Глава 15 (1/2)
Утро еще не кончилось, а перед его столом уже стоял угрюмый стажер, продрогший и сгорбившийся, и переминался с ноги на ногу.
- Костя? – Дима поправил очки и ободряюще улыбнулся, уже предвидя, что он скажет. Костя, протягивая листки, которые должны были послужить отчетом, угрюмо буркнул:
- Желтым помечены те, что мы отработали, розовым, там, где фигурировали женщины. Их три, личности установлены, можно посмотреть. Не знаю, что там с их внешностью, вполне обычные. Вот. А сегодня мне сказали идти нахер отсюда и не мешать работать.
- Так вежливо?
- Я смягчил, - с неудовольствием признался Костя и насупился. Рабочий опыт явно оказался для него не из приятных. Да и количество помеченных пунктов в списке – какой-то жалкий десяток строчек против нескольких листков таблицы – больно било по синдрому отличника. Потому-то Костя и стоял как в воду опущенный – ждал свою «двойку» в журнал.
Дима просмотрел список для приличия, отметив, что из него выбраны только самые последние происшествия, а на остальные, видимо, собирались забить изначально, и удовлетворенно кивнул. Пока не было никаких причин гнать волну и перерывать все в этом направлении, да и верилось с трудом в то, что Волкова могла бы проколоться на такой мелочи как превышение скорости.
Во всяком случае, пока есть более важные задачи. Дима закатал рукава рубашки и весело сообщил, что сегодня у них скорее день ног, чем головы: самое время перетаскать папки в архив в повале. Ему и самому давно не мешало отдохнуть, а физическая активность как нельзя лучше разгоняет тяжелые мысли.
Юра то ли продолжал биться в закрытые двери, то ли старательно делал вид, отсиживаясь в кофейнях – это Дима выяснит позже. Уж если позволять парню набивать шишки – то по полной. В крайнем случае, наполучает в наказание ворох муторных заданий да ночных дежурств в придачу. И того и другого добра у Димы было достаточно, чтобы щедро им делиться.
Сделали несколько подходов. Конечно, в академии спуску не давали, физическая подготовка у полицейского должна быть будь здоров. Но беготня по лестнице с громоздкими неудобными талмудами все равно быстро их вымотала. Костя, чтобы обеспечить себе передышку, раскрыл папку и начал ее листать, как вдруг остановился:
- Ничего себе, это же вы!
- Ну да, я же следователь. В шестнадцатом я уже работал тут…
- Да нет же! Потерпевший.
Дима нахмурился и пододвинулся ближе. Дело Лильки что ли закрыли этим годом? Вроде рано. Но лицо его быстро разгладилось:
- Точно, ограбление же мы вели отдельно. Федор Иванович тогда сказал, что этот цирк присовокуплять к терроризму – курам на смех. Воронам, если быть точнее.
- Воронам?
Дима вздохнул, отряхивая белую рубашку от маркой канцелярской пыли. Конечно, он понимал, что Костя просто ищет предлог, чтобы продлить технологическую паузу, но с другой стороны – почему бы и не потравить байки? Тем более эта – своего рода легендарная. Он начал свой рассказ о поимке «Гражданина» и о том, что при обыске дома он едва ли не чудом нашел живую ворону – уже порядком обезвоженную, ведь хозяйка сидела в СИЗО, а больше в особняк никого не пускали. Как он повез ее в ветеринарку к сестре и как потом пытался сдать волонтерам, но те только развели руками: брать к себе хищную птицу никто не хотел, тем более от такой хозяйки.
- Уж не знаю, что они себе там навыдумывали. Хотя в пабликах с городскими страшилками были всякие бредовые сплетни про то, что у Разумовской была чуть ли не стая ворон, которой она скармливала трупы. Чушь у нас горазды сочинять – хлебом не корми.
- И что же с ней сделали?
- Пришлось оставить себе.
- Ворону Разумовской? Ничего себе, вот это трофей!
Дима усмехнулся. Как будто он какой-то маньяк – оставлять себе трофеи от пойманных преступников. На самом деле практика заботиться о животных задержанных, если этого больше некому поручить, казалась ему привлекательной, впрочем, утопичной. Сколько было случаев, когда дома без надзора оставались не то что животные – маленькие дети. И хорошо еще, если они числились в школе или садике, тогда педагоги могли забить тревогу, когда ребенок переставал приходить, но чаще тут спасал счастливый случай или сердобольная соседка.
- И что, она до сих пор у вас?
- В том-то и дело, что когда Разумовская сбежала из тюрьмы, неизвестные вскрыли мою квартиру и забрали птицу. – Костя, услышав это, горестно вздохнул, будто это его питомца украли. – Больше ничего не взяли, только Марго. Но действовали профессионально – никаких следов не оставили. В общем, из-за того, что никаких значимых улик эксперты не нашли, и следствию это не помогло, я написал отказ от претензий за невозможностью в принципе установить сумму ущерба. Но так как было подозрение, что взлом как-то связан и с моей профессиональной деятельностью, комиссия, видимо, еще год мариновала папку, не хотела закрывать дело. Если бы доказали, что это связанные вещи, мне бы, может, даже выплатили бы компенсацию.
