Глава 2. Вечер воспоминаний (1/2)
— Заходи, — сказал Вару, распахивая дверь в свою квартиру перед Куромаку. На сероглазого тут же дунул холодный пропахший алкоголем воздух, заставляя парня брезгливо морщить нос. Но тот, не долго думая, уверенно ступил в тёмное душное помещение. Ещё не видя окружающую обстановку, Куромаку ощущал тесноту этого места, и это внушало своеобразный уют. Старые хрущевки в принципе нравились сероглазому своей эстетикой. Серые невзрачные дома переносили его будто бы в далёкое счастливое детство, когда главной проблемой была недостача рубля для покупки сосиски в тесте в шумной школьной столовой.
Из внезапно нахлынувшей ностальгии Куромаку вывел Вару, что осторожно протиснулся за спиной одноклассника, захлопнув дверь и включив тусклый свет в коридоре. Взгляду тут же предстала странная картина. На полу валялась целая куча курток, шарфов и шапок, словно здесь прошелся сильнейший ураган.
Куромаку в нерешительности остановился у самого порога, не зная, нормально ли для этого места, что одежда вот так валяется на полу, или это у них вместо ковра работает?
— Твою мать! — воскликнул кудрявый. Судя по возгласу, все-таки данное состояние одежды не нормально. Вару начал тут же подбирать весь беспорядок с пола. — Придурки. Полквартиры мне теперь испоганили и уехали бухать.
— Соседи? — спросил Куромаку. Он аккуратно разулся и принялся ногой поправлять криво стоящую чужую обувь у порога.
— Нет, друзья, с которыми я сегодня должен был НГ праздновать, но они меня не дождались. Ублюдки, — кудрявый еле захлопнул шкаф с верхней одеждой и обернулся на бывшего одноклассника. — Куртку снимешь, повесь вот тут на крючок рядом со шкафом, окей?
С этими словами кудрявый прошел вглубь квартиры. Первым делом он заглянул на кухню и чуть не схватил сердечный приступ. Весь пол был залит вонючей жидкостью. То ли пивом, то ли блевотиной. На столе куча пустых банок и бутылок, а в раковине возвышалась огромная гора немытой посуды. Вару поспешил захлопнуть дверь в комнату. НГ отмечаем точно не на кухне.
— У тебя не найдется лишней одежды на меня? — раздалось откуда-то сзади. Кудрявый обернулся. Куромаку стоял совсем рядом, задумчиво разглядывая пожелтевшие обои в коридоре. На нем была белая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Точнее уже не совсем белая. От груди до живота красовалось большое уже подсохшее светло-коричневое пятно. Вару показалось, что он даже почувствовал запах кофе.
— На тебя что чайник вылили? — не мог не пошутить кудрявый, глупо улыбаясь непонятно чему.
— Всего лишь три чашки с половиной, — Куромаку зачем-то тоже улыбнулся, поворачиваясь при этом корпусом к Вару.
— Пожалуй, я не буду спрашивать, как это вышло, — кудрявый неловко провел рукой по своим волосам. Под взглядом бывшего одноклассника возникало странное чувство. А может дело не во взгляде, а в том, что в квартире слишком душно и жарко? — Одежду найдем. Заходи в мою комнату. Она справа. А НЕ, НЕ ЗАХОДИ. Я первый.
Вару осторожно подвинул Куромаку, первым залетая в слегка затемненное помещение. Легким движение зажигается старая люстра под потолком, освещая стены комнаты, заклеенные всевозможными плакатами. Создавалось впечатление, что за этими плакатами пытались спрятать столь раздражающие глаз старые обои. Сама по себе комната была небольшая. Незаправленная кровать, шкаф с незакрывающимися до конца дверцами да стол со стулом. Вот и вся мебель. В углу недалеко от двери еще располагался примятый темно-зеленый пуфик. На полу валялись какие-то вещи, а стол был захламлен непонятными бумагами, книгами и блокнотами.
Вару, слегка прикусив губу, принялся быстро заталкивать весь мусор с пола под кровать.
— Присаживайся. Ща найдем что-нибудь, — выпалил он как только со всеми вещами с пола было покончено и теперь его комната меньше походила на свалку. Кудрявый резко и широко распахнул дверцы шкафа, что они жалобно скрипнули. — Тебе что больше нравится: рубашка или футболка?
