Глава шестнадцатая. Осколки судьбы (2/2)

— Прощайте и вы, Атос! Не могу сказать, что всегда был доволен вами. Вы слишком много ошибались и слишком много пили. Хотя для Атоса это было слишком мало, а для Графа де Ла Фер… Ну, выпейте последний бокал и с богом! - даже не выпив, Атос просто разбивает стакан о стену.

Они вчетвером умерли в 1661 году, в один день: Атосу было 62 года, Портосу неизвестно, но примерно 60 лет, Арамису 58 лет, а Д’Артаньяну примерно 55 лет.

Рука Атоса обмякла и Одри вдруг осознала, что потеряла и его. Она, наконец, посмотрела на мужа: он был так прекрасен, так изысканен, даже сейчас, когда его душа уходила из тела. Она упала и уткнулась лицом в его колени. До сих пор она не могла отпустить его руку, целуя и сжимая её всё крепче и крепче.

Рауль подбежал к отцу, но было уже поздно. Он упал на одно колено и склонил голову. Виконт не мог, не знал, что ему теперь делать, единственное, что у него осталось это его мать. Он посмотрел на неё, на эту заплаканную седовласую старушку, которая в одно мгновение потеряла семью и друзей. Рауль почувствовал, что теперь он в ответе за неё, что теперь Он глава семьи. На его плечи свалилось это бремя, так неожиданно и в тоже время ожидаемо… Но он не знал как лучше помочь ей, ведь сейчас любое слово могло ранить, и без того израненную душу. Поэтому он молчал и гладил маму по плечу, пытаясь хоть как то поддержать её.

Всё закончилось или может только начиналось. Одри не чувствовала больше ничего, говоря про себя лишь одну фразу: «Нет, они живы, они не могли оставить меня!» - отрицание это первая стадия горя и Одри пройдёт все пять.

Когда тело Атоса уносили из комнаты, её одолел гнев. Рауль хотел обнять маму за плечи, но женщина лишь раздражённо отшатнулась от него. Она так яростно и отчаянно посмотрела на сына, что тот даже испугался. Этот взгляд, казалось, был не человеческим и напоминал скорее взгляд дикого зверя, загнанного охотниками. Вторая стадия прошла и наступила третья - торг. С кем она могла торговаться? С Богом? С Дьяволом? Она и сама не знала, безуспешно ищя помощи в людях и вещах окружавших её. Но, не забывая о своём благородстве, она развернулась и выбежала из комнаты. Манон хотела пойти за ней, но Рауль остановил её.

— Графине нужно побыть одной. Вы же знаете, Манон, она сильнее всех нас и сейчас ей просто нужно время… - это были мудрые слова, слова Графа де Ла Фер и Виконт понял это, понял, что теперь отец живёт в нём.

Несколько дней подряд, Одри боролась с депрессией - четвёртой стадией горя. Рауль был прав, Одри всегда была сильна духом. Теперь после смерти мушкетёров, только она осталась и только она знала их лучше всех.

Счёт времени был потерян. Шли дни, а Одри до сих пор не выходила из своей спальни. Одинокая, старая, один на один со своими мыслями и тревогами, страхами и кошмарами. Принятие - вот к чему она стремилась изо всех сил и наконец, у неё это получилось. Она вышла из комнаты и к ней сразу же подбежал Гримо. Он проводил Графиню до кресла и помог сесть.

— Ваше Сиятельство, мы боялись за вас! - он тревожно смотрел на неё. Одри изысканным жестом провела рукой в воздухе и Гримо упал перед ней на колени. Её лицо стало похожим на фарфоровую маску: безэмоциональное выражение лица; улыбка стала натянутой и притворной; глаза окончательно потеряли свой блеск.

— Мой дорогой, Гримо! Я так благодарна вам! Но теперь после смерти моего мужа, которому вы так преданно и беспрекословно служили, вы можете быть свободны. Я не стану держать вас... — с ним она старалась быть искренной и нежной. Её голос тоже изменился, став более спокойным и размеренным, мрачным и безжизненным. А её речь стала мудрой и философской, казалось это горе, закалило её. Гримо удивлённо смотрел на Графиню. Казалось он больше не узнавал её, не видел в этой женщине её саму.

— Госпожа, как вы можете такое говорить мне! Я уже давно служу не только Графу, но и Вам. Неужели вы не видите, я у ваших ног, сударыня! Да и как я могу оставить вас?! Тем более в такой ситуации! - он печально склонил голову. Одри улыбнулась уголком губ и погладила его по голове.

— Что миновало, то забыть пора и с сердца сразу свалится гора! - Гримо посмотрел на неё блестящими от слёз глазами и вновь склонил голову, почти уткнувшись в колени Графини. Одри тоже слегка склонила голову в знак благодарности и продолжала успокаивающе гладить Гримо по голове.

Скорее всего, их всех похоронили раздельно. Но мне представляется сцена, когда Одри в чёрном платье с накинутой на лицо чёрной вуалью стоит, словно статуя или призрак перед четырью могилами. Одна. Лишь она и четыре безмолвных холодных мраморных изваяния. Она не знала по кому её сердце тоскует больше, по мужу, брату или друзьям. Она разрывалась между ними, её душа разрывалась, но кто мог знать, что самое большое испытание ещё впереди…