Глава 11. Четыреста процентов (1/2)
— Привет, — голос Эдварда вывел Лилиан из задумчивости. Она сидела за кухонным столом и пыталась решить задачу по физике, но мысли ее витали где-то совсем далеко, заставляя изредка шумно вздыхать.
— С утра же виделись, — пробурчала она в ответ, вновь смотря на чернеющие буквы, раздражающие своим смыслом, а точнее полной бессмысленностью. Она ненавидела физику и назло всем не хотела ее понимать.
Ее глаза вмиг сузились в две узкие щелочки, а Эдвард мысленно ощутил вибрацию непристойных выражений в воздухе, которые в этот раз Лили решила не заглушать своим даром.
Когда дело касалось физики, в Лилиан вселялся демон, который постоянно проходил лишь две стадии: гнев и отрицание. А принятием неизбежного каждый раз занимался кто-то из семьи, решающий задачи за нее, потому что уговорить Лилиан сделать хоть что-то по этому предмету было невозможно.
Вампир подошел ближе и облокотился локтями о стол.
— Помочь или будешь до ночи испепелять учебник взглядом? — предложил он, зная, что сама она никогда первая не попросит помощи, а будет тянуть до последнего, пока он сам не предложит. Ей приносило какое-то особое удовольствие направлять свою злость на этот предмет, смакуя горечь на кончике языка. Эдварда не особо удивлял такой способ выражения отрицательных эмоций. Кто-то разбивал кулаки о стену или чье-то лицо, другие ломали вещи, занимались усиленно спортом или срывались на близких. Были и те, кто молчали, загоняя гнев внутрь себя, растворяя его по собственным венам, отрицая сам факт того, что они чувствовали нечто плохое.
— Если решишь все, то я буду тебе премного благодарна, — Лили довольно кивнула, улыбаясь ему рассеянной улыбкой.
Эдвард пододвинул к себе помятую тетрадь и взял в руки карандаш. Ему не составило особого труда за несколько секунд написать на черновике решение. Он уже давно понял, что сотая попытка объяснить Лили ненавистный ей предмет принесет лишь ее крики и слезы.
— Спасибо, — она искренне поблагодарила его и стала переписывать все на чистовик.
Вампир наблюдал за ней и прислушивался к ее мыслям, пытаясь понять, почему она сегодня такая отстраненная. Дело было уж точно не в физике, о которой она даже не думала до его прихода.
«Что мне ей сказать? Может ничего не говорить? Может вообще больше не идти в школу? Тогда мы с ней никогда больше не увидимся. Осталась неделя, совру что плохо себя чувствую…»
Машина Карлайла зашуршала по гравию в полумили от дома, отвлекая Эдварда на сотую долю секунды.
»… Почему она так со мной? Я ведь была всегда рядом, но… Черт! Не ту букву написала…»
Лили склонилась чуть ближе над листом и начала усердно тереть резинкой жирный слой грифеля, который вместо следов оставлял углубления на бумаге. Сметая темно серые крошки рукой, она чуть смазала соседние буквы и принялась писать дальше.
«Она так же меня из памяти сотрет, как этот проклятый ластик. Будто меня и не было вовсе. Уже стерла…»
Расстроенный выдох сорвался с ее губ, а карандаш в руках на мгновение замер, неуверенно завибрировав в воздухе, в нескольких сантиметрах от бумаги.
На улице послышалось, как хлопнула дверца машины, и затем голоса Карлайла и Эсми начали обсуждать очередную научную статью, которую глава семейства опубликовал в известном медицинском журнале, правда, под чужим именем.
«Зачем мне вообще друзья, если я всегда буду одна? Кроме семьи у меня никого никогда больше не будет. Этот горький урок я усвоила…»
Входная дверь, которую никогда не закрывали на ключ, практически беззвучно открылась, впуская двух вампиров в просторную прихожую. Их голоса наконец коснулись и человеческого слуха Лили, от чего она перестала думать о своем и вновь сосредоточилась на задачах.
Карлайл и Эсми были в хорошем расположении духа и едва слышно шуршали бумажными пакетами, раздражая тонкий слух Эдварда. Резкий неприятный запах еды заставил вампира скривится, задерживая дыхание.
Через пять с половиной секунд на кухне стало на двух человек больше, а живот Лили издал жалобное завывание кита на аппетитный для нее запах.
— А мы как раз привезли тебе кое-что вредное, — Эсми пропустила конец предложения, который мысленно звучал как «чтобы хоть немного поднять тебе настроение».
— То, что нужно, спасибо, — Лили улыбнулась, отодвигая тетрадь в сторону, и с предвкушением приподняла наверх крышку картонной коробки, из-под которой повалил едва видимый для человеческого глаза пар. — Вы не против, если я поем у себя? Я очень устала.
— Конечно, милая. Эдвард будет только рад. Он терпеть не может запах сыра с плесенью.
Лилиан усмехнулась, слегка толкая брата (или дядю) плечом. Она давно уже окончательно сошла с ума от всех тех ролей, что играли в этой семье, поэтому просто называла всех мысленно братьями и сестрами, так было легче.
