ᴛᴀᴋᴀsʜɪ ᴍɪᴛsᴜʏᴀ¹⁸⁺| ᴘᴀʀᴛ 1 (1/1)
Я одинока. Куда же ведёт эта «бриллиантовая дорога»? Вокруг меня ничего, кроме холодной пустыни вечности. Месяцы, проведённые в забвении на средине бескрайнего океана, секунды, несущие меня по волнам ужасающего удовольствия... Куда они меня выбросят? На какой берег? Минуты казались часами; часы казались днями; дни — неделями. Зачем? Ради чего я?.. Забыться? Нет. Ещё тогда... в первый раз я поняла, что дверь, выбранная мной, оказалась лишь шагом в бездонную пропасть, в которой я до сих пор лечу камнем вниз, на встречу желанному дну.
Сладкая эйфория мешается со страхом от потерянности и ненужности в этом мире, они поглощают меня из раза в раз. В свете тускло-красного освещения комнаты откуда-то брались новые цвета, мебель парила вместе со мной на мягких облаках. Чувство невесомости каждый раз пугало своей реалистичностью и не было никого, кто бы спустил меня на Землю.
Космический поток нëс меня по своим рекам куда-то далеко за пределы вселенной... Казалось, это мой последний полет. Но, на самом деле, я того желала.
Он со скрипом открыл тяжёлую железную дверь в мой дом, и леденящий душу страх неизвестности лег темной вуалью на чужие плечи. В воздухе полумрака парила боль, что сводила мужчину с ума. Легкие Такаши наполнились ледяным воздухом, долгий выдох, обжигающий своим потоком замерзшие мужские губы, и вот — шаг. Второй. Третий.
— Кагуя? — пробежался глазами по просторному дому, — Это Мицуя. Ты дома? Почему дверь открыта?
Ответа не последовало, но Мицуя наверняка знал, что я у себя.
— Ты меня пугаешь... — он открыл дверь гостиной, и душу посетил панический ужас. Ужас, который отнял дар речи. Я сидела, словно растаявшая свеча, на кожаном диване. Застывшие глаза устремлены в никуда, они смотрели сквозь этот мир. Лицо казалось заснеженным островом, бледным словно смерть. Ладони лежали по бокам и смотрели вверх. Берег моего затуманенного сознания находился где-то далеко за пределами видимости.
— Кагуя... — Такаши попятился назад, словно отпрянул ото сна; в голове пронёсся оглушительный ружейный треск. Встряхнув головой, он подбежал ко мне, падая на колени у ног.
— Снова? — скалясь, шипел он, слегка сжимая мои руки и кладя голову на бëдра.
Ледяная как труп, пульс едва прощупывается. В комнате холодно, но Таканчик чувствовал, что задыхается. Сдавливающие чувства в горле и груди от поступающих бурных и горячих слëз не давали трезво соображать.
— Кагуя, солнышко моë, ну что ты снова наделала? — качал он беспомощно головой, забирая в кулаки рукава моего худи.
— Скорую. Да... Да! — глаза нервно бегали из стороны в сторону, а трясущиеся руки безумно быстро нащупывали телефон по всему мужскому телу: штаны, грудь, живот, карманы куртки.
— Нет. Нельзя скорую. Кагуя, я позвоню Коко, у него связи, — Мицуя слегка потряс меня за плечи. — Ты слышишь меня, хей? — Мицуя постучал по моим щекам, взял за подбородок и взглянул в мои глаза. В них не было ничего, кроме высохших пустынь, наполненных тоской. Из последних сил я смогла лишь немного разомкнуть засохшие губы и тут же, через мгновение, закрыла глаза; матрица моего измученного сознания треснула, и я погрузилась во всепоглощающую пустоту.
— Черт, блять, черт, черт, только не это! — обхватил он горячей ладонью мою бескровную щеку.
— Таканчик? Алло? Что произошло? — послышался голос Хаджиме на проводе.
— Пиздец, Коко, у нас проблемы... — Мицуя пробежался широко раскрытыми глазами по моему безжизненному лицу...