— Предпочту рубашку, — тут же ответил спокойный размеренный голос.
— Штаны или шорты нужны? — Вару слегка выглянул из-за приоткрытой дверцы шкафа, чтобы убедиться, что Куромаку на месте. Тот действительно смирно сидел на уже заправленной кровати, сложив руки на коленях, и старательно пытался прочитать надписи плакатов на соседней стене. Когда он только успел кровать заправить?
— Да, пожалуйста. Штаны были бы кстати.
Не говоря больше ни слова кудрявый принялся перерывать все свои вещи в поисках чего-нибудь подходящего и не позорного. Куромаку был практически таким же как Вару. Может быть на пару сантиметров пониже, но это абсолютно ничего не меняло, и в данный ситуации даже играло на руку, так как абсолютно любая одежда кудрявого ему подойдет.
В конечном итоге нашлась адекватная рубашка песочного цвета и темные штаны. Вару поспешил победно их передать бывшему однокласснику, который слегка почему-то смутился, но все-таки согласился и на предложенном. Как только он вышел из комнаты, чтобы переодеться в ванной, кудрявый сам стал раздеваться второпях. Не прошло и минуты как Вару уже нацепил на себя свою любимую чистую болотную толстовку, которую доставал в основном ради каких-то особенных случаев. Бывший одноклассник явно попадает под категорию «особенный случай». Хотя был бы на месте Куромаку любой другой бывший одноклассник, можно было бы и в потной футболке остаться…
Пока «особенный случай» задерживался в ванной, Вару успел убраться на столе, на котором под горами ненужных бумаг обнаружился разряженный ноутбук. Он явно пригодиться сегодня вечером. Не будут же они целый вечер есть и смотреть на облезлые стены?
Кстати говоря, в комнате все-таки было достаточно душно и пришлось слегка приоткрыть окно, впуская холодный воздух внутрь. Вару глубоко вдохнул, ощущая как морозная свежесть заполняет лёгкие, немного покалывая внутри. Внезапно защемило сердце от тревоги. Кудрявый даже не успел осознать, откуда взялась эта тревога, что импульсами стала расходиться по всему телу. Захотелось покурить. Невыносимо сильно захотелось покурить. Выкурить сразу сигареты три, а может и четыре.
Вару принялся шариться по комнате в поисках ICOS. Он же принёс его с собой из машины и куда-то бросил. Неужели закинул под кровать вместе с мусором? Или пихнул в какой-нибудь ящик по невнимательности? Но нигде заветного спасения не было. Сердце все также тревожно стучало. Ну не мог же он забыть это в машине, верно? Может оставил в кармане кофты? Не успела эта мысль зародится в голове, как шкаф тут же распахнулся и Вару судорожно принялся шариться по карманам снятой кофты. Внезапно пальцы коснулись чего-то гладкого в правом кармане, но прежде чем парень успел достать заветный предмет, он вдруг увидел себя в зеркале, что висело на внутренней стороне дверцы дряхлого шкафа. Зелёные волосы выглядели такими растрепанными, губы сильно побледнели, да и все лицо было каким-то белым, нездоровым. Вару тут же забыл, что он вообще искал, принявшись поправлять одежду на себе. Он невесомо коснулся своих холодных щёк. Что происходит? Минуту назад все было хорошо, а теперь его словно ножом в сердце пырнули. И теперь это самое сердце тревожно бьётся, теряя с каждым ударом литры крови.
«Надо причесаться», — пронеслось в голове. Вару тут же достал расческу из ящика, пытаясь привести свои растрепанные кудри в порядок. Кажется, стало хуже, чем было. Парень продолжил рваными движениями расчесывать локоны, совершенно позабыв о своей первоначальной цели — покурить.
— У вас очень красивая ванная, — вдруг раздалось где-то сбоку. Вару моментально бросил расческу и со скрипом закрыл шкаф, оборачиваясь через плечо на голос. Куромаку стоял в дверях, слегка наклонив голову и, кажется, еле заметно улыбаясь. Вероятно, он уже некоторое время наблюдает со своего места за смешными попытками Вару привести себя в порядок.