Неспеша собрав свои вещи и взяв коробку с пиццей, Лили ушла наверх, запираясь в своей комнате.
— Ты смог узнать, что у нее случилось? — обеспокоенно поинтересовалась Эсми, разбирая пакеты с едой. Она всегда закупала слишком много, желая разнообразить рацион Лилиан, но это приносило не мало проблем. И в первую очередь ту, в которой половина продуктов просто пропадала и выбрасывалась в мусорное ведро.
— Что-то опять с Карли, — Эдвард пожал плечами, говоря про этот общеизвестный факт, который всегда был причиной плохого настроения, апатии или задумчивости младшего члена семьи. — Думаю, она хочет попрощаться, надеясь еще на что-то, но одновременно и боится этого.
— Может мне поговорить с ней? В прошлый раз мне удалось подобрать нужные слова.
Эдвард покачал головой, все еще прислушиваясь к мыслям Лили.
— Она не огородилась от тебя? — спросил Карлайл, пристально смотря на сына, и получил в ответ утвердительный кивок. — Значит в глубине души хочет, чтобы ее услышали и были рядом. Поговори с ней, сынок, — его широкая ладонь по отчески коснулась плеча Эдварда, чуть сжав подбадривающе.
Было в этом жесте так много человеческого и близкого, что Эдварду стало не по себе, и он отвернулся к окну, стараясь не смотреть на них. В начале его раздражало, что они становились так похожи на людей. Хоть они и жили среди них, но между вампирами и людьми всегда была глубокая пропасть. Но из-за Лили им пришлось заново научиться понимать людей и некоторые вещи вошли в привычку. Например частый тактильный контакт, как было сейчас.
Они всегда были семьей, странной, но семьей. Вампиры, живущие под одной крышей и играющие роли. Каждый оберегал и защищал их образ жизни, но настоящей семьей, где каждый заботился друг о друге они стали совсем недавно.
И вот сейчас, смотря на руку отца, он не мог понять, а нравилось ли ему все это? Ведь это сделало по-настоящему уязвимым каждого члена семьи.
Раньше, путешествуя в одиночку или вдвоем, никто из них особо не следил за временем, не звонил и не писал остальным. Для всех это был глоток свежего воздуха перед очередным переездом в новый город. Но сейчас, хоть Элис и Джаспер были далеко, они все же приезжали на каждый праздник и даже звонили раз в неделю, присылали открытки и фотографии.
Эдвард как-то спросил у Элис, почему она это делает, а она ответила, что помнит, как радовался Карлайл, когда получал от Лили каждое письмо, фотографию или даже весточку из нескольких строк на обороте открытки. Как Эсми с улыбкой на губах советовала, что написать в ответ и какую книгу отправить в подарок. Как она сама проверяла в нитях будущего реакции маленькой Лили и пересказывала их родителям. Каждый из них словно оживал, даже Эдвард и Джаспер.
И Элис начала со временем делать точно также. Что было самым интересным, эти небольшие письма и вправду радовали каждого, кто остался в Анкоридже. Но больше всех, конечно, Карлайла и Эсми. И Элис знала это, каждый раз подписывая своим изящным подчерком очередную открытку.
— Я свыкся с той мыслью, что все уехали и оставили Лили на меня, но я не тот, кто может решить все проблемы. Ей нужна Роуз, которая почему-то вместо того, чтобы быть рядом со своей дочерью отдыхает с Эмметтом в затяжном отпуске, — с раздражением произнес Эдвард. — Почему ты вообще позволяешь им думать, что она тут счастлива?
Карлайл снисходительно улыбнулся, как делают часто взрослые. Небольшая пауза позволила ему подсобраться, и, выдержав вопросительный взгляд сына, он ответил:
— Лили попросила, это ее решение. Ты же знаешь, что мы не можем ей отказать, если сами выстроили эти правила, где она взрослый человек, с чьим мнением считаются.
— Но она несчастлива! — воскликнул Эдвард, — Ты обманываешь всех. И думаю, Роуз будут очень зла, когда на следующей неделе они вернутся и увидят, что все совсем не так, как им рассказывали целый год.
— Эдвард, милый, — Эсми вмешалась, не желая, чтобы они опять спорили по этому поводу, — мы это уже обсуждали. Просто последние месяцы дались ей тяжело, но мы и так знали, что нечто подобное произойдет летом, просто все те события ускорили то, к которому все изначально шло. У Лили был не простой год, но до марта она была абсолютно счастлива.
Март. Отвратительный был месяц, по мнению Эдварда. Полный беззвучных рыданий и запаха соли в воздухе. Зато апрель стал месяцем безразличия и фальшивых улыбок. За ним последовал май с первыми ростками задумчивости и полный мозговой активности. И наступил наконец июнь, месяц, в котором кое-кто принял для себя неизбежную истину: «семья — мои единственные друзья».
Но до марта были месяцы радости и счастья, тут Эсми была права. Лили наслаждалась тем временем по-настоящему.