Глава 10. (2/2)

Просто ничем иным эту уверенность в том, что скумбрия всегда к нему придет и спасет его, не объяснишь.

— Чуя, давай-ка мы тебя помоем и в кроватку, хорошо? — тихо шепнул шатен, аккуратно привставая и придерживая рыжика за плечи. Рыжик согласно что-то пробубнил, делая попытки помочь, перебирая ногами. Впрочем, если бы не Осаму, он бы все равно рухнул вниз. Суицидник с щелчком открыл баночку шампуня, аккуратно смочил волосы Накахары водой, после чего выдавил на руку шампунь и начал массировать его голову, вспенивая его. Тот лишь довольно зажмурился, полностью расслабляясь. — В кроватку?

— Угу… — широко зевнул Чуя, которому сейчас больше всего хотелось только спать. Но еще больше в данный момент его радовало то, что Дазай его на руках таскает и, видимо, таскать собирается и дальше, а то он сам не смог бы удержаться на ногах, потому что те явно бы подломились. Все-таки, к такому стрессу его ослабленные нервы не привыкли, так еще и усталость.

В конце-то концов, сколько можно бояться?

Если бы Осаму хотел, он бы уже давно его убил. В конце-то концов, когда Чуя при нем дрых, свалившись без сил, у него множество возможностей было. И гравитация не была бы помехой. В конце-то концов, шатен обладает обнуляющей способностью.

Ему аккуратно моют голову, а потом обмывают все тело. Чуя слабо вздрагивает, когда шатен, не сдерживаясь, то и дело кусает его за различные части тела, будто ему мало и так уже оставленных укусов. Рыжик про себя матерится, прикрывая глаза и мысленно представляя, во что завтра превратится его тело. А уж шея…

Мда…

Наверное, то, что он наблюдал до этого, это просто цветочки.

Дазай вытирается и сушит волосы, после чего оборачивает Чую в большое широкое полотенце и резко подхватывает его на руки, ненадолго подбрасывая, от чего тот тихо взвизгивает и недовольно смотрит на него, даже взбодрившись от всплеска адреналина:

— Осаму!

— Что? — невинно округляет карие глаза тот, пряча танцующих ламбаду чертей. Накахара недовольно зарычал, но ему было слишком лениво, чтобы дергаться или бить шатена. К тому же, тот и так на голову ударенный. А еще говорят, что на инвалидов обижаться нельзя, да.

— Уронишь меня, я тебя прикончу. — сообщил он, зевнув, после чего уткнулся лбом скумбрии куда-то в изгиб шеи.

— Ну что ты, малыш Чу, как я могу? — театрально возмутился суицидник, хотя и испытал вспышку нежности, которая заставила его чуть недоуменно нахмуриться. Хорошо еще, что в этот момент рыжик не смотрел ему в лицо. — Детей же нельзя обижать.

— Завались. — без гнева произнес Накахара.

После всего этого, устав от впечатлений, произошедшего они просто заснули в обнимку, хотя Чуя все еще удивлялся, почему Дазай настолько спокойно и доверчиво относится, по сути, к предателю.

Впрочем, о чем это он?

По сути Осаму им одержим, так что многое становится куда понятнее.

И страннее уж точно.

***</p>

Утром они проснулись вместе, позавтракали и начали собираться. Это походило на то самое чертово «долго и счастливо», о котором грезят все дети в своих розовых мечтах. Чуя, наверное, тоже мечтал об этом когда-то, но он этого не помнил. А в подростковом возрасте он слишком озабочен был своим выживанием и защитой своей группы, чтобы тоже об этом задумываться. Да и в мафии… ну, не самое лучшее место для этого. А сейчас, внезапно получив мирную жизнь и Дазая себе, пусть и не до конца…

Он мог признать, что счастлив. Хотя счастье все еще было понятием эфемерным, но рыжик мог надеяться на то, что, по крайней мере, в предыдущий день и сегодняшнее утро.

Но это не отменяло того факта, что Накахара матерился, рассматривая свою шею, которая за ночь стала выглядеть еще хуже. Серьезно, зачем шатен настолько старательно его метил? Морковку ему, что ли, дать? Пусть погрызет и успокоится.