- А какая она хоть была?
Дима почесал в затылке. С чего бы начать?
- Ну, знаешь поговорку, что питомцы похожи на своих хозяев? Так вот – чистая правда.
- Она была… эээ… – Костя попытался подобрать остроумное определение, но шутка явно не задалась.
- Очень неровно дышала к технике. Особенно обожала выковыривать кнопки из клавиатуры. Ты не представляешь, какое это потрясающее чувство каждый день возвращаться домой и понимать, что тебе придется вставлять на место половину чертовых букв. Если найдешь, конечно. А то еще растащит их на шкафы, раскидает по полу. Еще она любила скинуть телефон со стола или клюнуть в экран. У меня столько защитных стекол из-за этого сменилось, что не сосчитать. Один раз пришлось везти ноутбук в ремонт, потому что эта мерзкая птица укусила монитор с такой силой, что матрица накрылась, и вместо картинки видно было только веселенькую розовую рябь. И если она вела себе так и с хозяйкой, то я не представляю, как Разумовская не свернула ей башку.
- Жесть, – неприлично восторженно протянул Костя, – Наверное, когда птицу выкрали, вы только обрадовались.
- Да как сказать… Ну все равно привыкаешь как-то, что дома кто-то есть, шуршит. Ждет, в конце концов. Марго вообще-то была неплохой компанией. Она вообще постоянно была рядом, любила смотреть, что я делаю. Забавно иногда. Особенно когда она в телек залипала. Ела из моей тарелки – хотя вот это чаще бесило. Ей непременно нужно было попробовать то, что ты ешь. Даже если ей нельзя или это то, что она не любит – хоть кусок принципиально изо рта достать. А так птица-то была догадливая. Быстро научилась свет включать. И воду. Из-за этого я перекрывал входные краны перед уходом на работу, а то она любила включить и смотреть, как водичка в раковине журчит. Могла и свет посреди ночи врубить, но это уж, скорее, из мести. Обидишь ее случайно и все – и жди диверсии. Мстительная была жутко, и когда что-то не травилось – щипалась или норовила утащить мои очки. Но – это было как будто очень по-человечески что ли, как будто она все понимает. Иногда она так чутко реагировала на человеческую речь, что, казалось, она и правда все понимает. У меня, если честно, никогда не было питомца умнее. Так что когда ее просто забрали после всего – это было немного обидно. Как будто бы я бессмысленно терпел все эти издевательства.
- Ну, зато вы как будто попробовали «демо-версию Разумовской» - хихикнул Костя.
- Вот уж кого я точно к себе домой не пустил бы.
Они взяли по несколько папок и снова потащили их к архиву.
- Вы теперь можете завести своего собственного ворона.
- Не думаю, что когда-нибудь заведу. Все-таки я все время на работе. Вот так обрекать животное на одиночество – безответственно. Да и вообще, наверное, нужно быть немного психопатом, чтобы держать дома хищную птицу.
- Почему это?
- Ее ведь нужно кормить живыми мышами. Мышей еще нигде не достанешь, мне вот приходилось ходить в зоомагазин и покупать хомячков. Вот приходишь к милой девочке-продавщице и просишь ее взвесить себе джунгариков. И она знает зачем. И ты знаешь, что она знает. И вот вы стоите вдвоем над этим мешком хомяков и понимаете, что эти малые обречены: жить им не больше недели, хотя могли бы радостно гадить в клетке еще целый год. Чувствуешь себя при этом последней сволочью. Хуже только, когда этого чертового хомяка, верезжащего так, будто его уже режут, кидаешь птице. И она радостно так сначала начинает с ним играть, потому что убить сразу – это скучно. А ты смотришь. Потому что газету потом поменять надо, чтобы кровью не воняло, и вообще – вдруг этот мышезаменитель убежит и потом размножится.
Костя хихикнул снова:
- Знаете, есть анекдот: собаки учат нас работать в команде, кошки – ценить себя. У хомячков миссия на вроде Иисуса Христа: показать детям смерть.
- Да уж, Разумовская показала мне смерть – это точно.
Костя расплылся в улыбке, довольный, что его шутку оценили. Дима мрачно подумал, что если бы дело было только в сотне чертовых хомяков – он был бы даже благодарен. Но Разумовская всегда отличалась тем, что действовала с размахом. И она многим показала – многое: что такое безотчетный страх, накрывающий, как только входишь в торговый центр или спускаешься в метро, и что такое толпа, почувствовавшая вкус крови. Персонально Диме она показала, что такое пройти по краю и выжить по чистой случайности. Миссия, пожалуй, чуть сложнее, чем у Христа. Как будто она была пророком какого-то более древнего и черного бога.
Дима тряхнул головой. Отвлекся, называется, от мрачных мыслей. Пора менять тему разговора, не то он опять провалится в воспоминания о пятнадцатом. А он и так почти жил в них: вот только вчера ему снова снилось, как он преследует Ольгу в лабиринте переулков – и каждый раз теряет.