— Ванна то? Да, красивая… — кудрявый не сразу сообразил, о какой ванне идёт речь и почему она красивая.
— Она всегда такая была или вы сделали?
— Если ты про мозаики на стенах, то это Данте сделал, мой сосед. Всё остальное было.
— Твой сосед очень умелый, — Куромаку бесшумно прошёл мимо Вару к окну. Кудрявый внимательно проводил его взглядом, только сейчас осознавая, как же ему идёт песочный цвет. В этой рубашке сероглазый напоминал самого себя только из далёкого забытого детства. Не хватает только серого пиджака и длинного чёрного галстука.
— Ниче он не умелый. Еблан ленивый, — возразил Вару, продолжая смотреть на Куромаку, что словно статуя замер у тёмного окна.
В ответ раздалась тишина. Сероглазый не стал продолжать диалог о соседе, на которого ему очевидно было глубоко плевать.
— Я пойду еду там принесу… — первым нарушил молчание Вару, неловко потирая руки. Он хотел добавить какую-то шутку, но не успел.
— Помочь? — практически тут же спросил Куромаку.
— Не, ну то есть, да, но я все равно сейчас сюда все принесу, — немного помедлив, кудрявый покинул в комнату. В коридоре он шумно и устало выдохнул. Снова становится невыносимо жарко, да так, что голова кипит, наливаясь горячей кровью.
«Соберись, придурок, — шикнул сам на себя Вару, легонько ударив по виску ладонью. — Тебе еще праздник готовить.»
***</p>
Совсем скоро, Новый Год, кажется, начал просачиваться в съемную квартиру. Праздник зависал в воздухе, ползал по стенам и полу, стучал по замерзшим окнам. Вся мебель тоже словно пребывала в предвкушении и весело блестела в темноте или под лучами люстр.
Вару организовал праздничный ужин прямо у себя в комнате. Вытащил у соседа раскладной столик, наставил на него остатки салатов после оравы друзей, тарелочки с аккуратно нарезанными руками Куромаку колбасой и сыром, хлебушек в мисочке и блестящие гладкие фужеры. Сероглазый настоял на том, чтобы они выпили не больше двух бокалов шампанского. Пьяных людей он терпеть не мог, а себя в таком состоянии боялся. До беспамятства Куромаку напивался лишь раз в жизни, на дне рождения у Вару. Глупыми детьми они были тогда, и играли в глупые игры с глупыми желаниями. Доказать всем, что ты не только односторонний заучка-отличник, но и обычный человек, было уникальной возможностью для сероглазого. Но наверняка доказывать это таким образом было не самой лучшей идеей. Куромаку до сих пор не знал, что конкретно он творил в этом состоянии, но Вару на утро утверждал, что ничего особенного, хотя его взволнованное лицо явно говорило об обратном.
На край стола Вару с гордостью поставил свой ноутбук, проведя длинный провод через всю комнату к розетке.
— Гейский огонек включить?
— Гей тут только ты, Вару, а программа называется «Голубой огонек», — Куромаку, расслабленно вытянув ноги, сидел на кровати, прислонившись спиной к мягкой подушке у стены.
— Гейский-голубой, какая разница, а? — весело произнес кудрявый, бросая взгляд на своего гостя. — Между прочим в этой комнате два человека нетрадиционной ориентации.
— Ты и Басков на плакате?
— Какой Басков? У меня нет таких плакатов!
— Голову подними, прямо напротив тебя.
— Эээ… ЭТО НЕ Я ПОВЕСИЛ, ПРАВДА!
Куромаку негромко рассмеялся, слегка откинув голову назад. Вару не мог пропустить такого зрелища, поэтому с неподдельной душевной теплотой уставился на смеющегося одноклассника.
— Не включай огонёк. Каждый год одно и тоже, — успокоившись, спокойно проговорил Куромаку, поправляя очки. Вару всегда дивился тому, как он быстро меняет свои эмоции. Только что смеялся, а теперь смотрит как инспектор из налоговой службы.
— Президента хоть послушаем? Он также одно и тоже говорит, но это уже традиция такая…
— Послушаем, — сероглазый выдыхает и поджимает под себя ноги. Он некоторое время молча следит за тем, как Вару копается в ноутбуке, а затем внезапно решается на провокационный вопрос. — У тебя сейчас есть кто-то?
