Глава 1. Прошлая жизнь (1/2)

Ты возьмёшь и проведешь меня через Вавилон

(с) песня “I fell you”

— С днём рождения, Мия.

Марго кривит губы в подобии усмешки и подходит ближе к столу, накидывая на чужие плечи мягкую кофту. Мия с трудом, но всё же приподнимается на локтях, позволяя укутать себя в кашемировую ткань. Тело отказывается слушаться и кажется каким-то тяжёлым, будто она толкает сама себя через толщу воды вверх. В итоге, удаётся сесть, и она непокорными подрагивающими пальцами цепляет кофту по краям, силясь запахнуть на обнажённой груди. Мия смотрит на женщину и раскрывает губы, а голос звучит иначе, по-странному с хрипотцой и придыханием:

— Как всё прошло?

— Сама посмотри. — Марго хмыкает и кивает в сторону.

Мия еле-еле поворачивает голову и в одном из многочисленных зеркал видит совершенно постороннее отражение. На неё в ответ смотрит худощавая девушка с волосами цвета капучино ниже плеч и мутными глазами неразличимого при слабом свете цвета, её кожа смуглее, чем у настоящего тела, и черты более острые, очерченные, будто выточенные из камня. Так непривычно. А затем она кидает взгляд на второй стол, но не находит там себя.

— А где… — Начинает Мия, но вошедший человек прерывает вопрос.

— Я всё закончил.

Это Алекс. Он входит в импровизированный алтарь и глядит на неё пристально, с нескрываемым интересом, и чему-то одобрительно кивает.

— Со всем разобрался?

— Да. Всё кончено.

Мия решает не вмешиваться в их диалог. Ей не интересно каким образом они подстроили самоубийство, ведь свою часть она выполнила ещё накануне: сочинённую ею предсмертную смс Алекс должен был скинуть прямо перед самим ритуалом. Сейчас куда важнее другое: они уедут, сегодня же уедут из этого города, страны, от этих людей, и начнут новую жизнь. Странное ощущение лёгкости и свободы наполняет тело предвкушением, и на душе становится совсем спокойно. Всё закончилось. Наконец-то. Мия Савицкая мертва. Да здравствует Мия!

— …документы. Мия, ты меня слышишь?

Да-да, конечно она слышит, вот только о чём это Алекс говорит? Видимо, тот всё понимает, потому что вздыхает, протягивает к ней руки и помогает сползти со стола, придерживая и прижимая к себе. Помнит, каково ему самому было, но Мия сомневается, что Лекс испытывал то же, что и она сейчас, ведь его тело было точной копией родного, а тут посторонний человек, с другими пропорциями. О том, как будет приспосабливаться к новому образу, она ещё успеет подумать, голова и без этих мыслей словно ватой набита, а ноги совсем не слушаются. Поддерживаемая со стороны, Мия всё-таки выходит из помещения на свежий воздух. Улица кружится перед глазами в ритме карусели, и даже привычные цвета кажутся другими.

— Ты знал, что каждый человек видит цвета по-своему? — Спешит поделиться замечанием Мия.

— Да. — Алекс кивает и помогает ей усесться на заднее сидение автомобиля, умещаясь рядом. — Я тоже заметил, когда очнулся.

— Забавно, — отстранёно замечает она и расслабляется.

Остаток дороги до аэропорта проходит в полной тишине, а там регистрация и снова мягкое кресло в бизнес-классе. Мия вновь проваливается в сон и не видит ничего: ни других людей, ни очередных загулов, ни Инес, ни Владислава. Владислав? Кто это вообще такой? Но она помнит… Помнит, с чего всё началось.

Как сказала ей Марго прямо перед ритуалом: «Существует одно простое правило: не спасай того, кто не хочет быть спасённым». А Мия отчаянно жаждала спасения. Желала уйти, убежать от прошлой жизни, от той, где не осталось больше ничего важного и нужного, где не было ни любви, ни семьи, ни счастья, где балом правил жестокий мир родственных душ.

***</p>

Мие Савицкой было семнадцать, когда появилась метка, как и у всех в её возрасте. Восхитительные, пронизанные едва заметным голубоватым свечением буквы готическим шрифтом сплелись в знакомое имя чуть ниже тазовой кости. Она даже загуглила шрифт, но не нашла перевода его обозначению. «Werfus» выглядел красиво, но как-то оборвано, чужое имя в две строчки: «Владислав Янковский».

