Глава 10 (2/2)

- Возможно, на это были причины…

- И я знаю эти причины. Ни одна из них не является достаточно состоятельной, чтобы молчать, когда речь идет, возможно, о подготовке нового нападения с многочисленными жертвами. Вы не верите мне? Так верьте фактам. Нападение у «Золота Востока» уже показало, что у Разумовской были сообщники. Была группа в масках. Как в прошлый раз. Это уже почерк.

- По-хорошему я должен изъять у вас эти бумаги.

- И я готов их отдать при одном условии: – Брови собеседника взметнулись вверх, по его выражению лица стало понятно, что ему очень давно никто не ставил условий, да еще таким тоном. – Что вы не замажете это дело, что расследование будет проведено.

- Дмитрий… Я вижу, вы человек заряженный. Но вы тоже должны войти в мое положение. Какие у нас основания считать, что Волкова жива? Против ваших слов документы, заверенные, международного образца. А расследование – это сотрудники, это время, которого у нас и так не хватает. Люди любят громко кричать «волки». Бывает так, что мы реагируем, отрабатываем, а на месте находим, – Кирилл Владимирович театрально развел руками, – мешок с сахаром. А ресурсы уже потрачены, приоритеты расставлены, но, получается, неверно. А в это время, случается, была и другая угроза. И думаешь потом: это просто бдительные граждане перебдели или… диверсия?

- Вам не нужно никого выделять, я сам ее разыщу.

- Допустим… а что тогда требуется от меня?

- Я не могу заниматься этим в свободное от работы время. Кто-то должен убедить начальство в том, что это реальная задача, к которой я могу привлекать людей.

- А вы уже говорили об этом со своим непосредственным руководителем?

- А разве противодействие террористической угрозе входит в круг его компетенций?

Кирилл Владимирович недовольно цокнул языком:

- Через головы, получается, шагаете.

- Я предпочитаю называть это эффективным межведомственным взаимодействием.

- Хорош… – признал Кирилл Владимирович и широко улыбнулся. – Но мне нужно подумать. Если есть решение, должны быть и ответственные за него. У вас удобная позиция: вы или бдительный гражданин или исполнитель, а по шапке получать кому-то из нас.

- Вы действительно сейчас переживаете за свою шапку?

Кирилл Владимирович покачал головой:

- Перегибаете. Не думайте, что мне не страшно. Очень страшно. Но это не повод пороть горячку.

Дубин вышел из здания территориального управления и медленно побрел в сторону Преображенской. Ветер с Невы немилосердно задувал в спину. Было бы ложью, если бы он сказал, что его телефон замолчал – он разрывался от звонков коллег, перепалок в рабочих чатах, порой ему писали друзья или сестра, но та единственная, сообщения от которой он ждал, не писала.

Он чувствовал свою вину, ведь пусть ненамеренно, устроил девушке холодный душ. Пригласил на свидание и отменил его, когда она уже должна была подходить к месту.

Но в тот раз он просто не мог поступить иначе. Ведь именно тогда он увидел Волкову. Как там сказал Стрелков? Призрак прошлого? Что ж, может и так. Может, она и снилась ему в кошмарах, и мерещилась в темных подворотнях все эти годы. Но это не значило, что призрак не мог обрести теперь плоть и кровь.

Дубин и раньше подозревал, что кто-то из сторонников Разумовской остался в живых. Кто-то ведь помог ей скрыться тогда, в Сибири. Хотя и не мог взять в толк, кто стал бы вновь помогать, пусть и за огромную плату, той, что устроила игру на их жизни. Единственной, с кем Разумовскую связывали не только деньги, была Волкова. И когда Дубин увидел ее теперь, он почувствовал, как в голове у него окончательно складывается паззл. Больше никто Разумовскую спасать и не стал бы.

Дубин до сих пор ощущал, как волосы начинают шевелиться на голове от одного воспоминания – лицо, выхваченное из мрака светом фар встречной машины, напряженное и неподвижное, словно перед ним фотография. И глаза, настолько черные, что в них без остатка тонут любые блики. Но что-то в ней неуловимо изменилось. Она как будто устала.

Дубин легко бы согласился со Стрелковым, он и сам был бы рад убедить себя в том, что это только дурной сон наяву, если бы не эта деталь. Если бы он увидел ее ровно такой же, как семь лет назад. Но даже самое бурное воображение не способно старить лица, не умеет привносить на них то, чего человек не видел никогда раньше.

Если бы он понял это сразу. Если бы сориентировался. Но Дубин так растерялся, что не подумал даже посмотреть на номер. Только остолбенел, не в силах двинуться с места.

Проходя мимо одной из кофеен, Дубин вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Взял себе чашку американо и пару пышек он пристроился в углу тесного зала и снова уставился в телефон.

Не пишет. Обиделась.

Он только обессиленно вздохнул. Черт бы побрал всю эту работу. Конечно, ему сейчас есть чем заняться. Дима был уверен, что теперь с него с живого не слезут после такой подставы. Он ведь действительно пошел через головы, да и текущая его работа не испарится: ее свалят на других. По-хорошему, ему пока и вовсе не стоит видеться с ней, но вдруг она из-за этого вернется к тому, другому?

Когда они впервые увиделись, она была так подавлена. Дима не был слепым и видел как из-под рукавов и чуть коротковатых для ее роста пижамных штанов выглядывают фиолетовые разводы. И не был идиотом. Конечно, так невозможно просто упасть. Но все же позволил ей соврать и сделал вид, что поверил. Успокоил мать, хотя прекрасно понимал, что произошло. Пожалуй, и родители тоже понимали, иначе не позвали бы его. Возможно, они знали намного больше, и именно потому пытались подтолкнуть дочь к правильному решению.

И это все было ему так знакомо. Примерно то же самое он чувствовал на опознании, когда не выдал Лилю. В молодости все считают себя если не бессмертными, то где-то рядом. И, кажется, что физические раны – ерунда, а простить обидчика – это единственно верное, ведь он так же молод и, в целом, может оказаться не плохим человеком. И жизнь ему ломать совсем не хочется.

Кого бы ни покрывала Лера, она волновалась за него. Было видно, что ложь ей претит, но, тем не менее, она упорно врала, глядя ему в глаза. Дрожащие руки и неуверенный голос, острая реакция на расспросы выдавали ее с головой.

Он мог бы заставить ее все рассказать. Надавить, довести до слез, угрожать…

Но так ничего не решить. Он прекрасно знал, что единственное, что в действительности может помочь – это чувство, что тебя кто-то поддерживает и понимает. Что ты не в изоляции, что твое молчание не оттолкнуло. Он не рассчитывал ни на что особенное, когда оставлял свой номер телефона. Но был уверен, что она еще позвонит.

Так и случилось.

Вначале он отвечал в полушутливом тоне, просто чтобы поддерживать связь. По правде он ждал, что Лера начнет жаловаться на того, кто ее избил, или наоборот говорить о нем что-то хорошее, в попытках его оправдать… Но, видимо, сердечная рана оказалась слишком свежей. Она не касалась этой темы, а Дима тактично не спрашивал.

Но Лера и сама по себе оказалась неглупой и по-своему очаровательной. Переписки с ней затягивались, становились все более личными. Он начал писать первым…

И так просчитался теперь.

Дима решительно погасил экран и спрятал смартфон во внутренний карман пальто. Хватит отвлекаться. Возможно, она и вовсе больше не напишет. И будет права. В сущности, ни одни его отношения ничем хорошим не заканчивались. Так стоило ли вообще затеваться?