— У меня? — кудрявый почему-то вздрагивает, как будто его только что злобно пихнули в спину. — Ну… нет. А у тебя?
— После школы у тебя был кто-то? — Куромаку проигнорировал вопрос друга, смотря на него каким-то странным слишком серьёзным взглядом. Именно такой взгляд у него был, когда он приходил домой к Вару и, по-деловому закинув ногу на ногу, командным тоном начинал диктовать, как правильно жить. Кудрявый не терпел манипуляций в свою сторону, но этот сероглазый парень в вычищенной белой рубашке с гладко уложенными волосами и хладнокровными глазами имел какие-то особенные рычаги давления. Вару не мог им сопротивляться. Он соглашался со всем бредом, который срывался с прекрасных тонких губ, и ощущал себя ободранной шавкой с улицы, настолько благодарной своему спасителю, что готова выполнить любой его приказ.
В какой-то степени Вару часто сравнивал себя с дворнягой. Кем ещё может считать себя ребёнок, о вшивости которого ему трезвонят с детства? Слабое, гнусное и злобное существо. Так говорила мать. Много говорила. Днем Вару огрызался, а ночью в слезах невольно находил сходства себя и собаки.
Бабушка была иного мнения. Она говорила, что кудри Вару подобны свежим вьющимся побегам, что у него красивое чистое лицо и что он достаточно силен для чего-то великого. Её слова вдохновляли душу, подталкивали к творчеству. Вару бы отдал многое, чтобы хоть раз снова услышать эти слова. Чтобы снова увидеть человека, который в него верил.
В школе кудрявый больше всего на свете не хотел показаться слабым. Рано понял, что физической силы ему не занимать, после того, как здорово получил в нос от разъяренного однаклассника. И тогда же понял, что злость и сила это последнее на что способны слабые люди. Они не могут противостоять Вару и прибегают к кулакам, единственная верная защита, что всегда при них. С того момента выводить людей стало смыслом жизни. Выводить на эмоции, а потом легко ускакивать от их кулаков, оставляя совсем опозоренными. Этим он доказывал всем и в первую очередь себе, что они слабаки. ОНИ СЛАБАКИ, а он сильнее. Значит мать неправа. Значит она ошибается. Он не собака. Он сильнее.
Куромаку появился в его жизни в седьмом классе. Вару отчётливо помнит его костюм на линейке первого сентября. Такой аккуратный, чистый, особенный. Он был похож на какого-то маленького учителя. Именно, что маленького. Рост не больше 155 сантиметров. На 10 ниже, чем был тогда Вару.
«Гном», — заранее придумал кудрявый, посматривая на нового одноклассника сквозь гудящую толпу детей. Но что-то в нем было необычного. Что-то кроме небольшого роста, что выделяло его на фоне остальных. Может то, как он ровно держит спину, как чуть приподнимает подбородок, подобно пионерам в старых фильмах, или как беспрекословно выполняет любые указания учителя.
Позже Вару понял, что было в нем не так. Новый ученик был словно тигр в цирке. Выдрессирован до тошнотворного идеализма. Никогда не ошибался, всегда говорил лишь то, что нужно, участвовал во всех конкурсах и олимпиадах и даже в простых вещах соблюдал некий порядок. Например, никогда не приходил без сменки, не забывал учебников, ручки на парте складывал в ровный ряд и писал разборчивым красивым почерком.
Куромаку был идеальным. Его все любили. Все относились с особым вниманием. И он был сильным. Настолько, что сила струилась из его холодных серых глаз, которые всегда казались слишком взрослыми для такого миниатюрного мальчика.
Для Вару же он стал врагом. Жертвой. Которую просто необходимо убить. Уцепится за слабость и давить, давить, давить. Давить до тех пор, пока он жалобно не застонет, пока из взрослых глаз не потекут детские слезы и все увидят, что не такой уж он и сильный. Вару сильнее.