Несмотря на бойкий характер, она наивно предположила, что любить её будут обязательно и всем сердцем. Ведь так и должно быть! Ведь они — родственные души! Наверное, Владислав просто не хочет торопить события, ждёт свою предназначенную и также предвкушает их воссоединение. Иллюзии с треском рассыпались, когда в ту же ночь Мия различила яркую вспышку под закрытыми веками — сцену любви между двумя партнёрами. На теле мужчины из этого видения, чуть ниже тазовой кости при каждом движении очень ясно можно было различить лёгкий отсвет букв, складывающихся в известное: «Мия Савицкая».

Утром она ничего никому не сказала, только покосилась на довольного жизнью Владислава, не зная с чего начать, что сказать, и стоит ли вообще о чём-то заикаться. Она решила подождать и посмотреть, как сложатся обстоятельства. Ведь не может он не ощутить, что метку так и тянет к родственной, появившейся всего восемь часов назад? Не может ведь, верно?

В следующий раз видение настигло её в раздевалке. В этот раз у стены оказалась зажатой какая-то блондинка — Мия уверена, что где-то её видела. И всё те же отрывки, та же надпись и девичьи стоны, а знакомая ладонь зажимала припухшие от поцелуев губы.

Мия терпела, ждала, ей уже исполнилось восемнадцать, а почти что ежедневные похождения своей половинки заполняли голову в самый неподходящий момент, даже на тренировках. Она одним только чудом умудрялась ничего себе не сломать и не вывихнуть, когда перед глазами вставали образы очередных пассий Владислава, а Ландау тем временем кричал, требуя идеального выполнения арабеска.

На смену ожиданию пришло негодование: она начала огрызаться на балетмейстера, грубить, не задумываясь о чужих чувствах, а затем наступило полнейшее непонимание ситуации. Как так? Почему Владислав её не чувствует? Почему он не ощущает боль своей родственной души? Что с ним не так? Мие хотелось с кем-то поделиться, поговорить с тем, у кого такое уже было и кто точно её не выдаст. Разговор с Камиллой она завела в тот же день, подкараулив подругу у выхода из зала и вызвавшись провести домой.

— Мил, у тебя ведь есть метка, а? — Она хотела начать издалека, а получилось, как обычно: напрямую и наотмашь.

— Есть. — Та кивнула неохотно и нахмурилась. — И у тебя должна быть, возраст уже. А что такое?

— И ты чувствуешь его эмоции? — Проигнорировала вопрос Мия.

— Иногда. — Камилла напряглась ещё сильнее. — Может, скажешь уже, что хотела и не будешь увиливать?

Она замялась, прикусила нижнюю губу и тяжело вздохнула.

— А может быть так, что соулмейт тебя не чувствует?

Соулмейт — иностранное словечко, обозначающее родственную душу. Камилле оно никогда не нравилось. Девушка резко остановилась, повернулась к Мие всем телом и окинула каким-то странным взглядом, в котором можно было угадать… Сожаление? Сочувствие? Именно его. Мия сразу поняла, что это не к добру.

— Я слышала, что такое бывает… — Камилла запнулась. — У моих родителей так было. Папа не нашёл свою родственную душу и решил, что та умерла. Потом женился на маме, а предназначенная объявилась, когда мне было восемь. Он просто не принял её. — Лёгкое пожатие плечами, словно она старалась согнать накативший озноб. — Та девушка очень страдала, приходила к нам и плакала, говорила, что постоянно видит маму и меня перед глазами, что больше так не может.

Мила смотрела куда-то сквозь неё, вдаль, и в глазах её угадывалась такая печаль, что Мие в пору вешаться от осознания всей глубины проблемы. Лучше бы она никогда не спрашивала, лучше бы она не знала.

— А папа ничего не чувствовал, сколько бы его не спрашивали, — продолжила Мила совсем тихо. — Мы даже узнали только через год, что та девушка умерла.

— Как? — В горле пересохло, и голос вышел похожим на карканье ворон.

— Избавилась от метки.

Мия только кивнула и продолжила идти вперёд. По позвоночнику вверх, перебирая мерзкими лапками, пробирался страх, лип к телу и проникал под кожу, оседая на внутренностях, заставляя их сжаться. Нет, ей совершенно точно не следовало это знать.

— Мия? — Окликнула её подруга, догнала и опустила ладонь на плечо. — Ты думаешь, что от тебя отказались?

— А я могу сделать то же самое? — Встречный вопрос, хотя она уже догадывалась каким будет ответ.

— Это работает только в том случае, если эмоциональная связь не закрепилась. — И уже со знакомым сожалением раздалось чёткое: — Мне жаль.

