём существовании. Уже два года прошло с тех пор, как я вообще здесь что-то оставлял. Что ж, у меня есть новость! Во-первых, у меня снова было недавнее пополнение в семье. Третий ребенок. Я снова почему-то надеялся на мальчика несмотря на то, что мне уже двадцать один, но ожидания не оправдались…

В нашей семье появилась маленькая принцесса, которую мать назвала Роксаной или же Рокси. Только вот состояние мамы ухудшилось, а отец сел в тюрьму за два месяца до её рождения… А ещё она недоношенная. Я всегда знал, что отец далеко не самый лучший человек, но он всегда успешно заметал за собой все следы. Его видимо подставили…

Нет, это определённо подстава! Вокруг него много плохих людей, но как же понять кто и зачем это сделал? Это просто невозможно! Но я знаю лишь одно: предатель был рядом, жаль, что я не ознакомлен с его делами, иначе бы уже давно нашёл эту крысу и покончил бы с ним раз и навсегда…

Просить помощи нет никакого смысла. Уговор о том, что мы не можем вмешиваться в дела других группировок, не даёт этого сделать. А жаль. Но такое чувство, будто без отца всё просто распалось, и будет прибавление либо у нас, либо у других…»

5 сентября 1981.

Время 19:30.

«Дорогой дневник, снова я теряюсь в сомнениях: правильно ли я сделал, хорошо ли согласие на мои действия? Мать окончательно двинулась головой, её забрали в психушку, отец сидит, да и явно не освободится в ближайшие пятнадцать лет. Я просто не знал, что мне делать с детьми. Малышке Роксане всего месяц, а Семёну шесть лет, поэтому я не нашёл чего-то лучше, чем прийти с ними к Олегу и попросить оставить в организации…

Благо, он дал своё согласие, но только потому, что мы давние друзья и я его заместитель. Ему жаль меня и моих брата с сестрой, хотя для них тут опасно. Однако это лучше, чем находиться в холодной квартире.

Несколько девушек и парней согласились следить за ними, когда я буду на задании. Семён только пошёл в школу, надеюсь, он не расскажет никому про мои дела, да и про организацию в целом. Он умный мальчик, поэтому понимает, чего не стоит делать, но волнение за мальца всё ещё есть. Каждый раз выдыхая, я чувствую, как воздух становится тяжелее и мне не по себе, чувствую, что произойдёт что-то плохое, но, не могу понять что…»

1 сентября 1995 года.

Время: 22:00.

Обшарпанные стены с расползающимися трещинами на бетоне. Лежащий на холодном полу человек. Порванная одежда, гематомы на руках и нога, парочка выбитых зубов, а ещё кровь из сломанного носа. Кажется, он даже не мог сделать и вдоха, не то что двинуться или дышать.

Рядом стояла парочка мужчин. Все в одинаковой синей спортивной форме, которая была изрядно потрёпана и больше была похожа на ободранные тряпки. На фоне всего этого можно приметить несколько выделяющихся фигур: девушка невысокого роста, с русыми волосами по плечи, которые спереди были подстрижены в чёлку. Серые глаза с очарованием и удовольствием рассматривали жертву, пока рука крепко сжимала биту.

Рядом с ней стоял высокий рыжеволосый парень, серо-зелёный блеск глаз которого выражал безумное удовольствие от всей ситуацией. Сухие губы скривились в подобии ухмылки. Внимание к его лицу прежде всего привлекал длинный глубокий шрам ближе к правому уголку губ. Второе, же: проколотое ухо, в котором красовалась вытянутая серьга чёрного цвета, по форме похожая на круг.

Переступить дорогу этим людям было ужасным решением, и мужчина это понимал, ему оставалось только надеяться на то, что его хотя бы оставят в живых взамен на молчание, но это было самым маловероятным вариантом.

