404 (1/2)

врачи напишут мне в карточке «неврастеник»

лечение: медикаменты и физический труд,

а я, тонущий в иле, молча смотрел вокруг

и просто хотел, чтоб меня любили.

© любовь моя — элли на маковом поле</p>

Курапика хотел быть нормальным. Правда хотел. Но определение нормальности — вопрос спорный. Для Куроро, например, быть нормальным значило просто быть: все люди нормальные по-своему, считал он. Для мамы, по всей видимости, все женщины средних лет автоматически становились нормальными, если родили к своим годам хотя бы одного ребенка. Даже если при этом имели привычку распивать спиртное в одиночестве на кухне после работы — к себе-то у нее никаких претензий не было.

Но у Курапики с нормальностью были сложные отношения.

Всю жизнь он прилагал слишком много усилий, чтобы только сойти за обычного человека. Учеба? Хорошо, он будет учиться так, что учителя будут бесконечно хвалить его и пророчить светлое будущее. Друзья? Да, он постарается наладить отношения с как можно большим количеством людей. А может быть стоит проявлять общественную активность? Читать книжки? Взяться за какие-нибудь дополнительные занятия? Да, да и да. Нужно же выглядеть нормальным, хорошим и здоровым мальчиком.

Но выглядеть можно кем угодно, а на деле глотать таблетки, таскаться по врачам, следить за режимом, беречь себя, свою тушку и ебанный мозг — лишь бы только приблизиться к жизни обычных людей. Для Курапики быть нормальным означало быть здоровым. А все остальное приложится.

Коридор был белым, как и положено больничным коридорам. Пол — чистым, почти стерильным. Стены — пустые, скучные. Даже плакатов никаких. Курапика в какой-то там раз провел подушечкой указательного пальца по краям бумажки с результатами энцефалограммы, пробежался глазами по напечатанным буквам и вздохнул.

Решение обратиться в частную дорогую клинику вместо государственной, где он наблюдался все эти годы, было его собственным. И оплачено было им самим. Мама не очень-то верила в успех его затеи — «ты четырнадцать лет таблетки пьешь, а что толку?» — но не препятствовала ничем. Курапика подозревал, что ей просто надоело покупать лекарства и она, как и он, надеялась на чудо. В государственной же больнице на чудо надеяться не приходилось. Врачи там относились к Курапике снисходительно, устало и раздраженно либо с тошнотворной жалостью. Курапике это безумно надоело. Поэтому и был найден этот дорогой, молодой и расхваленный на сайте клиники доктор. Курапика, когда искал его, надеялся, что он сумеет дать ему то, что так давно хотелось получить — закрытую историю болезни, как сертификат на возможную жизнь нормального человека в мире нормальных людей.

Но Курапика не учел еще один критерий своей ненормальности.

Доктор был горячим красавчиком, а Курапика был геем.

— Мистер Курута? — высунулась в коридор медсестра. Белый халат, медицинская маска на лице и плотная фигура.

— Да, — с готовностью пружинисто поднялся с железного белого стула Курапика. Голос прозвучал слишком испуганно и от того тонко, поэтому он откашлялся.

— Проходите, пожалуйста.

Все как всегда. И в прошлый раз так было и в позапрошлый. Курапика проходил за медсестрой, и сначала появлялся кабинет. Простой, белый, невзрачно-светлый, а за окнами еловые ветки. Курапика задерживал на них взгляд — в прошлый раз на них лежал снег, а в позапрошлый шел дождь, из-за которого они казались потемневшими и потяжелевшими — а потом только смотрел на своего лечащего врача. Белый халат, под которым угадывалась светлая однотонная рубашка, фотохромные очки и улыбка. Очаровательная, дружелюбная, яркая и жизнерадостная. Курапика, глядя на нее, тоже хотел улыбаться.

И никакого снисхождения или жалости во взгляде доктора не было. Только внимание и искренняя заинтересованность в работе. Это подкупало и вызывало доверие.

— Добрый день, — поздоровался он. — Вы у нас?..

— Курапика Курута, — поспешно напомнил Курапика, устраиваясь на стуле возле стола доктора. Медсестра, вернувшаяся на свое место, начала щелкать мышкой, что-то выискивая на компьютере, наверное, выводя доктору на второй монитор Курапикину амбулаторную карту. — Здравствуйте.

— Да, я помню вас, — радостно подтвердил доктор. С такой интонацией люди обычно приветствуют старых друзей. На какой-то миг Курапика позволил себе поверить, что это правда, что он действительно интересен доктору Паладинайту и тот искренне рад его видеть, а не просто проявляет вежливое дружелюбие, предназначающееся для обращения ко всем его пациентам. — Генерализованная эпилепсия в форме судорожных тонико-клонических приступов, верно?

Курапика кивнул, заправляя прядь волос за ухо. Он не любил говорить о своем заболевании. Еще больше он не любил тот факт, что говорить о нем приходилось с человеком, который был ему небезразличен.

— Да, — подтвердил он вслух.