Глава 4. Поддержка и опора (1/2)

Голоса стихли, и на крыше вновь воцарилась тишина, тягостная, давящая, нарушаемая лишь тяжелым дыханием двоих оставшихся, мутанта и куноити. Отверженные, отрекшиеся каждый - от того, что было близко и дорого, но при этом пока еще не союзники. Одинокие вдвоем, каждый своей личной потерей.

Впрочем, лидер черепашьей команды не привык много рассуждать тогда, когда требовалось действовать. Особенно незамедлительно: кто знает, когда именно было обнаружено исчезновение Караи и как далеко сейчас от них находится погоня. В том, что она, погоня, будет, ни один из них не сомневался. Когда это Шредер соглашался добровольно - да не то что отдать, хотя бы поделиться тем, что считал своим? Припомнить подобное не смогли бы, пожалуй, даже родители-воспитатели будущего лидера Фут, что уж говорить о прочих! И действовать он привык наверняка, а значит, с посланными за Караи воинами клана, вполне возможно, они не сумеют совладать и вдвоем.

Все это Леонардо незамедлительно, хотя и очень кратко, высказал Караи в качестве аргумента как можно скорее покинуть это место, покосившись на едва-едва начавшее сереть небо. Открытое всем ветрам и возможным наблюдателям, оно никак не могло стать надежным убежищем даже на одну ночь. Честно сказать, против Футов имелось одно-единственное, на взгляд черепахи, укрытие, но именно сейчас оно было недоступно. А значит, придется обойтись тем, что есть. И понадеяться, что до рассвета этого хватит. Что именно должно измениться с наступлением утра, он предпочел не задумываться.

Помолчав немного, куноити согласно кивнула. До сего дня это место, куда она приходила в поисках уединения, казалось ей достаточно скрытым. Но - от любопытных глаз, не от реальных врагов, которыми с сегодняшнего дня стали все без исключения члены клана. Тем более, что оружия в спешке и скрываясь от чужих глаз, она во время бегства захватить не успела. Не сообразила. Была в какой-то прострации, не иначе. Зло шикнув сквозь зубы, куноити мотнула головой, отбрасывая с лица непослушные пряди. Теперь же придется положиться на спутника, как бы унизительно это ни было.

***</p>

Но она никак не ожидала, что укрытием этим станет заброшенная комнатушка на одном из чердаков на окраине квартала. Куноити с сомнением посмотрела на черепаху, предполагая (хоть Лео и не был склонен к подобному) не очень удачную шутку. Как-то уж слишком не вязался у нее образ аккуратного, даже педантичного лидера с такой халупой. Впрочем... многим ли отличались их апартаменты в сточных трубах от этой комнатушки?

Надежно запертая на замок с обратной стороны дверка и накопившийся возле нее мусор лучше всяких слов говорили, что жильцы дома сюда наведываются нечасто и вряд ли их потревожат. Через слуховое окошко же под самым козырьком, куда с некоторым трудом протиснулся сначала Леонардо, а затем она сама, возможные противники смогут проникнуть лишь по одному, что даст хоть небольшое, но все-таки преимущество.

Внутри помещения, вопреки ожиданиям, оказалось довольно-таки чисто и даже почти тепло. Должно быть, черепаха не раз наведывался сюда, желая уединиться вдали от шумных братьев. Караи даже немного позавидовала ему: ей самой такое счастье выпадало отнюдь не часто. Постоянно среди людей, на виду, вынужденная носить маску безразличия как второе лицо. Ее спасение и ее проклятье... Даже сейчас было так трудно освободиться от нее, выпустить на волю настоящие чувства. Остались ли они еще?..

- Располагайся, - Леонардо кивнул в угол, где, прислоненное к стене и прикрытое тряпицей, чтобы не собирать лишнюю пыль, куноити нашла сидение от старого стула. Потрепанное, но еще в принципе целое и пригодное для использования.

Лишний раз отряхнув вещицу ладонью, куноити обвела взглядом помещение и, пристроив ее на облюбованном месте, спохватилась:

- А как же ты?

Несколько запоздало она сообразила, что сидение было здесь, скорее всего, в единственном числе, и припас его мутант для себя.

- Обойдусь, - слабо улыбнулся тот, сделав успокаивающий жест. - Я же все-таки ниндзя.

И прислонился панцирем к стене, давая отдых ногам, ничего не добавив больше. Разговаривать не тянуло совершенно, муторно и тягостно было на душе, хотя в правильности своего решения Леонардо был уверен.

- Вообще-то я тоже, - чуть слышно буркнула девушка, однако же отказываться не стала. Присела, прислонившись к стене, согнув колени и обхватив их руками, словно желая стать меньше. Вместе с немного отхлынувшим напряжением силы тоже стремительно покинули тело. И чувствовала себя куноити, хоть и обошлось дело почти без драки, так, словно в ней поучаствовала, причем в заметном меньшинстве. Проще говоря, ощущала себя побитой и душевно, и физически.

И главной причиной тому было отступившее на время, но вновь навалившееся чувство одиночества и безысходности. Она сама, добровольно отреклась от клана, бывшего ее домом и семьей. И теперь была сама по себе, отрезанный край, одна против всего мира. Но Караи не знала, даже не представляла, насколько тяжело и больно это будет. Теперь ей мучительно не хватало всего и всех, что наполняли ее жизнь содержанием и смыслом, одной чести и собственного достоинства было слишком мало, чтобы закрыть эту брешь. И от боли они не спасали.

Но хуже всего было чувство беспомощности. Прежде Караи, подвластная интересам клана и его мастера, не распоряжалась своей судьбой, а сейчас... сейчас была в растерянности. Куда идти?.. Что делать?.. Куноити не знала, и, как нарочно, ни одной умной мысли не приходило. Она одна, совершенно одна в этом холодном равнодушном мире, и никто не придет на помощь, что бы с ней ни случилось. Она всегда чувствовала себя достаточно сильной и выносливой, чтобы пережить, что бы ни послала ей судьба. Но лишь сейчас поняла, что немалую часть этой силы составляла вера в отца и в клан, незримо стоящих за ее спиною. Сейчас же, как бы она ни храбрилась, Караи не была уверена ни в чем.

И все же она не совсем одна. Усилием воли Караи подняла голову, придавая лицу максимально нейтральное, равнодушное выражение. Даже в полумраке чердака она отчетливо различала в падавшем из оконца тусклом свете (должно быть, уже начало светать) темную коренастую фигуру мутанта. Вскарабкавшись на стоявший в углу массивный потрепанный комод и усевшись, скрестив ноги, на таком вот своеобразном возвышении, Леонардо неподвижно смотрел куда-то в сторону окошка, в затянутый облаками кусочек неба, светлевший с каждый минутой, и трудно было сказать, о чем он думает.