— Осаму… — тихо зовет Чуя, привлекая к себе внимание шатена. Тот смотрит на него вопросительно, вскидывая бровь. Накахара поводит плечом, спрашивая о том, что волновало больше всего. — Я же предатель, верно? Так почему…

— Почему я тебя не убил? — спрашивает суицидник, получая согласный кивок. — Наверное, потому, что ты мне еще нужен. К тому же, спустя эти три с половиной года, снова встретив тебя, я признаю, что тебе не место в мафии.

— А? О чем это ты? — удивленно спрашивает рыжик, хмурясь.

— Я о том, что сейчас работая в кондитерской за мизерную плату, учась языкам в университете… Подрабатывая в ВДА, в конце-то концов, ты выглядишь… абсолютно счастливым. — Дазай хмыкает, а потом хватает Чую за талию и перетаскивает к себе на колени, после ведя носом вдоль изящной искусанной шейки, с трудом перебарывая желание ее снова тяпнуть. — Я может быть и эгоист, но если тебе лучше с ними, то я тебе это позволю. Разумеется, если ты поклянешься всем, что у тебя есть, что ты всегда будешь со мной.

— Осаму, что ты имеешь в виду?

— Ты мой, Чуя. Я ведь уже говорил тебе это. — тихо шепчет тот, от чего его голос наполняется темной опасной хрипотцой, от которой кровь стынет в жилах. Накахара тихо ахает, замирая от чувства, как эти смертельно опасные руки нежно обхватывают его за талию и притискивают к себе. Рыжик вынужден признать, что от всего этого начинает потихоньку возбуждаться. Как неловко… — Мне плевать, что ты делаешь. Ты можешь уничтожить Йокогаму. Можешь устроить теракт. Можешь ранить меня или попытаться убить. Можешь даже разрушить Концепцию Трех Времен, и я поддержу тебя. Потому что мне плевать на остальное, пока ты остаешься со мной. Пока ты понимаешь, что принадлежишь мне, и носишь мои знаки, все остальное меня не волнует. — суицидник снова кусает рыжика за ключицу, после зализывая место укуса языком. — Ты только мой. Надеюсь, это понятно, Чуя?

— Ты же понимаешь, что это ненормально? — тихо спрашивает владелец Смутной печали, хмурясь. Он понимает, что понятие ненормальности относительно. Особенно с ними, но ничего не может поделать. Он волнуется за Дазая. Слишком сильно, поэтому его не может успокоить мысль о том, что это Осаму предложил именно ему, а не кому-либо другому. Его больше всего пугает, что тот мог бы быть одержим так кем-нибудь другим.

— Понимаю. Но, как бы это смешно ни звучало, я действительно готов ради тебя на все. — тихо шепчет суицидник, медленно целуя Чую в губы. Тот с удовольствием отвечает, прикрывая глаза. Ему не нужно смотреть на того, чтобы понять, насколько тот на самом деле пугающе серьезен.

И это безумно Чую пугает. Накахара сделает все, что угодно, чтобы обезопасить шатена. Он никогда и никому не позволит ему навредить. Ни за что.

Костьми ляжет, но не позволит.

— Почему ты считаешь, что это звучит смешно? — вместо этого спрашивает рыжик, вскидывая одну бровь. Он не понимает, почему Осаму говорит подобное, потому что он сам это смешным совсем не считает. Разве можно смеяться над любовью?

Дазай смотрит немного удивленно, будто правда не понимая, почему Чуя сказал именно это, а потом смеется, покрепче притискивая его миниатюрную тушку к себе под недовольное ворчание. А потом шатен довольно вздыхает и утыкается носом в рыжие волосы, втягивая приятный аромат мандаринов и яблок.

— Это мог сказать только ты. — улыбается тепло и по-настоящему, от чего сердце Накахары предательски екает. — Именно поэтому я и говорю, что тебе совсем не место в мафии.

Это прозвучало с такой любовью, что Чуя даже не нашелся, что сказать. Именно поэтому приподнялся на цыпочки и просто поцеловал, стараясь передать все свои чувства. Словами он едва ли смог бы хоть малую часть передать.