Куромаку хорошо держался первые месяцы. Вару подшучивал над ним по любому поводу. Делал мелкие пакости, кажется, даже однажды попытался испортить его рубашку во время физкультуры. А идеальный мальчик лишь поджимал губы, фыркал и изредка говорил кудрявому о том, что его поведение неприемлемо. Вару казалось, что со стороны он похож на гиену, что щёлкает челюстями вокруг гордого леопарда. Припугивает, посмеиваясь, в то время как леопард лишь безразлично отворачивает морду.
Но с приходом зимы все стало меняться. Вару стал более жестоким в своих проделках. Сероглазый гномик же стал нервнее, но молчаливее. Он приходил в школу уже усталым, нехотя избегал встреч с Вару и начал давать слабину в учёбе. Ещё спустя время он поник сильнее. Кудрявый почувствовал свою победу, когда руки Куромаку впервые дернулись от злости и с громким хлопком хлестнули по запястьям Вару за то, что он посмел надорвать тонкий лист тетради.
До конца года такое случалось не раз, и в каждый из них Вару чувствовал сладкое удовольствие от победы. Он сильнее. Гномик в очках и костюме ничего не сможет с ним сделать. Он сильнее.
Но стоило новому учебному году начаться, как все кардинально изменилось. Вместо гномика на первое сентября пришёл высокий парень. Ростом 170, когда сам Вару около 173. Это был не тот идеальный мальчик, это был совершенно другой человек. Все ещё в прекрасно выглаженном костюме и с ровно уложенными волосами, но другой.
«Гномик ел целое лето, чтобы дорасти до Великого Вару? Похвально», — пошутил тогда кудрявый, стоя рядом с Куромаку на линейке.
«Великого? Странно. Мне всегда казалось, что тебя зовут Идиот Вару. Или хотя бы Нелепый Вару»
«Идиот» никогда не было обидным обзывательством для кудрявого, но сам факт грубого ответа от идеального мальчика поразил до глубины души и разжег ярость. Вару резко развернулся, хватаясь длинными пальцами за чёрный галстук гномика, и сильно дернул на себя. Куромаку подался вперед, но в то же время упёрся ладонями в напряжённые плечи обидчика.
«Повтори, сука», — рыкнул Вару ему в лицо и тут же онемел. Серые глаза все такие же холодные, но теперь ещё полные презрения и насмешки. Что черт возьми с ним случилось за лето?
Прежде чем Куромаку ответил, кудрявый оттолкнул его от себя. Затем отошёл как можно дальше, прячась за спинами одноклассников.
Дома уже понял, как же глупо вспылил. Он поддался ярости из-за какой-то фигни. Прямо как все его жертвы до этого.
Вару никогда не побеждал Куромаку. Просто раньше идеальный мальчик сдерживал всю свою силу, а теперь неизвестно почему сильно обнаглел.
С восьмого класса Вару и Куромаку стали самыми настоящими врагами. Теперь атаковал не только кудрявый, но и идеальный мальчик. Он все также держал осанку, был гордостью класса, не ошибался, был все таким же идеальным. Но одновременно с этим огрызался на Вару. Он шутил в ответ на обидные шутки. Он довольно улыбался, когда Вару получал от учителей. Он смеялся над неудачами кудрявого. Долго и противно смеялся. Вару не отставал. Он не мог обогнать Куромаку по знаниям, но мог обогнать по-другому. Он пользовался старыми тактиками, злил, выводил на эмоции, выбивал из колеи, издевался. И наверное, так могло продолжаться долго, если бы не один случай.
Вару сильнее всего на свете ненавидел лишь одну вещь. Свою мать. И в тот вечер он ушёл из дома, злобно хлопнув дверью, упорно смаргивая слезы, застывшие на ресницах.
Он подал заявку на кастинг для мальчиков 14-18 лет. Кастинг на съёмку в рекламе какой-то крутой компании. Для Вару, что с детства мечтал стать актёром, это был отличный шанс. Но для участия требовалось согласие родителя. Это самое согласие мать порвала, громко хохоча. Она сказала, что из Вару такая себе цирковая собачка, что он не сможет прыгать на ушах на телевидении и ему нет смысла даже пытаться.
Горькая обида от этих слов щипала глаза и больно сжимала сердце.