Больше ей ничего не нужно было знать. Она обречена. От этого не избавиться. Теперь до конца жизни терпеть видения неразборчивого в связях Владислава. Терпеть и сходить с ума от раздирающей душу боли. Мия понимала, что, если бы тот не стал сразу же спать с другой женщиной прямо в день её рождения, этого всего можно было бы избежать. Они могли поговорить, обсудить, что им это не нужно и разорвать связь обоюдно, но теперь слишком поздно. Всё решили за неё.

На уровень с её возвышенной, дарованной самими небесами любовью, поднялся новый виток — стебель, покрытый свинцовыми шипами. И имя ещё не раскрывшемуся бутону на витке — ненависть.

Вместо дома Мия, с твёрдым намерением всё исправить, направилась в совершенно другое место. Она пошла к Владиславу, не ожидая подставы. Когда того не оказалось дома, Мия уже приготовилась к очередному марафону в своём подсознании и новой порции боли. Но этого не произошло ни вечером, ни ночью, ни утром, а на тренировку Влад и вовсе не пришёл.

Резкий всполох перед глазами: падающие лепестки с розовых деревьев, так прекрасно, что дух захватывает, и вода, везде вода, она практически тонула. Вынырнув из видения Мия поспешила к Ландау, который так и не смог дать вразумительного ответа, только злился не пойми на что и, махнув рукой, с неприятным акцентом злобного произнёс:

— К чёрту пошёл твой Янковский!

Картина прояснилась не сразу, только уже ближе к вечеру удалось узнать, что Владислав бросил всё и уехал неизвестно куда и не пойми зачем. Но Мия не была бы собой, если б не узнала правды. В который раз за двое суток она прокляла своё любопытство и желание докопаться до истины, потому что её возлюбленный, её родственная душа, которого она жаждала почти так же сильно, как и презирала, покинул их балетную труппу ради работы во Франции. Он просто сбежал.

И она полетела за ним. Просто потому что так надо, так правильно. Сама себя в этом убеждала, не признаваясь, что метка сильнее, как и желание быть рядом со своей половинкой. Только на месте Мия поняла насколько дурной была эта затея. Только когда на её слова о том, что они предназначены друг другу судьбой, прозвучало холодное:

— Мы не можем быть родственными душами. Я тебя не чувствую.

— Потому что ты отказался от меня! — Не выдержала Мия. — Как ты мог! Ты даже не попытался!

Она вздрогнула и замолчала, потому что тот взгляд, которым только что окинул её Владислав, был куда красноречивее любых слов. Он словно говорил, издеваясь: «Попытаться? С тобой? Ты в своём уме, девочка?», и отчаяние затопило с головой. И что с того, что он старше? Не такая уж и большая разница у них в возрасте. Но, кажется, Владислав этого не осознавал: один только холод, сплошной лёд в его глазах, ни капли вины или понимания.

— Просто оборвал связь, отвернулся, — продолжала обвинять она. — Не захотел принять и почувствовать хоть что-то… — Судорожный вздох. — За что ты так со мной, Слав?

— Я пробовал, — решился тот на признание, и это окончательно выбило Мию из колеи.

— Когда? Когда ты пробовал? В день моего семнадцатилетия?!

Её голос сорвался на крик, а он нахмурился, видимо понимая к чему идёт разговор, но не стал прерывать чужое откровение.

— Я ведь видела! Я всё видела! Каждую женщину, как проклятый калейдоскоп! Одно удовольствие и никакой боли! В то время, как я… Как мне…

Она окончательно затихла, ладони вспотели, а дрожь пробирала всё тело. Мия опустила голову, чтобы собраться с силами и довести начатое до конца.

— Ты мог бы подождать несколько часов, не умер бы от воздержания. Тогда и я сейчас была бы свободна, а не наблюдала за твоей жизнью, как за фильмом 18 плюс. — Она вскинулась, распрямила плечи и посмотрела смело, уверенно, глаза в глаза. — Эта связь — твоя ответственность, Слав. Ты виноват — тебе разгребать.

— И что ты предлагаешь? — Яд стекал по каждому слогу.

— Давай попробуем… — Секундная неуверенность. — Соединить наши метки?

Вышло жалко, она знала, но по-другому не получилось бы и с сотого раза. Мия практически предложила ему всю себя «от» и «до», предоставила полный доступ и дала разрешение на все запреты — только бы взял. Она даже не предполагала, как сильно затянула с признанием, как поздно обратилась к нему, поэтому его слова стали ножом, пронзающим самое сердце.