— Ира, не думаешь, что нам пора заканчивать с этим вот? — мужской, слегка уставший, но при этом наигранно весёлый голос заставлял обратить внимание девушки на его персону, пока та, крепче сжав в руках биту, задумалась о том, что бы сделать дальше с грязной крысой, что лежала прямо перед ними, судорожно глотая воздух.

Серые, словно сталь, глаза постепенно перешли на этого безумца, удивляясь. Обычно они пытали провинившихся часиков пять или шесть, а сейчас от силы часа два прошло.

Парень немного наклонился, скучающе вздохнул, теряя былой интерес. Он выпрямил спину, и прикрыв глаза, наконец сказал:

— Он слишком скучный, — парень фыркнул: — И видимо он ничего не знает, — он пренебрежительно сморщил нос. — Мусор нужно выносить, пока не завонял окончательно. Труп этого ублюдка можно просто сжечь, прямо тут, — юноша едко ухмыльнулся, скосив взгляд на напарницу. — Или испугалась, Филипенко?

Ирина раздражённо цокнула, пихнув товарища локтём. Он с размаху наносит очередной удар по животу жертвы, вызвав душераздирающий вой. Рыжеволосый юноша нахмурился.

— Дань…

Данил садится на корточки рядом и грубо оттягивает крысёныша за волосы, без лишних слов достав ножницы. Ногой он со всей силы вдавил ладонь провинившегося, заставив его слабо заскулить от боли. Один из его палачей силой вытаскивает язык жертвы, крепко стиснув челюсть. Бедняга вздрогнул всем телом, почувствовав холодное лезвие на языке. Уже через мгновение помещение наполняется громким воплем. Жертва что-то неразборчиво мычит, захлёбываясь собственной кровью. Даня с отвращением вытирает руки о чьи-то штаны и наконец отходит, дав Филипенко сделать последний удар, который оборвал страдания врага навсегда.

Остальная компашка хоть и не выглядят испуганно (они уже привыкли наблюдать подобное), но в их душе эти двое поселили животный страх. Если Данилу было уже двадцать, то Ире только несколько месяцев назад стукнуло шестнадцать и то. Жестокость столь юной девушки не могла не пугать. Про Даню же все знали, что он был психически не здоров, а вот девушка — другой вопрос. Было в ней что-то скрытое, уж слишком она хорошо действовала с любым оружием, однако причину этому знали только более близкие люди для этой особы.

Их работа на сегодня закончена, остальное сделают те, кто пришёл «для поддержки», впрочем, им тоже пора бы поработать. Эта парочка, поправив испачканные кровью куртки, уже была готова уйти в ту же минуту, однако их мысли прервали звонкие, но при этом неторопливые хлопки в ладоши.

Из тени показался невысокий девичий силуэт. Её светлые и спутанные волосы, напоминавшие пшеничное поле своим цветом из-за освещения, казались несколько тусклыми, будто бы на старых цветных фотографиях, что уже потеряли былой цвет. Кожа её казалась какой-то болезненной, а одета столь юная особа была в кофту с достаточно длинным горлом и неровно обрезанными рукавами.

Наверное, в голове девчушки этот вид смотрелся более круто и по-взрослому, хотя для окружения это просто обычный, слегка неряшливый ребенок, который мог бы сейчас спешить на площадку к друзьям, чтобы не пропустить очередную игру, но находилась она сейчас именно тут.

Она лениво потягивается, специально шлёпая по холодному бетону подошвой осенних ботинок, чтобы все обратили на её персону внимание, без исключений. Подходит совсем близко к трупу — насколько это вообще возможно, — при этом избегая свежей алой жидкости на полу и, печально выдыхая, садится на корточки, внимательно рассматривая эту бесформенную кучу окровавленного мяса. Девочка укоризненно качает головой, и наконец слышится спокойный, но при этом по-детски звонкий голос:

— Неужели никакой полезной информации он не принёс? Как жаль, я уж думала, что он не тупорылый и внешность обманчива! Как же обидно, ах…