Цирковая собачка… Нет смысла даже пытаться… Эхом звучало в голове, когда кудрявый, не глядя летел по парку, когда куборем летел со склона в озеро, когда окунулся с головой в ледяную воду и когда с ужасом понял, что левая нога немеет и отказывается двигаться. Вару глотал ртом грязную приторную воду, барахтался, безуспешно пытаясь подтянуть онемевшую конечность к груди. Он хотел закричать, попросить о помощи, но каждый раз из горла вылетало лишь бурление, и Вару захлебывался сильнее, глубже уходя под воду.
«Допрыгался,» — донесся отчетливый как будто бы со дна голос матери.
Кудрявый устал пытаться, он в последний раз что есть мочи рванул вверх, последний раз глотнул свежий вечерний воздух и ушёл под воду. Но не прошло и секунды, как кто-то подхватил его за плечи и снова вытащил из озерной воды. Вару не барахтал единственной рабочей ногой, боясь пнуть своего спасителя, лишь громко откашливал грязную воду, чувствуя как его тащат на берег.
Стоя на коленях на пляже из мелких острых камушков, кудрявый выплевывал остатки воды в лёгких. Кто-то сзади несильно давил рукой на грудь, помогая избавиться от всего лишнего. Другой рукой, бережно поддерживал подбородок кудрявого.
Как только откашливать стало нечего, Вару вырвался из захвата неизвестного, упираясь руками в камни и больно царапая ладони.
«Не лучшее время, чтобы искупаться. Да и водоём так себе».
Кудрявый через плечо резко оборачивается. Куромаку мокрый и в одних трусах, скрестив руки на груди, с осуждением смотрел на Вару. У него было худое бледное тело. Совсем не спортивное. Даже не поджарое. Худое и такое красивое.
Дальше все было как в тумане. Вару с того дня помнил лишь, как Куромаку довёл его до своей квартиры. Идеальной квартиры. Какие бывают только в фильмах. Накормил, высушил. Кажется, они ещё долго разговаривали. И именно тогда Вару узнал, что семья идеального мальчика совершенно не идеальна. Его родители развелись в прошлом году. Куромаку долго жил с отцом, а потом мать с отчимом отсудили его, отобрали силой. Семейные тёрки шли ещё очень долго, а бедного идеального мальчика закинули к психологу, от которого он вышел уже не просто идеальным мальчиком, а уверенным, способным постоять за себя мальчиком. Вышел с тем, чего ему не хватало ранее в жизни.
Но одна вещь в этот день запомнилась Вару больше всего. Куромаку, закинув ногу на ногу, посмотрел на него сквозь свои блестящие очки, улыбнулся и чётко сказал:
— У тебя всего достаточно, чтобы выиграть эту жизнь, Вару. Может быть ты учишься не очень, но мозги у тебя есть. Есть красивое лицо, харизма и упорство. Кем ты там хотел стать? Актёром? Я готов поклясться тебе, что если ты этого действительно захочешь, твои имя будет в титрах каждого фильма.
Это был второй человек в жизни Вару, который в него по-настоящему поверил.
С того дня, он не пытался победить Куромаку. Вару, конечно, сильный, но не настолько как идеальный мальчик, что стал для него путеводной звездой в жизни. Они все ещё грызлись иногда, подшучивали друг над дружкой, но теперь это была не борьба. Шутка. Шутка между двумя друзьями.
Вару из прошлого никогда бы не поверил, что Вару из будущего будет сидеть на первой парте с отличником и даже не для того, чтобы списывать. Должно быть, и Куромаку из прошлого в это тоже бы не поверил…
И вот девятый класс. Экзамены. Вару и Куромаку вечно ошивались вместе. То в идеальной квартире идеального мальчика, то в мини-Аду цирковой собачки. Кудрявый чувствовал себя невероятно хорошо просто рядом с важным для него человеком. Человеком, что поверил. И кудрявый очень боялся расстроить или обидеть этого человека. И потому долго откладывал сказать, что это, кажется, их последний год вместе.
Но рассказать планы о поступление в колледж все же пришлось. Куромаку тогда поджал губы и долго смотрел в окно. Потом молча пересел в кресло и принял позу хозяина. Так её назвал Вару, потому что никогда не мог отказать серьёзному идеальному мальчику, грозно закинувшему ногу на ногу. Он настаивал остаться в школе. Учиться 11 классов. Приходил и каждый день настаивал. Вару совершенно не хотелось менять планы, но что-то внутри него так сильно хотело согласится с Куромаку, а потом встать перед ним на колени и обнять его длинные ноги.
Вару так и остался в школе. Следовал самому авторитетному мнению. И провел ещё два счастливых года в компании самого дорогого человека. Это было правда хорошее время. Время, от которого в памяти остались приятные воспоминания, что согревали душу в самый крепкий мороз.
У Вару не было девушки, у него был Куромаку. Куромаку, который был лучше какой-то девушкой. У него были красивые манящие глаза, а ещё изящное худое тело, тонкие губы и ровный голос. Кудрявому понадобилось много времени, чтобы осознать, насколько же сильно он любит идеального мальчика. И кажется, любит уже очень давно, что готов целый день перекидываться с ним едкими необидными шуточками, хохотать и горячо обсуждать до ужаса мелочные вещи.
Вару много раз хотел коснуться его губ, хотел опалить его кожу собственным дыханием, хотел прижаться и недвижно застыть примерно на целую вечность.
Но время шло, а кудрявый так и не решался. Он не знал точно, что останавливало его. Может быть сам Куромаку отталкивал его, а может Вару просто не хватало смелости выразить свои чувства.
Но все же однажды это произошло. Внезапно и неожиданно. Они были дома у Куромаку, когда Вару потянулся поправить ему причёску. Сероглазый игрался, специально отворачивался, мотал головой из стороны в сторону, и в какой-то момент оказался слишком близко. Губы соприкоснулись случайно, но никто уже не захотел их размыкать.
Дальше была длинная череда дней отношений. Они встречались весь одиннадцатый класс. Никто не знал о том, как они с чувством обнимали друг друга вечерами, как целовались в туалете, пропуская контрольную, как Вару сжимал длинными пальцами бедро идеального мальчика под партой, пока тот горячо спорил с учителем, как Куромаку берет кудрявого за теплую ладонь по дороге по пустой безлюдной улице. Никто не знал, как сладко стонет идеальный мальчик от ласковых прикосновений губ Вару к бледной коже груди, и как кудрявый зарывается руками в собственные волосы от нежных поцелуев Куромаку.
Последний раз они целовались на выпускном. Пока весь класс пирует в снятом ресторане, Вару аккуратно прижимает Куромаку к плитке на пустующей кухне, который так и наровит стащить с него зелёный парадный пиджак.
Там же они и поссорились. Как две шавки загавкали друг на друга из-за ерунды. Куромаку рассчитывал, что они пойдут в один институт, но предложенная специальность не устраивала Вару. Он хотел быть самым настоящим актёром, а не каким-то монтером или монтажером. Но Куромаку был уверен, что Вару ранее согласился и они все обговорили, но кудрявый такого совершенно не помнит.
Они оба были дураками в тот момент. Необязательно учиться в одном институте, чтобы любить друг друга. Но в тот момент они были злы. И ни один из них не собирался идти мириться первым. Каждый считал себя правым. И потом каждый ночами корил себя за свое решение. Корил, что был таким эмоциональным. Корил, что не пошёл на уступок.
Вару ночами обнимал подушку, представляя своего идеального мальчика, гладил его по бледной чистой коже и рыдал в плечо. Ему часто снилось, что они опять вместе. Они опять держаться за руки, опять целуются в туалете, опять болтают про пустякам.
Куромаку это все тоже снилось. А ещё он страдал от бессонницы. Не мог заснуть часами, глядя в потолок пустыми глазами и представляя это ухмыляющееся лицо, что щекотит щеки своими завивными кудрями.
У Вару никого не было после Куромаку. Прошло 7 лет. Но он так никого и не нашёл. Куромаку был единственным, кого он все ещё считал близким и дорогим человеком. Даже пытался когда-то найти его номер, адрес. Но все было тщетно, и Вару оставалось лишь с завистью смотреть на влюбленные парочки и по привычке обнимать подушку, представляя идеального мальчика…
— Нет, — выдыхает Вару. — У меня никого не было.
— Не ври мне, — Куромаку хмурится, напоминая собой старого учителя истории у них в школе, когда ему говорили о пошлостях жизни какого-то исторического деятеля.